Когда они вновь поднялись на лифте на свой этаж, Майкл решил, что немедленно должен предоставить Андерхиллу возможность уплыть по волнам своего воображения, помогая себе черным карандашом, а сам уляжется в постель с Генри Джеймсом. Стренсер как раз только что отправился в небольшую поездку за пределы Парижа, где смог насладиться прелестями французской провинции. В настоящий момент он завтракал на террасе, выходящей на реку. Все кругом было красиво, шикарно. Пониматься на пятый этаж в отделанном ореховыми панелями лифте вместе с Мэгги Ла казалось Пулу почти таким же шикарным и красивым.
Лифт остановился. Они вышли в длинный холодный коридор и повернули к своим номерам. Андерхилл машинально сжимал в руках свой ключ, но он был уже не с ними и едва помнил об их присутствии.
Пул стоял за спиной Андерхилла, пока тот открывал дверь, ожидая, что Мэгги всего-навсего улыбнется или кивнет, прежде чем войти в свой номер. Девушка прошла мимо них и вдруг, как только Андерхилл открыл наконец дверь, остановилась и сказала Пулу:
– Ты не мог бы зайти ко мне ненадолго, Майкл? – голос девушки звучал легко, но это был голос, который способен, несмотря на свою мягкость, пройти сквозь бетонную стену. – Тим все равно не станет обращать на тебя внимания сегодня вечером.
Пул похлопал Андерхилла по спине, сказал, что присоединится к нему позже, и последовал за Мэгги Ла. Она уже стояла одной ногой за дверью своей комнаты, улыбаясь Майклу той же вымученной улыбкой, какой одарила днем раньше Джорджа Спитални.
Комната Мэгги была не более чем длинной коробкой с огромным окном от пола до потолка в дальнем конце. Стены были грязно-розового цвета. В комнате стояли стул, стол и двуспальная кровать. На покрывале Майкл заметил “Хорошенькую муфточку Китти”.
Мэгги рассмешила его какой-то шуткой, которая была вовсе не шуткой, а просто переиначенным предложением, – этот образец остроумия блеснул, подобно лезвию шпаги, и Майкл подумал, что надо будет запомнить этот способ переделывать фразу пока он не забыл, как она это сделала. Мэгги обернулась и улыбнулась Майклу, лицо ее было при этом таким красивым и нежным, что, в отличие от сказанной только что фразы, немедленно намертво впечаталось в память Пула. Она все еще что-то говорила. Пул тоже что-то сказал – он слабо понимал, что. Майкл чувствовал свежий, чуть резковатый аромат, который исходил от рук и волос Мэгги.
– Я хочу, чтобы ты поцеловал меня, Майкл, – сказала девушка.
Так он и сделал.
Губы девушки были настолько мягкими и податливыми, что Майкл испытал некое подобие шока, впиваясь в них. Она подняла свои изящные круглые руки и прижала к себе его дрожащее тело, так что они повалились на кровать, возле которой стояли. Теперь губы девушки казались ему огромными, заслоняли весь мир. Майкл подсунул руки под спину Мэгги, и они общими усилиями подвинулись глубже на кровать.
Потом Мэгги отодвинула лицо от лица Майкла и улыбнулась. Теперь лицо ее казалось огромным, как луна. Майкл никогда в жизни не видел такого лица. Глаза ее были такими живыми, но в них застыло как бы виноватое выражение.
– Хорошо, – сказала она. – Ты больше не выглядишь таким грустным. За обедом у тебя был вид человека обреченного.
– Я думал о том, что вернусь в комнату и буду читать Генри Джеймса.
Лицо Мэгги вновь придвинулось и теплый розовый язык скользнул к нему в рот.
Одежды как бы сами собой соскользнули с их тел, и они прильнули друг к другу. Кожа Мэгги была удивительно гладкой. У нее практически не было пор, вся она была как бы из единого куска шелка. Все тело ее, казалось, увеличилось и поглотило Майкла, приняло его в себя. Он целовал ее ладони, перечеркнутые множеством складочек и морщинок. У них был вкус соли и меда одновременно. Майкл вжался лицом во впадинку на шее Мэгги и вбирал в себя ее запах. Чем бы ни пахло от девушки раньше, сейчас это был запах свежего хлеба.
– А ты красивый мужчина, – сказала она.
Он скользнул в теплое влажное отверстие в ее теле и почувствовал, что он дома. Он действительно был дома:Мэгги почти тут же задрожала и издала протяжный стон. И все тело его почувствовало себя благословенным. Он был дома.
Потом Майкл лежал неподвижный, усталый и благодарный, обнимая спящую Мэгги. Это было как путешествие, но не в какую-нибудь страну, а как бы само по себе являясь этой страной. Мэгги Ла, флаг своей нации, сокровище и ключ к сокровищу. Счастье Майкла без какого-либо усилия с его стороны перешло в сон.
34
Конец поисков
1
Он едва мог усидеть на месте, он был уверен, что сегодня решится все, что этот день определит всю его дальнейшую жизнь.
Он продолжал смотреть на телефон, умоляя его: “Ну позвони. Сейчас!”. Он спрыгнул со стула рядом с окном, подошел к телефону и коснулся трубки кончиками пальцев, так что если бы позвонили именно в этот момент, он смог бы поднять трубку почти до того, как услышит звонок.
Вчера телефон позвонил, и он поднял трубку, не думая или же глупо думая о чем-то другом, как это бывает всегда, когда происходят действительно важные вещи. Он сказал “алло” и подождал. Мозг его еще какое-то время дремал, пока на том конце провода, видимо, решали, что сказать, затем в голове его наконец что-то щелкнуло, все нервы напряглись, потому что на той стороне провода по-прежнему молчали и звонивший наверняка был Коко. О, Боже, что за момент! Он чувствовал, как на том конце провода Коко не решается заговорить. Коко необходимо было поговорить с ним и только страх удерживал его. Это походило на момент, когда чувствуешь на леске тяжесть и понимаешь, что попалось что-то крупное.
– Я хочу поговорить с тобой, – произнес Гарри. Он чувствовал, что на той стороне провода царит возбуждение и ожидание. Если бы у него было не совсем в порядке сердце, сейчас оно бы просто-напросто взорвалось. А Коко мягко, почти неохотно положил трубку – Гарри слышно было его молчаливое сожаление, одолевавшая его необходимость поговорить, потому что в такие моменты начинаешь слышать все, все начинает как бы говорить. Гарри тоже положил трубку, точно зная, что Коко позвонит еще. Теперь Гарри был для него как бы наркотиком, приверженности к которому он не в силах был сопротивляться.
А обстоятельства складывались практически идеально. Майкл Пул и Тим Андерхилл, которые, по мнению Гарри, оказались в этой истории классическими образцами пятого колеса в телеге, были на Западе, разыскивая там какой-нибудь табель Виктора Спитални или что-нибудь в этом роде, а Гарри же был здесь, в самом центре событий.
Сегодня он заманит Коко в “мясорубку”.
Гарри принял душ и оделся в самую удобную одежду – единственную пару джинсов, черный свитер с узким горлом, черные кроссовки. Наручники он повесил на ремень, который был закрыт свитером. Нож, как маленький спящий хищник, притаился в его боковом кармане.
Гарри лениво добрел до телевизора и включил канал “Эн-Би-Си”. Джейн Поули и Брайан Гамбл улыбались друг другу, отпустив очередную шутку. Через год они будут произносить егоимя, улыбаться ему,произносить его имя с удивлением и восхищением... Вместо Джейн и Брайана на экране появилась симпатичная молоденькая дикторша, которая пожелала ознакомить их с местными новостями. Темные брови, влажные полные губы, напряженный зовущий взгляд, а котором светились одновременно ум и модная в последнее время на телевидении сексуальность, – все на нью-йоркский манер. Гарри положил руку между ног и наклонился поближе к экрану, представляя себе, что сказала бы эта девушка, если бы знала о нем, и что он сделал бы...
Он подошел к окну и стал глядеть вниз на несчастных рабов, страдающих за зарплату, которые группами по двое-трое выходили из здания, где находилась его квартира. Одна девушка выскользнула из здания и свернула на Десятую авеню, ежась от холодного ветра. Ну же, телефон, звони! Девушка, идущая по Десятой авеню, сверху казалась совсем крошечной, и тем не менее она шла на паре хорошеньких ножек и под пальто ее двигался туда-сюда весьма аппетитный зад. А та девица – звезда Четвертого канала, Джейн Хэнсон – миллионы мужиков мечтают о ней, о том, чтобы встретить хоть что-то похожее, но когда все это закончится, она будет говорить только о нем. Пройдет не так уж много времени – и он будет мелькать на экранах телевизоров, его пригласят в Рокфеллеровский Центр – фокус не в том, чтобы знать, где это находится, а в том, чтобы тебя туда пригласили. Над миром плохооплачиваемых рабов высился мир, напоминавший гигантскую вечеринку, полную знаменитых людей, которые знают друг друга. И если тебя пригласили всего один раз, то и ты становишься членом этой партии. И ты наконец получаешь как бы новую семью, такую, которую заслуживаешь. Перед тобой открываются все двери, тебе предоставляются неслыханные возможности – ты наконец в том мире, к которому принадлежишь.