Джордж почти что застенчиво улыбнулся Мэгги и вышел из комнаты. Было слышно, как он поднимается по лестнице.

– Вы сказали, что может, быть, Вик жив? – спросила миссис Спитални.

– Нам кажется, такая возможность есть.

– Сообщений о его смерти нигде нет, – сказал Андерхилл. – Он просто исчез, находясь в Таиланде, так что всегда существует возможность, что он просто остался там или же отправился в одно из дюжины других мест. Он мог купить новые документы. А вы действительно ничего не получали от сына с тех пор, как он исчез?

Со стороны двери послышались тяжелые шаги, Маргарет поспешно замотала головой и посмотрела в ту сторону. Руки ее начинали дрожать.

– Не думаю... – Она замолчала, как только ее муж вошел в комнату, на этот раз держа в руках фотографию в старой серебряной рамке.

– Посмотрите на это, Мэгги, – сказал Джордж. Миссис Спитални искоса поглядела на Майкла, затем опустила глаза.

– Пойду лучше посмотрю, как там ужин, – она встала и, не глядя, прошла мимо мужа, который улыбался Мэгги, переводя дух после подъема по лестнице.

Пул подвинулся поближе к Мэгги, чтобы взглянуть на фотографию. Это был старый студийный снимок молодого человека в бейсбольной форме, снявшегося с битой в руках. Лет в восемнадцать-девятнадцать Джордж Спитални выглядел точно так же, как сын, которого он впоследствии произвел на свет, – тот же узкий лоб и черный чуб. Он был более мускулистым, чем Виктор, каким-то более сильным, основательным. У него было, как и у Виктора, лицо человека неприятного, но неприятного совершенно на другой манер.

– Неплохо, да? Это я в тридцать восьмом году. Что вы об этом думаете?

Мэгги ничего не сказала, и Спитални предпочел принять ее молчание за признак того, что она не может подобрать нужных слов.

– Не думаю, что сейчас я выгляжу намного хуже, хотя прошло уже почти пятьдесят лет. В следующем году мне выходить на пенсию, а я еще в чертовски хорошей форме. – Он на несколько секунд повернул фотографию к Пулу, затем к Андерхиллу и снова к Мэгги.

– Вот именно так и должен выглядеть молодой человек, ведь правда? А когда я посмотрел на моего ребенка – я имею в виду тот день, когда родился Виктор, то испытал чудовищный шок: я был уверен, что полюблю его, что буду безумно любить его, что это случится само собой. Но так и не смог ничего почувствовать, таким уродливым был этот ребенок. Я сразу увидел, что ему никогда не догнать меня. Можете называть это психозом или как хотите, но все так и вышло. Никогда. Ни разу. Когда уже в старшей школе у него была эта девица, Дебби Макжик, он никак не мог взять в толк, как следует вести себя с такой умной девушкой. Сказать по правде, мне тогда казалось, что она скорее приходит сюда полюбоваться на меня, чем на него.

– Готово, – послышался откуда-то из глубины дома голос Маргарет.

Джордж Спитални дал Мэгги еще несколько секунд полюбоваться фотографией, затем поставил ее на телевизор.

– Вы, ребята, идите на кухню и рассаживайтесь. А мне надо заглянуть в комнату для маленьких мальчиков.

– И что же случилось, когда нам наконец показали фотографии? – спросил Тим, улыбаясь Мэгги, когда они возвращались в такси к себе в отель.

Майкл тоже дожидался случая задать этот вопрос. После обеда – “Клади, Мэгги, побольше кетчупа себе на колбасу. Мы здесь едим его вместо соевого соуса” – миссис Спитални поднялась наконец наверх и принесла фотографии Виктора. Супруги не хотели показывать их, но раз уж пришлось их принести, Джордж тут же стал распоряжаться, объявив половину из них никудышными, другие смешными, а несколько вообще слишком уродливыми, чтобы их можно было показывать. В конце концов им показали три фотографии: на одной был снят сильно смущенный мальчик лет восьми, девяти на велосипеде, на другой – Виктор-подросток, облокотившийся на капот старого черного “Доджа”, а третья была стандартной фотографией выпускного класса. Ни на одной фотографии Виктор Спитални не был таким, каким его помнили Пул и Андерхилл. Для них было шоком осознать вдруг, что Виктор Спитални когда-то выглядел таким невинным ребенком. Там, где он опирался на капот машины, Спитални выглядел гордым самолюбивым юношей, вполне владеющим собой и знающим себе цену. Как ни странно, именно фотография маленького мальчика больше всего напоминала друзьям Виктора, которого они знали по Вьетнаму.

– Узнаешь его? – спросил Майкл у Мэгги. Девушка кивнула, но очень медленно.

– Это должен быть он. Там было темно, и лицо, которое отпечаталось в моей памяти, становится с каждым днем все более расплывчатым, но я практически уверена, что это он. К тому же человек, которого я видела, был сумасшедшим, а ребенок, естественно, выглядит абсолютно нормальным. Но если бы я была мальчиком, и отцом моим был этот тип, я бы тоже сошла с ума. Он думает, что главный ущерб, который принесло дезертирство его сына, это то, что оно доставило неприятности его драгоценной персоне.

– Ты записала телефоны?

Мэгги опять кивнула. Джордж и Маргарет нашли для них телефоны Билла Хоппера и Мака Симро – оба были теперь женаты, жили по соседству и работали в Долинах, – и Деборы Макжик Туза. Завтра они возьмут такси и снова отправятся в этот район. Пул вспомнил несфокусированный, как бы обращенный внутрь взгляд некрасивого маленького мальчика, сидящего на своем велосипеде. Во взгляде была какая-то безнадежность, как заметил кто-то из них, кажется, Мэгги, и, наверное, именно поэтому восьмилетний Виктор Спитални больше всего походил на человека, которого они знали. Только на личике мальчика на велосипеде, с торчащими ушами и передними зубами, которые вполне могли бы принадлежать взрослому, на детском лице видна была та безнадежность, которую они привыкли видеть у взрослого Вика.

Когда они вернулись в номер, Андерхилл снял свою черную шляпу с большими полями и черное пальто, а Майкл спустился вниз и заказал то, что показалось ему самым лучшим вином, которое могли предложить в “Форшеймере”, – “Шато талбот” тысяча девятьсот семьдесят четвертого года, – и “спрайт” для Андерхилла. Всем хотелось чего-нибудь такого, что могло бы смыть вкус ужина с языка.

– Ты налил кетчуп даже в капусту, – сказала Мэгги Тиму.

– Я просто спросил себя, что сделал бы Конор Линклейтер, если бы был сейчас с нами.

– Кому мы позвоним в первую очередь? – спросил Майкл. – Дебби или одному из парней?

– Как ты думаешь, мог он писать ей?

– Вполне возможно, – ответил Майкл и начал набирать номер Дебби Туза.

Трубку взял подросток лет тринадцати, который спросил:

– Вам нужна моя ма? Ма-а-а, там тебя мужчина.

– Кто это? – спросил через несколько секунд усталый женский голос. Пулу слышно было, что в комнате на другом конце провода работает телевизор.

Майкл представился и кратко объяснил цель своего звонка.

– Кого-кого вы ищете?

– Виктора Спитални. Нам сказали, что вы дружили с Виком, когда оба учились в Руфус Кинг Скул. Секунду она молчала. Потом еще раз спросила, кто он. Майкл снова назвал свое имя и повторил всю историю.

– А откуда вы узнали мое имя?

– Я только что побывал у родителей Виктора.

– Родителей Виктора? Джордж и Маргарет? Что ж, я не вспоминала об этом несчастном парне наверное лет десять.

– Так вы ничего не получали от него с тех пор, как Вик ушел в армию?

– И еще задолго до этого, доктор. Он ведь ушел из последнего класса школы. А забрали его, когда я уже с год встречалась с Ником, за которого вышла потом замуж. Три года назад мы развелись. А чем вызван ваш интерес к Виктору Спитални?

– Он как-то пропал из виду, и я пытаюсь выяснить, что с ним случилось. А почему вы только что назвали его “этим несчастным парнем”?

– Потому что именно таким он и был. Я встречалась с ним, а значит, не считала, что он так плох, как думают остальные. Наверное, он был довольно ласковым парнем, но... Вик не был совсем уж пропащим парнем, здесь был по крайней мере еще один человек гораздо хуже его. Он был немножко стеснительным, любил возиться со своей машиной. Но бывать у него дома я просто ненавидела.