— Значит так, — ответил сержант. — Мы разберемся с тобой, когда уйдем на юг. — Он угрожающе посмотрел на Орлова. — Похоже, никто тебя не знает, хотя на тебе форма НКВД. Из какого подразделения? Что за пакет ты намеревался передать комиссару? Ты думаешь, что мы идиоты?

— Нет, я думаю, что вы просто похожи на идиотов, — поддразнил его Орлов. — Я скажу вам, почему немцы дают нам под зад в этой войне. Потому что мы не можем понять, с кем мы боремся! Если бы это был я, я был бы там, в Кизляре, в окопах на реке, а не занимался тем, чтобы везти невинных девушек и старух к Молле и его товарищам. Тебе, сержант, нравятся молодые или старые? Вот почему мы проигрываем эту войну.

Сержант отмахнулся и вытянул шею, чтобы выглянуть наружу, но выражение его лица подсказало Орлову, что его последние слова зацепили того. Орлов ухмыльнулся и увидел, что двое других тоже подавили улыбки.

Наконец, они достигли реки, сужающейся не более чем до ста метров или около того — иловый ручей, направляющийся в сторону моря. Некоторое время они следовали вдоль северного берега, но мостов здесь не было, и грузовики продолжали двигаться дальше. Полоса суши постепенно сужалась между рекой и заболоченной местностью на севере. Какое-то время они двигались по узкой дороге, пока ведущий грузовик не остановился, увязнув в грязи. Колонна остановилась, и Орлов услышал резкий голос полковника, выкрикивающего приказы. Люди полезли наружу, послышались женские голоса, затем полковник сунул голову в кузов их грузовика.

— Выходите! Дальше пешком. Грузовики не могут двигаться дальше. До моста в Казгане не больше километра. На другой стороне найдем новые машины. Присматривайте за ним, — он указал на Орлова, нахмурившись. — Он хочет увидеть товарища Моллу? Очень хорошо, скоро увидит.

Полковник явно угрожал, но Орлов воспрянул духом. Замечательно, подумал он. Они ведут меня к Молле! Что может быть лучше? У меня есть револьвер, шесть патронов и все время в мире.

У него появилось пьянящее ощущение собственной неуязвимости, словно он был полубогом, спустившимся с небес в мир глупых смертных. Он был всеведущ, пока у него оставалась куртка и наушники для связи со «Светланой». Он мог сказать им, что случиться завтра, на следующей неделе, в следующем месяце, в следующем году. Никто не поверит ему, хотя матросы на тральщике Т-492 научились ему верить. Жаль Камкова. Ему следовало прислушаться и уйти вниз, немного поспать, но каждому человеку постоянно приходиться принимать множество мелких решений, и иногда они могут означать разницу между жизнью и смертью.

Он сел на скамью, и на его лице появился тихая улыбка. Что могли знать эти ничтожества? Да ничего! Ему нужно было просто похлопать их по голове. И начнет он с комиссара Моллы.

Дороги на южном берегу реки были намного лучше, чем на северном. Капитан Джон Хаселден и него небольшая группа коммандос некоторое время шли пешком, прежде, чем вышли к реке к югу от города и решили переплыть ее. Добравшись до другой стороны, он ощущали себя уставшими, промокшими и замерзшими, но, подобравшись к окраине деревни, обозначенной на карте как Куртанаул, обнаружили старый лэнд-лизовский «Студебеккер»[102], очевидно брошенный. Сержант Терри были знаком с ними и, проведя полчаса под капотом, сумел заставить его завестись и тронуться с места. У них оставалось достаточно топлива, кроме того, им нужно было какое-то прикрытие, чтобы оставаться незамеченными.

Вечер сменился ночью, но они решили продолжать движение, пока могли, используя преимущество темноты, чтобы продвинуться как можно дальше на восток. Судя по карте, к югу от реки находилось множество мелких ферм и одна приличная дорога, шедшая на восток вдоль берега. Мост, который они искали, находился в чуть более чем сорока километрах от Кизляра, а ехать приходилось по разбитой дороге в темноте с выключенными фарами. К счастью, они не встретили никого на своему пути, так как большинство людей в этой малонаселенной местности, вероятно, уже укрылись в жилищах в поисках тепла и укрытия. Ночь была в их распоряжении, и они сумели заблаговременно добраться до моста и укрыть грузовик, сведя его с дороги.

— Когда мы прибыли в Форт-Шевченко, была охотничья луна, — сказал Хаселден. — Теперь она уже наполовину убыла. — Полумесяц сменялся последней четвертью, и на следующей неделе ночи будут особенно темными.

— В темноте лучше, — сказал Сазерленд, смазывая жиром скулы под глазами.

— Они скоро будут здесь, — уверенно сказал Хаселден. — По моим подсчетам, мы опередили их на два часа.

— Да, капитан, но нас всего трое! А в колонне девять грузовиков. Там может быть чертова полная рота НКВД!

— Там не все солдаты. В них загнали множество женщин и детей, прямо перед тем, как они рванули оттуда. Остальные развернулись и побежали на юг, когда появились джерри.

— Ладно, — сказал Сазерленд. — Предположим, что у них там два или три отделения. Что тогда? Мы можем встать здесь, на мосту, но что нам это даст? Они развернутся, и тогда нам конец.

— Эта хорошая позиция, — сказал Хаселден. — Как и раньше: сержант Терри прикрывает, мы маневрируем.

— Терри хорош с «Бреном» но не сможет долго сдерживать три отделения.

— Если они у них есть.

— А я говорю, нужно взорвать мост, пока есть возможность, — настаивал Сазерленд. — Сделаем это, и им придется переходить реку вброд, а глубина здесь по грудь. Тогда мы сможем поставить их в невыгодное положение и увеличить наши шансы. Они не будут ждать засады.

— Точно. Они не похватаются заранее за оружие, и не насажают в нас долбаных пуль, — Хаселден глубоко вздохнул. Он выглядел усталым и подавленным.

— Что не так, Джок? Погода не нравится?

— Не могу понять, — ответил Хаселден. — Что-то не так, просто что-то неправильно — и все. И хорошо поесть и выспаться не помогает.

— Со всеми то же самое, — сказал Сазерленд.

Но в эту ночь Джон Хаселден ощущал что-то еще, что-то тонкое и растянутое. У него было странное ощущение, что что-то в мире было неправильно, сбилось с пути, пошатнулось, и это было как-то связано с ним, хотя он и не мог понять, в чем именно была проблема.

Тонкое ощущение неправильности, словно бутерброд со слишком малым количеством масло и без джема. Странное чувство, что его не должно было быть здесь, продолжало медленно точить его мозг, хотя он не мог понять, почему. Возможно, подумал он, дело было в этом месте. Он должен был находиться далеко на юге, в Египте, где чувствовал себя как дома в жаре и песке пустынь. А от этих болот он промерз до костей, хотя ночь была не такой уж холодной. И все же, как он не старался, он не мог избавиться от ощущения, что вторгся на землю, на которую не должен был ступать. Это было не простое беспокойство относительно операции в тылу противника. Это было обычное дело. Нет. Было что-то еще, и он не мог просто собраться, и это тихо выводило его из себя.

Хаселден был зомби, как назвал это Алан Тьюринг. Ему не было места на земле среди живых. Он должен был погибнуть и быть похоронен в песке пустыни во время рейда на Тобрук в операции «Согласие». Но операция была отменена, и это привело его сюда, и теперь у него был холодный договор с судьбой, от которого появлялось липкое ощущение в затылке. Эта операция была своего рода лэнд-лизом — подарком Времени, который заставлял его дышать неподвижным ночным воздухом и держать палец на спусковом крючке своего 9-мм автомата «Стен», лежа в грязи. Он должен был быть мертв, но он был жив. На каком-то уровне он понимал это, и глядя за едой на ночных привалах на охотничью луну, он отчетливо понимал, что поедает собственную жизнь и душу. Он ощущал себя, словно тот старый «Студебеккер», в котором еще осталось топливо, но который оказался брошен на дороге и взят другими по необходимости.

Хазелден встряхнулся, прогоняя судорогу с плеча.

— Ладно, Дэйви, давай по-твоему. Ставь заряды. Я прикрою.