— Ты рад, что пристрелили того сумасшедшего, который убил Мариту Хасслгард? — спросила Сара веселым, беззаботным голосом.

Музыка прекратилась, затем мисс Гонзалес перешла к следующей мелодии под названием «Любимый». Мисс Эллингхаузен одобрительно кивнула Тому из-за плеча Сары Спенс.

— Мы должны быть друзьями, — сказала Сара, кладя головку ему на грудь.

— Да, — сказал Том, отодвигаясь от Сары, поскольку мисс Эллингхаузен уже схватила ее сзади за плечо, и Том ясно понял по ее взгляду, что они ведут себя неподобающим образом. — Да, мы обязательно будем друзьями.

Урок закончился, мисс Эллингхаузен сложила руки на груди, а мисс Гонзалес опустила крышку фортепиано.

— Леди и джентльмены, вы делаете большие успехи, — объявила мисс Эллингхаузен. — На следующей неделе я познакомлю вас с танго — танцем, который пришел к нам из далекой Аргентины. Умение танцевать танго давно стало очень важным для членов хорошего общества, а сам по себе этот танец помогает передать самые сильные эмоции в деликатной, сдержанной манере. Некоторые из вас сразу поймут, что я имела в виду. Передайте мои наилучшие пожелания вашим родителям, — с этими словами пожилая леди распахнула дверь студии.

Сара и Том вместе прошли через двери, кивнув по очереди мисс Эллингхаузен, которая отвечала на кивок каждого студента размеренным, механическим опусканием головы. Впервые с тех пор, как Том начал посещать танцкласс, мисс Эллингхаузен прервала привычный ритуал и позволила себе задать вопрос:

— Вы двое довольны новым распределением пар?

— Да, — ответил Том.

— Очень, — сказала Сара.

— Замечательно, — произнесла мисс Эллингхаузен. — Надеюсь, мне не придется больше отвлекаться на всякую ерунду. — И она кивнула им на прощанье.

Том проводил Сару к лестнице. Фриц Редвинг уже стоял на тротуаре и закатывал глаза, кивая головой в сторону ожидавшего их фургона.

— Ну что ж, — сказал Том, жалея, что должен расстаться с Сарой Спенс, и гадая про себя, как она доберется домой.

— Тебя ждет Фриц, — сказала Сара. — На следующей неделе мы будем учиться передавать самые сильные эмоции в деликатной, сдержанной манере.

— Мы могли бы видеться не только здесь, — сказал Том.

Сара неопределенно улыбнулась и посмотрела себе под ноги, затем взглянула через плечо и отодвинулась в сторону, уступая дорогу товарищам, продолжавшим сходить с лестницы. Тому казалось, что она стоит как бы отдельно от всех остальных. Сара выглядела одновременно как две разные женщины. Том вспомнил, что уже испытывал когда-то подобные ощущения, но никак не мог вспомнить, с кем они были связаны. Сара подняла на него глаза, затем снова оглянулась. Том жалел, что не может прямо сейчас обнять и поцеловать ее, взять в плен. За последние пятьдесят минут, когда он держал Сару в своих объятиях, они сказали друг другу больше, чем за прошедшие пять лет, но сейчас Тому казалось, что он способен забыть обо всем и жадно ловить каждую секунду времени, проведенного с Сарой Спенс.

Последний ученик, собиравшийся поехать домой в фургоне, вскочил внутрь. Фриц весь извивался от нетерпения, словно ему срочно надо было в уборную.

— Тебе пора идти, — сказала Сара.

— Увидимся на следующей неделе, — сказал Том, начиная спускаться по лестнице.

Сара отвела взгляд, словно не понимая, зачем вообще говорить о столь очевидных вещах.

Том спускался к ожидавшему его Фрицу, обуреваемый самыми противоречивыми чувствами. Ему казалось, что он потерял что-то очень нужное и важное, и все же почему-то радуется, что расстался с этим навсегда. Внутри, в груди, словно проснулось и забило крыльями что-то живое. На несколько секунд буря эмоций в душе Тома заслонила от него весь окружающий мир и, казалось, вот-вот заслонит, сведет на нет его самого. Он смутно видел Фрица Редвинга, глядящего на него с почти детским восторгом, видел красочный экипаж, свернувший с Калле Бергофштрассе на одну из узеньких боковых улиц. Экипаж показался ему смутно знакомым. Все вдруг затрепетало внутри, рука, держащаяся за перила, стала медленно бледнеть, и через секунду Том понял, что может видеть сквозь нее перила, словно рука была совсем прозрачной.

Где-то сзади, невидимый, но ощутимый, раздался взрыв — вспышка красного света, скрежет металла и звон бьющегося стекла. Том испарялся, превращался в ничто. Тело его медленно исчезало, продолжая спускаться по лестнице. Через секунду вся его фигура стала лишь дрожащим облаком, потом от нее остался только контур. Дойдя до последней ступеньки, Том исчез совсем. Он был мертв, он был свободен. Внутри продолжали разгораться противоречивые чувства, сзади — продолжалась катастрофа. Все стало вдруг целостным и полным смысла. Том ступил на тротуар. Он видел, как двигаются губы фрица Редвинга, но не слышал слов. На боку проезжавшего мимо экипажа Том разглядел золотую букву "Р", украшенную такими причудливыми завитушками, что она казалась золотой змеей, сидящей в золотом гнезде. Том выдохнул воздух и пошел к фургону. Теперь он слышал, как фриц Редвинг бранит его за то, что он так долго спускался.

Том влез в фургон и сел в последнем ряду рядом с Фрицем, который так и не заметил, что на три или четыре секунды Том стал абсолютно невидимым. Кучер натянул вожжи, и неторопливые кони мисс Эллингхаузен потянули фургон к повороту на Калле Бергофштрассе. Том не стал смотреть, как спускается по ступенькам Сара Спенс, но он слышал, как широко распахнулась дверь фургона Ральфа Редвинга.

Раз в год Глория Пасмор возила сына мимо усадьбы Редвингов и пустых камышовых полей, на которых попадались время от времени заросли ив, в Клуб основателей Милл Уолк. Охранник в форме с тяжелым пистолетом у бедра записывал номер ее членской карточки и сверял его со списком, в то время как другой звонил по телефону. Когда им разрешали наконец проехать, они двигались дальше по узкой асфальтовой дорожке, которая называлась Бен Хогануэй, мимо песчаных дюн и травы, напоминавшей торчащие из земли метелки, к океану, спокойно катящему свои воды слева от них. Они проезжали мимо грандиозного синего с белым здания клуба и оказывались на берегу, где старейшие члены Клуба основателей построили себе огромные дома, которые они предпочитали называть «бунгало». Здесь дорога разделялась. Они сворачивали влево, на Сьюзан Ленгленлейн и снова ехали мимо дюн и мимо домов, пока не оказывались у самой воды, где шла влево последняя улочка — Бобби Джоунс-трейл, которая вела к общему для нескольких домов парку. Здесь и стояло «бунгало» Гленденнинга Апшоу, куда он перебрался после того, как передал дом на Истерн Шор-роуд дочери и ее мужу.

Глория вылезла из машины и посмотрела почти со страхом на два конных экипажа, стоящих на стоянке. Оба экипажа были им хорошо знакомы. Тот, что поменьше, запряженный черной лошадью, принадлежал доктору Бонавентуре Милтону, а второй, из которого конюх только выпряг лошадь и теперь вел ее к конюшне, — Гленденнингу Апшоу.

После того, как он танцевал с Сарой Спенс, Том всю неделю чувствовал себя на грани срыва. Несколько ночей подряд его преследовал один и тот же кошмар, так что он даже стал бояться засыпать. Глория тоже выглядела усталой и встревоженной. За всю дорогу от Истерн Шор-роуд она произнесла только одну фразу. В ответ на заявление Тома, что они с Сарой Спенс решили снова быть друзьями, Глория сказала, что мужчина и женщина никогда не бывают друзьями.

Визит к дедушке напоминал поездку в Академию танца мисс Эллингхаузен, хотя бы тем, что Гленденнинг Апшоу тоже устроит проверку внешнего вида, прежде чем они будут допущены в дом. Глория сама проверила ногти сына, поправила ему галстук, критически осмотрела ботинки, потом прическу.

— Если он видит то, что ему не нравится, расплачиваться приходится мне, — сказала она. — Ты хоть захватил с собой расческу?

Том вытащил из кармана пиджака расческу и провел ею по волосам.