Чуть повернув голову, он увидел, что это сказал тот здоровенный тип, с которым он давеча дрался.

— Какая разница! — сказал предводитель с явным раздражением. — Он бандит. Убейте его, и покончим с этим.

— В этом парне есть огонь. Огонь и сталь. Мы могли бы выковать из него что–то полезное. Духи знают — нам нужны воины в Цитадели.

— Это хладнокровный убийца. Детоубийца. Кроме того, он только что получил стрелу в колено. Мало кто восстанавливался после такой раны.

Наступила недолгая тишина. Он затаил дыхание, Ледотай бушевал прямо под ним.

Сильная рука потянула его вверх, почти нежно, затем развернула.

— Никогда не встречал мальчишку, который бился бы так долго. Особенно — полуголодного. Я спрошу еще раз: как тебя зовут, парень?

Он посмотрел на своего спасителя. Лицо мужчины покрывали ссадины — следы их схватки, но во взгляде не было ни злобы, ни гнева. Только любопытство.

— Мое имя… — медленно произнес он, стараясь не потерять сознание от боли. Сморгнул с глаз снег. — Мое имя… — повторил он. — Кейн.

— Кейн!

Грубый голос вырвал его из сна, будто опрокинутое на голову ведро ледяной воды. Волк мог по–разному проскрежетать его имя, но кровь стыла в жилах в любом случае. Одного взгляда на Джерека, его лысую голову и лицо в шрамах, оставленных огнем, было довольно, чтобы понять: дело плохо.

— Бандиты? — Он беззвучно пошевелил губами.

Джерек кивнул и хмуро уставился в идущую на убыль ночь. Суровый воин уже держал наготове свои топоры, жестокие орудия смерти, которые забрали столько жизней, что Кейн давно сбился со счета.

Старый горец с трудом поднялся на ноги, протирая со сна глаза. Развести бивачный костер они не озаботились. Лето было в разгаре, и, кроме того, они надеялись, что не привлекут внимания.

Он извлек из ножен свой двуручный меч и прищурился, всматриваясь в темноту. Ни черта не видно, угрюмо подумал он. Его зрение ухудшалось.

Чувства Джерека, с другой стороны, казалось, остры как всегда. Его друг нес караул большую часть времени, и, хотя никто из них об этом не говорил, Кейн стал чувствовать себя виноватым. Но сколько вины может взвалить на себя человек?.. И чем старше становишься, тем труднее нести это бремя.

Где–то поблизости с хрустом сломалась ветка. В воздухе просвистела стрела и гулко вонзилась в траву в шести футах от того места, где были привязаны лошади. Они захрапели и нервно задвигались.

Кейн вздохнул. Он терпеть не мог лучников. По его разумению, они немногим лучше чародеев, хотя у большинства из них, по крайней мере, хватало чувства приличия не строить из себя прославленных героев. Обрывок сна, от которого Кейн только что очнулся, всплыл на задворках памяти, и он опустил взгляд на левое колено. Вспомнив об испытанных тогда мучениях, невольно поморщился.

Джерек показал влево и удалился, низко припадая к земле. Кейн последовал за ним, хотя, когда он согнулся, спина яростно запротестовала.

Ему показалось, что впереди колышутся тени. Бандиты перемещались обычно маленькими группами — так удобнее наносить яростные и быстрые удары и мгновенно исчезать. Вряд ли их там много. Если им удастся вырубить одного–двоих, остальные сами разбегутся.

Внезапно он почувствовал движение справа от себя. Не обращая внимания на свои скрипящие больные колени, он прыгнул, перекатился через голову и, вскочив на ноги, высоко воздел свой двуручный меч, готовый рассечь надвое любого, кто там окажется.

Но это был лишь Джерек, глаза которого блестели в призрачном свете. Сплюнув на траву, Волк покачал головой.

— Они сбежали, — сообщил он. — Нам лучше трогаться. Нет смысла ждать, чтобы нас перестреляли при свете дня.

Кейн кивнул. Риск напороться на бандитов, пересекая Бесплодные земли, существовал всегда — оба они прекрасно знали это из своего недавнего опыта.

Вернувшись в свой лагерь, они обнаружили, что поклажа исчезла.

— Придурки сперли наши мешки, — прорычал Джерек, всегда выражавшийся без обиняков, и принялся дергать себя за бороду, как делал всякий раз, приходя в ярость.

Закрыв глаза, Кейн оперся на двуручный меч. Неблагоприятное начало путешествия. Прошли три недели, как они покинули Сонливию, и раны, полученные в ходе битвы за город, вынудили их сделать передышку. Особенно скверными оказались раны Джерека — по крайней мере два сломанных ребра и треснувшая скула. Но Волк готов был скорее вырубиться прямо в седле, нежели отложить отъезд еще на неделю. Джерек терпеть не мог толпы. Он на дух не переносил удобства, которыми окружали себя жители Низин. По правде говоря, он много чего не мог терпеть.

— По крайней мере, у нас все еще есть лошади, — проворчал Кейн. Он подошел к животным, уныло качая головой. — Мы могли бы вернуться в Пепельный дождь и пополнить запасы, — предложил он, хотя уже знал, каков будет ответ.

Джерек бросил на него мрачный взгляд:

— Я не собираюсь туда возвращаться. Это дерьмовая дыра.

Кейн не мог это оспорить. Пепельный дождь — весьма уместное название. Черная пыль, разносимая вихревыми ветрами с холмов Демонических Огней по самому северному вассальному городу Сонливии, проникала там повсюду. Пепельный дождь — не то место, куда кому–то из них хотелось бы срочно вернуться.

— Думаю, поедем дальше, — сказал Кейн, возвращая меч в ножны и забираясь на лошадь. Небо светлело, полуночная синь бледнела, сменяясь темно–серой сталью, — ночь уступала место утру. Он разглядывал окружающее пространство, а Джерек забрался на своего черного жеребца. Тот принял на себя угрюмого седока с легкостью, что поразила бы хозяина конюшни, который продал им коня. Джерек умел находить подход к животным, чего ему так не хватало в общении с людьми.

Во всех направлениях перед ними на многие мили простиралась равнина. Дикорастущие травы вытесняли поросль дубов, вязов и буков. Вскоре дневной свет откроет взглядам ослепительные оттенки золота и зелени.

Кейн знал, что дальше к северу эти яркие краски выцветут, трава станет вялой и редкой, а деревья сменятся кустарником, пока не начнутся, в полном смысле этих слов, Бесплодные земли — обширные пустоши, некогда — родина яханских племен кочевников–коневодов (до того, как Война с Богами расколола землю). Когда они с Джереком в прошлый раз проходили здесь, Бесплодные земли просто кишели бандитами. С учетом той вереницы трупов, которую оставили за собой два горца, Кейн полагал, что король бандитов вряд ли встретит их с распростертыми объятиями.

Скача рядом, он озабоченно наблюдал за Джереком. Казалось, Волк страдает от боли. Вероятно, дает о себе знать одна из его ран. Самого Кейна его травмы тоже все еще тревожили, особенно — ножевое ранение в живот, грозящее загноиться. Плоть чистая, и ее зашили, но шрам все еще саднил. Он не особо обращал на него внимание. Бывают такие раны, которые не заживают никогда, они словно гноятся в глубине души и в конце концов разрушают человека сильнее, чем любое телесное повреждение. Духи знают: у него самого достаточно таких шрамов, но известие, полученное в Сером городе, дало ему надежду, что, быть может, самый большой из них не останется с ним до самой могилы. Впервые за многие месяцы у него появилась цель, ради которой стоило жить.

Бросив поводья, он сжал кошель, висящий на поясе. Сорок золотых шпилей и пригоршня серебряных скипетров — большие деньги для любого. Он и Джерек прошли сквозь ад, чтобы их заработать. Не каждый день помогаешь освободить город от тирана. Там, в Благоприятном краю, он нашел себе друзей, повстречал хороших мужчин и женщин — и некоторых не вполне хороших, но тем не менее интересных. В других обстоятельствах он захотел бы остаться. Вместо этого он и Волк покинули Сонливию, как только получили свою плату. Деньги, которые уютно устроились в этом кошеле, все изменили. Именно поэтому он возвращался на север. Назад, в Высокие Клыки. В то место, что когда–то называл домом.

— Кейн!

Джерек указал на чащу деревьев прямо перед ними. Кейн наклонился вперед на своей гнедой кобыле, но увидел лишь неясное зеленое пятно. Разочарованно покачал головой. Он еще помнил то время, когда тридцатилетних считал стариками. К сорока для мужчины пора расцвета оставалась уже позади. К пятидесяти его боевые подвиги становились далекой историей, о которой можно рассказывать внукам. И тем не менее ему уже шестой десяток, а он по–прежнему занимается все тем же дерьмом, при том что тело разваливается на части и отлить становится сложнее, чем убить человека.