Майкл Пул и Конор Линклейтер вот уже два дня были в Бангкоке, а Гарри Биверс в Тайпее, когда Тино Пумо сделал открытие, посетившее его во вполне прозаической обстановке кабинета микропленок главного отделения Нью-йоркской Публичной библиотеки. Приземистому мужчине с бородкой лет шестидесяти в хорошем черном костюме Пумо объяснил, что пишет книгу о событиях во Вьетнаме, точнее, о трибунале по делу Я-Тук.

Какие газеты ему нужны? Копии всех ежедневных газет Нью-Йорка, Вашингтона, Лос-Анджелеса и Сент-Луиса, а также журналы с политическими обозрениями за ноябрь шестьдесят восьмого года и март шестьдесят девятого. А так как Пумо собирался просмотреть еще и некрологи жертв Коко, он попросил “Лондон Таймс”, “Гардиан” и “Телеграф” за всю неделю, включавшую двадцать восьмое января восемьдесят второго года, газеты Сент-Луиса за пятое февраля и ближайшие дни и ежедневные парижские газеты, выходившие в районе седьмого июля.

Бородатый служащий объяснил Тино, что обычно на подборку столь обширных материалов уходит довольно много времени, но что у него есть для Пумо одновременно хорошие и плохие новости. Хорошие заключались в том, что все микрофильмы с материалами по происшествию в Я-Тук уже были собраны воедино. Плохая же новость состояла в том, что все эти материалы еще не поступили обратно в хранилище, потому что не только Пумо интересовался Я-Тук, – журналист по имени Роберто Ортиз затребовал ту же самую информацию тремя днями раньше, изучал ее в понедельник и все утро вторника, который, как известно, был вчера. “Сегодня среда – день “Виллидж Войс”, – автоматически подумал Пумо.

Тино никогда ничего не слышал о Роберто Ортизе и испытывал сейчас по отношению к этому человеку лишь чувство благодарности за то, что не придется ждать несколько дней, пока будут разыскивать нужные ему микрофильмы. В конце концов, повторял Тино самому себе, он ведь просто проводит дополнительные исследования, чтобы заглушить в себе сознание, что он упустил в жизни что-то важное, не отправившись с друзьями в Сингапур. Если обнаружится что-ни-5удь, что им необходимо знать, он всегда может позвонить им в отель “Марко Поло”.

Пока искали и подбирали статьи, Тино изучал, что было написано по поводу событий в Я-Тук в “Нью-Йорк Таймс” и других журналах. Он сидел на пластмассовом стуле перед пластиковым столом, причем стул был неудобный, а аппарат для просмотра микрофильмов занимал на столе столько места, что блокнот для записей Пумо приходилось держать на коленях. Но через несколько минут все это перестало иметь значение. То, что случилось с Тино Пумо через несколько минут чтения статьи, озаглавленной “Я-Тук: позор или победа”, напоминало разве что происшедшее с Котором Линклейтером в момент, когда Чарльз Дейзи положил перед ним альбом с фотографиями, отснятыми Коттоном. Он тут же забыл обо всем, что происходит вокруг.

“Ньюсуик” приводила слова лейтенанта Гарри Биверса: “Мы здесь, чтобы убивать врагов всех видов и размеров. Лично на моем счету уже тридцать трупов вьетконговцев”. “Убийца детей?” – вопрошал “Тайм”, где лейтенант Биверс описывался как “исхудавший человек с ввалившимися глазами и выступающими скулами, отчаявшийся человек на грани срыва”. “Действительно ли они невиновны?” – спрашивала “Ньюсуик”, в которой дальше утверждалось, что лейтенант Биверс – такая же жертва Вьетнама, как и дети, убийство которых вменяется ему в вину.

Тино помнил поведение Биверса в Я-Тук. “На моем счету тридцать мертвых негодяев, давайте, если вы хоть что-нибудь соображаете, нацепите медаль мне на грудь”, – казалось, говорило выражение лица лейтенанта. Лейтенанта буквально распирало, он никак не мог заткнуться. Когда вы стояли рядом с ним, то могли почти почувствовать, как в бешеном темпе бежит кровь по венам Гарри Биверса. И было ясно, что вы обожжетесь, если решитесь прикоснуться к нему.

“На войне все одного возраста, – заявил он репортерам. – Вы, придурки, думаете, что на этой войне есть дети, вы думаете, что дети вообще существуют во время этой войны? Знаете, почему вы так Думаете? Потому что вы – невежественные гражданские крысы, вот почему. Здесь нет детей!”

Были статьи, где предлагалось чуть ли не повесить Биверса, а вместе с ним и Денглера. Например, заголовок статьи в “Тайм”: “Я заслужил эту проклятую медаль”. Интересно, подумалось Тино, почему это, вспоминая о тогдашних событиях, Гарри всегда утверждает, что говорил журналистам, будто остальная часть взвода тоже заслуживает медалей.

Пумо казалось, что кругом царит мертвая, какая-то неземная тишина. Пумо вспоминал, какими взвинченными, доведенными до предела чувствовали они себя в те дни, после того как довелось узнать, какая зыбкая грань отделяет совесть и нравственность от готовности совершить убийство. Все они сплошь состояли из нервов, из кончиков собственных пальцев, недавно нажимавших на курок. Он вновь слышал запах рыбного соуса и дыма, поднимающегося над котлом. На пологом склоне холма лежала девушка, вернее, бесформенная груда синего тряпья рядом с упавшим коромыслом. Если деревня была пуста, кто же, черт возьми, готовил еду? И для кого? Кругом было тихо, но спокойствие окружающей природы напоминало спокойствие тигра перед прыжком. Хрюкнула свинья, Пумо вздрогнул, сжал винтовку и чуть было не изрешетил пулями чумазого ребенка, стоявшего в той же стороне. Потому что никто никогда не знает, в каком облике придет смерть – может, в облике улыбающегося ребенка с протянутой рукой, она проникает тебе в мозг и медленно поджариваетего, и ты либо начинаешь палить без разбора во все подряд, либо стараешься спрятаться, как тигр прячется в траве перед прыжком – спасти свою жизнь можно только став невидимым.

Пумо продолжал рассматривать фотографии – лейтенант Биверс, исхудавший и вымотанный, с изможденным лицом и ускользающим взглядом. М.0. Денглер с усталыми глазами, сверкающими из-под тропического шлема. И эта лужайка, на которой они стояли, от воспоминания о которой Пумо бросало в дрожь. И вход в пещеру, “похожий на кулак”, как заявил на заседании трибунала Виктор Спитални.

Потом он вспомнил, как лейтенант Гарри Биверс извлекает из какой-то канавы девочку лет шести-семи, перепачканного грязью голенького ребенка, хрупкого, как все вьетнамские дети, с косточками, напоминающими цыплячьи, поднимает ее над головой и бросает в огонь.

Все тело Пумо покрылось холодным потом. Захотелось встать и отойти от аппарата. Пытаясь подвинуть стул, он двинул с места стол, вытянул ноги, поднялся и вышел на середину кабинета микрофильмов.

Что ж, хорошо, они шагнули за грань. Коко родился по ту сторону, там, где они увидели слона. Маленький улыбающийся ребенок приближался к Пумо, неся смерть в сложенных чашечкой ладонях.

Пусть этот парень с испанским именем изучает Я-Тук, подумал Пумо. Появится еще одна книга. Он подарит ее на Рождество Мэгги Ла, девушка прочитает и сможет наконец объяснить ему, что же там произошло.

Открылась дверь, и в комнате появился парень с всклокоченной бородой и серьгой в одном ухе. В руках он нес множество футляров с микрофильмами.

– Вы Пума? – спросил парень.

– Пумо, – поправил его Тино, беря из рук коробки. Он вернулся на свое место, вынул из аппарата кассету со статьями из журнала “Тайм” и засунул туда другую – с копиями “Сент-Луис Пост-Диспэтч” за февраль восемьдесят второго года. Он довольно быстро нашел заголовок: “МЕСТНЫЙ БИЗНЕСМЕН С ЖЕНОЙ УБИТЫ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ”. Однако в статье содержалось гораздо меньше информации, чем Пумо уже получил в свое время от Биверса. Мистер и миссис Уильям Мартинсон, проживавшие в доме номер три тысячи шестьсот сорок два по Бреканридж-драйв, респектабельная, состоятельная пара, стали жертвой очень странного убийства в Сингапуре. Тела их были обнаружены оценщиком недвижимости, приехавшим оценить пустующий дом в одном из жилых районов города. Убийство совершено предположительно с целью ограбления. Мистер Мартинсон, будучи вице-президентом и директором отдела маркетинга фирмы “Мартинсон Тул энд Эквипмент лтд”, часто путешествовал по Дальнему Востоку, обычно в сопровождении жены, также весьма почитаемой жительницы Сент-Луиса.