Я не поделился с Джоном своими соображениями о том, что за рулем свернувшего на Истерн Шор-роуд автомобиля сидела именно она, Сара Спенс, которую давно уже звали Сара Янгблад. Я знал, что она приезжает к Тому Пасмору и что он держит эти визиты в секрете, но этим исчерпывалась моя информация об их отношениях. Мне почему-то казалось, что они проводят большую часть времени, разговаривая друг с другом – Сара Спенс-Янгблад была единственным человеком в Миллхейвене, имевшим свободный вход в дом Пасмора, и длинными вечерами и ночами, впустив ее в свой дом, открыв бутылки и положив в ведерко белые кубики льда, я думаю, он разговаривал с ней – Сара давно уже стала человеком, в котором он нуждался больше всего, единственным человеком, в котором он вообще нуждался, потому что знала о Томе больше всех на свете.

Мы с Джоном Рэнсомом обедали в «Джимми» – небольшом уютном ресторанчике на Берлин-авеню с отделанными деревянными панелями стенами, удобными скамеечками, неярким светом и длинной стойкой бара. Если бы «Джимми» находился на Манхэттене, за столиками было бы полно народу, но мы были в Миллхейвене, и в девять часов вечера в ресторанчике было почти пусто.

Джон Рэнсом заказал каберне и стал церемонно его пробовать.

Нам принесли еду – вырезку для Джона и креветки для меня. Он забыл о Томе Пасморе и заговорил об Индии и Мине.

– Это чудесное создание было сказочно красиво – восемнадцати лет от роду, очень скромная – она говорила простыми, короткими предложениями. Иногда она готовила завтрак, и всегда сама убирала свою комнату, как простая служанка. Но все вокруг Мины понимали, что она обладает этой чудесной силой – силой мудрости. Мина наложила руки на мою душу и словно открыла ее. Я никогда не забуду того, чему она научила меня. – Он мерно задвигал челюстями, затем запил мясо вином. – К тому времени, когда я закончил университет, Мина успела стать знаменитой. Люди начали понимать, что в ней таится чистая мистическая сила. Я приобрел определенный авторитет благодаря тому, что учился у нее. Перед Миной раскрывалось все – быть рядом с ней было примерно то же самое, что учиться у крупного профессора, только гораздо естественнее и гораздо основательнее.

– Тебе никогда не хотелось вернуться и снова увидеть ее? – спросил я.

– Я не имел права. Мина была тверда в этом. Я должен двигаться дальше.

– А как это отражается на твоей жизни сейчас? – спросил я, пытаясь угадать, что же он ответит.

– Это помогает мне не расстаться с ней.

Покончив с пищей, Рэнсом посмотрел на часы.

– Не возражаешь, если я позвоню в больницу. Я всегда звоню вечером узнать, не изменилось ли что-нибудь.

Он сделал знак официанту, чтобы тот принес счет, допил остатки вина и встал. Вынув из кармана горсть мелочи, Джон направился к видневшемуся в коридоре телефону.

Официант положил на блюдце счет, я перевернул его, чтобы посмотреть сумму и дал ему свою кредитную карточку. Официант не успел еще вернуться с квитанцией, когда я заметил пробирающегося к столику Джона. Он схватил меня за руку и быстро заговорил:

– Просто не могу в это поверить. Они считают, что Эйприл, возможно, выходит из комы. Где счет?

– Я дал ему кредитную карточку.

– Зачем ты это сделал? Не сходи с ума. Сейчас я заплачу наличными, и мы уйдем наконец отсюда.

– Поезжай скорее в больницу, Джон, а я отправлюсь к тебе домой и буду ждать тебя там.

– И сколько же там было? – Джон стал шарить в карманах брюк, затем переключился на пиджак.

– Я уже заплатил. Не теряй времени.

Джон вынул из кармана ключ, но держал его в воздухе, не протягивая мне.

– Но ведь это была бутылка очень дорогого вина, – сказал он. – А моя еда стоила в два раза больше твоей. – Он посмотрел на ключ так, как будто успел забыть о нем, затем протянул его мне. – Но я по-прежнему не могу допустить, чтобы ты один платил за обед.

– За следующий заплатишь ты, – пообещал ему я.

Джон сгорал от нетерпения – ему хотелось поскорее оказаться в больнице, но тут он увидел приближающегося официанта с карточкой и квитанцией. Джон наклонился над моим плечом, когда я отсчитывал чаевые, и сказал, что я даю на чай слишком много.

– Уйдешь ты уже наконец? – возмутился я, подталкивая его к двери.

Если не считать двух одетых в футболки студентов, направлявшихся в бар под названием «Фрак Акселя», на улице перед «Джимми» никого не было. Джон Рэнсом быстро удалялся от меня к северу, размахивая руками в сторону Шейди-Маунт, и когда он вышел из полутьмы, костюм его поменял цвет, словно хамелеон. Через три-четыре секунды Рэнсом снова оказался в темноте. С противоположной части улицы отъехала машина. Рэнсом шел футах в пятидесяти впереди меня.

Я повернулся было, чтобы пойти в другую сторону, но тут внимание мое привлекла синяя машина, едущая через улицу по диагонали Я на секунду остановился, пытаясь вспомнить что-то важное, и действительно вспомнил, что именно эта машина остановилась несколькими часами раньше у обочины Истерн Шор-драйв, чтобы убедиться, что мы уже ушли, прежде чем Сара Спенс-Янгблад подъедет к дому Тома Пасмора. Свет, падающий от фасада кинотеатра, упал вдруг на машину, и вместо Сары Янгблад я увидел за рулем широкоплечего мужчину с длинными седыми волосами, собранными на затылке в хвост. Свет упал на золотую серьгу в его ухе. Это был тот самый человек, с которым мы чуть было не столкнулись лбами в больнице возле телефонов-автоматов. Он следовал за нами к дому Тома Пасмора, потом к ресторану, а теперь следит за Джоном, направляющимся в больницу.

А поскольку первый раз я видел его в больнице, скорее всего он и тогда приехал туда вслед за нами. Я стал внимательно следить за синей машиной, медленно едущей по улице. Водитель старался все время держаться чуть позади Джона. Если объект слежки оказывался вдруг слишком далеко, машина выезжала в левый ряд и проезжала двадцать-тридцать футов, прежде чем снова свернуть к тротуару. Если бы на улице было больше машин, эти маневры наверняка остались бы незамеченными.

Я шел, за Джоном, стараясь держаться чуть сзади автомобиля, мне слышен был звук его шагов. Человек в синей машине отъехал от тротуара и теперь ехал вслед за Рэнсомом по полупустой улице, преследуя его, как хищник добычу.

Рэнсом шел все быстрее и быстрее, он был уже в квартале от больницы. И тут синяя машина вдруг прибавила газу и промчалась мимо него. Я решил, что водитель заметил меня в зеркало заднего вида, и мысленно обругал себя за то, что не позаботился даже запомнить его номер. Но тут водитель снова удивил меня, остановив машину напротив больницы. Я увидел, как, повернув голову, он ищет отражение Рэнсома в боковом зеркальце.

Я прибавил шагу.

Рэнсом свернул на узкую дорожку между двумя высокими заборами, ведущую к входу для посетителей Шейди-Маунт. Дверца синей машины открылась, и водитель вышел на тротуар. Он начал переходить улицу, и я отметил про себя, что это человек примерно моего роста, который ходит, чуть выставив вперед живот. Хвост из седых волос падал ему на спину. Широкие плечи его были расправлены, пиджак от костюма сидел немного мешковато. Я также разглядел, что у него широкие бедра и массивный тяжелый живот. Он двигался так, словно плывет в густом, душном воздухе.

Я достал блокнот и записал номер его автомобиля и его марку – «лексус». Перейдя улицу, мужчина последовал за Джоном. Он дал ему достаточно времени, чтобы зайти в лифт. Я прибавил шагу, и, когда свернул на дорожку, за толстяком как раз закрывалась дверь входа для посетителей. Я побежал по дорожке и открыл входную дверь. Толстяк не успел еще дойти до лифтов. Я прошел через почти пустой вестибюль и коснулся сзади его плеча.

Он оглянулся через плечо, чтобы посмотреть, в чем дело, на лице его отразилось раздражение, и мужчина повернулся ко мне всем корпусом.

– Я могу быть вам чем-то полезен? – спросил он. У него был голос типичного уроженца Миллхейвена – мужчина говорил монотонно и немного в нос.