Пол пожал плечами; эта тема его не интересовала.

– Похоже, что я зря теряю время, – сказал я.

– Да.

– Если тебе все же понадобится помощь, Пол, приходи на ферму Апдалей. Я постараюсь тебе помочь.

– Ни один из нас не может помочь другому, – он равнодушно взглянул на меня, явно ожидая, когда я уйду. – Майлс, сколько лет было твоей кузине, когда она умерла?

– Четырнадцать.

– Бедный Майлс.

– Бедный, – согласился я и ушел, оставив его сидеть там с дымящейся в руке сигаретой.

Теплый воздух снаружи показался мне невероятно свежим, и я глубоко вдохнул, спускаясь с крыльца Пола по ветхим ступенькам. Грудь мою распирали не очень понятные чувства. Я оглянулся, понимая, что, если меня кто-нибудь заметит, мне несдобровать, и заметил то, чего не разглядел, когда шел к Полу. В углу двора возле забора стояла собачья конура, откуда в густые заросли травы уходила туго натянутая цепь. С похолодевшим сердцем я сделал два шага вглубь двора. Собака лежала в траве с цепью вокруг того, что было ее шеей. Черви облепили ее, как живое покрывало.

Я поспешил прочь. Ужасное зрелище стояло перед моими глазами, даже когда я вышел за ворота и пошел по переулку.

Когда я прошел футов тридцать, напротив меня появился полицейский автомобиль, закрывая мне выход. За рулем сидел крупный мужчина и смотрел в мою сторону. Я обернулся – другой конец переулка был свободен, – потом опять посмотрел на человека в машине. Он помахал мне. Я пошел вперед, убеждая себя, что, собственно, ни в чем не виноват.

Это оказался Белый Медведь. Он открыл мне пассажирскую дверцу, и я обошел машину и сел рядом с ним.

– Да, ты молодец, – сказал он. – А если бы кто-нибудь тебя увидел? Я не хочу, чтобы тебе оторвали голову.

– Как ты узнал, что я здесь?

– Допустим, догадался, – он смотрел на меня с добрым, почти родительским, выражением – Час назад мне позвонил парень со станции техобслуживания по имени Хэнк Спелз. Он сказал, что тысдал в ремонт машину и указал чужую фамилию.

– А откуда он знает, что она чужая?

– Ох, Майлс, – вздохнул Белый Медведь, трогая с места. Мы свернули и плавно поплыли по Мейн-стрит, мимо Зумго, булочной, бара Фрибо. – Ты ведь известный человек. Прямо как кинозвезда. Мог бы ожидать, что тебя узнают, – мы доехали до здания суда, но он не свернул в участок, как я ожидал, а продолжал ехать прямо, через мост. Мимо пролетели несколько домов, ресторан, боулинг-клуб, и мы выехали на простор полей.

– Я не думал, что чинить машину под чужой фамилией – это преступление, – сказал я. – Куда мы едем?

– Так, проедемся. Конечно, это не преступление. Но это глупость. Тебя все равно все знают, и это только наводит таких олухов, как Хэнк, на подозрения. И скажи, Майлс, какого чертаты сказал именно эту фамилию? – При слове “черта” он стукнул кулаком по рулю. – Ответь мне! Почему из всех фамилий ты выбрал именно Грининг? Не надо напоминать об этом людям, парень. Это в твоих же интересах.

– Я слышу это с первых минут в Ардене. Белый Медведь покачал головой:

– Ладно. Забудем об этом. Надеюсь, Хэнк тоже забудет. Что тебе сказал Пол Кант?

– Он ничего не знает. И уж конечно никого не убивал. Он боится даже выйти в магазин за продуктами.

– Это он тебе сказал?

– Он боится даже выйти и закопать свою собаку. Я увидел ее, когда уходил. Он не способен никого убить.

Белый Медведь опять покачал головой и поерзал на сиденье. Ему явно было тесно. Мы отъехали уже довольно далеко – за деревьями блестели изгибы реки Бланделл.

– Это здесь рыбаки нашли Гвен Олсон? Он вскинул голову:

– Нет. В паре миль внизу. Мы проехали то место пять минут назад.

– Зачем?

– Что “зачем”?

Я пожал плечами; мы оба знали, зачем.

– Я думаю, твой друг Пол Кант не все тебе сказал.

– Ты о чем?

– Он предложил тебе что-нибудь, когда ты пришел? Ну там, кофе или сэндвич?

– Нет. С какой стати? – тут я сообразил. – Ты хочешь сказать, что он не выходит из дома? Что он уморил свою собаку голодом?

– Ну, он уморил или кто-нибудь избавил беднягу от мучений – не знаю. Но я знаю, что Пол Кант не выходил из дома уже около недели. Если только по ночам.

– А что же он ест?

– Должно быть, консервы. Или ничего. Теперь ты понимаешь, почему он ничем тебя не угостил.

– Но почему ты...

Он поднял руку.

– Я не могу заставить человека выйти из дома и пойти в магазин. Да так оно и лучше. Это может избавить его от неприятностей. Ты видел часовых у его дома?

– А ты не можешь их убрать?

– А зачем? Я думаю, Майлс, тебе нужно кое-что знать про Пола. Сомневаюсь, что он это тебе рассказал.

– Он рассказал мне все, что считал нужным. Белый Медведь развернул машину и поехал обратно к Ардену. Мы доехали почти до самого Бланделла и не встретили ни одной живой души. Радиотелефон что-то крякнул, но Говр игнорировал его. Он ехал так же неспешно, следуя плавному изгибу реки.

– Видишь ли, у Пола были проблемы. Не из тех, которыми мужчина может гордиться. Если ты помнишь, он жил со своей матерью и ухаживал за ней, даже бросил школу и пошел работать, чтобы платить за ее лечение. Когда она умерла, он немного растерялся, но потом собрался и на неделю уехал в Миннеаполис. С тех пор он ездил туда регулярно, и в последний раз мне позвонили из тамошней полиции. Сказали, что они его задержали, – он посмотрел на меня, оценивая степень моего удивления. – Он ходил на собрания бойскаутов – знаешь, летом они часто проходят, – ничего не говорил, только стоял и смотрел. А когда дети расходились, шел за ними, так же молча. Так было несколько раз, а потом кто-то из родителей позвонил в полицию. В тот раз его не поймали, но потом накрыли в парке, где было полно мамаш с детьми. Накрыли прямо за делом – с рукой a ширинке. Видишь ли, он ездил в Миннеаполис выражать подавленные инстинкты, как это говорится, а тут строил из себя паиньку. Тогда он перепугался, даже добровольно лег в госпиталь на семь месяцев. Потом вернулся сюда. Похоже, ему некуда было деваться. Ну вот, я думаю, этот маленький эпизод он от тебя скрыл.

Я только кивнул. Я уже придумал, что ответить:

– Надеюсь, что это правда. Но даже если так, то, что Пол делал, бесконечно далеко от убийства. Или я ничего не понимаю в людях.

– Может, и так. Но в Ардене не разбираются в подобных тонкостях. Пойми, люди не знают, кто это сделал. Это может быть маньяк. Или импотент. Может быть, даже женщина. Я лично думаю, что он один, но их может быть и несколько. Но это непростой насильник.

– Ты к чему?

Мы уже въехали в Арден, и Белый Медведь вел машину прямо к “нэшу”, будто знал, где он стоит.

– У меня есть теория по поводу этого типа, Майлс. Я думаю, на него давит вина, ему хочется пойти ко мне и признаться, он просто разрывается от этого желания. Как ты думаешь?

Я ничего не думал.

– Ладно, предположим. Ему не нравится то, что он сделал с теми девочками. Но он больной, он чувствует, что должен сделать это снова. Я – единственный, кто может его остановить, и он это знает. Я не удивлюсь, если окажется, что я вижусь с ним каждый день, – он остановился у светофора, кварталом дальше стояла моя машина. – Хэнк дал тебе “нэш”, так ведь, Майлс?

– Так. Ты собираешься искать тех, кто разбил мою машину?

– Я ищу, Майлс. Ищу, – он переехал улицу и подкатил к древнему “нэшу”.

– И что ты говорил по поводу убийцы? Что он непростой насильник?

– Слушай, заходи ко мне вечером, как-нибудь на неделе. Я все тебе расскажу, – он вышел и открыл мне дверь. – Надеюсь, моя стряпня тебя не убьет. До скорого, Майлс. Помни, что ты обещал держать со мной связь.

Его ровный дружелюбный голос звучал у меня в ушах всю дорогу домой. Он гипнотизировал, сковывал волю. Выходя из машины на ферме, я все еще слышал его и не мог избавиться от него, даже когда расставлял мебель. Я знал, что мебель не встанет на нужное место, пока я не освобожусь от этого голоса. Я поднялся наверх, сел за стол и стал смотреть на обе фотографии. Постепенно все ушло прочь, и я остался наедине с Алисон. Где-то вдали еле слышно звонил телефон.