— Я ничего не разбивал и не доказывал! — опять влез Демидов.

— Не перебивай! И внимательно слушай, что тебе мудрое начальство говорит. Теперь я твердо убежден, что Сырцов, снюхавшись со Смирновым…

— Они снюхались лет шесть тому назад раз и навсегда, — не выдержал, еще раз перебил Демидов.

— Молчать! — уже серьезно рявкнул Сам. — С мысли сбиваешь. Так вот, Сырцов со Смирновым, как я полагаю, крепко в эту кашу влезли и так стали ее разгребать, что превратились в первых и самых опасных врагов наших пока не известных нам потенциальных клиентов. Ночная феерия с фейерверком — безусловное доказательство этому. В который раз прошу тебя, Володя, достань мне Сырцова, слезно прошу.

— А не Смирнова?

— Смирнова чего же доставать? Вон он, на виду. Только дорогой наш Александр Иванович хрен нам чего скажет. Может быть, только: не пошли бы вы, козлы… Да еще и адрес даст куда идти. И утремся мы с тобой, и пролепечем жалобно: мол, извините, что побеспокоили… Жорке же придется нам отвечать, он у нас на крючке. На фальшивом, правда, но это не имеет значения. Достань мне Сырцова, Володя.

— Не понимаю я, товарищ генерал, почему они без нас шуруют.

— Тут и понимать нечего. Они при нас — и все сразу в рамках закона. Прощай, допрос с пристрастием, прощай, кулак, прощай, замазанная серьезными преступлениями агентура, прощай, ловкая и смертельно опасная провокация. Они пользуются всем этим и поэтому всегда обгоняют нас.

— Не только поэтому, — не согласился Демидов.

— А почему же еще?

— Потому что они — суперсыскари.

Сам задумался. И, подумав, частично согласился:

— Тоже может быть, — и опять про свое: — Достань мне Сырцова, Володя.

— Достану, — твердо пообещал Демидов. — Достану, есть мыслишка.

— Когда?

— Думаю, завтра.

— Поспешай, послезавтра Леонид Махов прилетает.

— Он же еще неделю должен в Нью-Йорке трубить!

— Натрубился. Ему, как он говорит, там сильно надоело. Ну, ладно, иди, работай, — Сам многозначительно (завершил важный разговор) хлопнул обеими ладонями по зеленому сукну и цепко, по делу вспомнил вдруг: — Да, у тебя срочное сообщение. Ну?

— Не знаю, как и сказать…

— По-простому, по-рабоче-крестьянски. Суть.

— Задержанный спецназом и определенный на содержание в нашу КПЗ Сергей Львович Устимович, он же Семен Иванович Краев, первая воровская кличка Пограничник, вторая и последняя — Большой, сегодня под утро повесился в камере.

— Как? — тупо поинтересовался обалдевший генерал.

— На собственной рубашке. Скрутил из нее удавку и к решетке привязал.

— Что же это делается? — неизвестно кому пожаловался Сам. — Не концы, а гнилые нитки. Только притронься — сразу же рвутся.

Божий одуванчик Дмитрий Федорович открыл один глаз. В кои веки он навестил свой банк наконец. Он сидел за парадным столом в своем кабинете и беспечно подремывал. Но вошел Витольд Германович, и одуванчик открыл один глаз. Но божьим одуванчиком Дмитрий Федорович был до тех пор, пока не открыл один глаз. Глаз был дерзкий, хватающий, молодой. Глаз этот остановился на Витольде, а обладатель его спросил нарочито слабым голосом:

— Мне нужен помощник по безопасности, дорогой Витольд Германович.

— Зачем? — враждебно поинтересовался Витольд.

— Неужели вы думаете, что я собираюсь перед вами отчитываться? — У божьего одувана открылся не только глаз. Прорезались еще и зубки.

— Упаси Боже! Как я могу требовать этого? — почти издевательски ужаснулся Витольд. — Просто я надеялся, что могу каким-то образом заменить его.

— Мне замены не нужно. Мне нужен он.

— Роберта Васильевича сегодня нет на работе.

— А где же он? Он что — прогуливает как школьник?

— Скорее всего, приболел, Дмитрий Федорович.

— Я приболел, что ли? — изумился божий одуван-старикашка.

— Я неточно построил фразу. Как я полагаю, приболел Роберт Васильевич.

— Попрошу выражаться яснее, Витольд Германович. И жду ответа на очень простой вопрос: где человек, отвечающий за нашу безопасность?

— Теперь за нашу безопасность буду отвечать я.

— Человек, по вашей версии, серьезно заболевший, на самом деле исчез. Да?

Витольд Германович без приглашения выдвинул стул из-под заседательного стола и вольно уселся напротив учителя и друга. Надоело играть в официальные игры. Поделился со старикашкой своими размышлениями:

— Оперативно как отстучали. У вас что, собственный осведомитель в здешней структуре?

— А вы как думаете? Доверяй, но проверяй.

— Или, как любили выражаться старожилы моей бывшей конторы, друг, друг, а обыскать надо.

— Тоже по делу. Но наш перебрех излишен. Я хочу знать, где Алтухов?

— Мне непонятна ваша обеспокоенность по поводу нашей безопасности. Вы-то в банке хорошо если раз в два месяца бываете.

— Я обеспокоен не по поводу нашей безопасности. Я обеспокоен отсутствием начальника нашей службы безопасности, — Дмитрий Федорович поднял бровки, вытянул губки трубочкой, замер с идиотическим выражением лица, мертво глядя перед собой и в никуда, вдруг быстро, с хищным интересом спросил: — Вы у него дома были?

Нет, не стоило больше легкомысленно отбиваться. Старикашка уже ничему не верил, вцепился всерьез и по делу. Приходилось играть в открытую, на полное доверие. Витольд Германович встал, задвинул стул на место и, опершись о его спинку, ответил:

— Был.

— Ну и как там?

— Исчез Роберт Васильевич, исчез.

— А семья?

— Его жена и дочь уже два года назад отбыли за границу.

— Ты, как я понимаю, — Дмитрий Федорович незаметно и вполне естественно перешел на «ты», — не ограничился тем, что потоптался у его дверей и позвонил три раза. Ты вошел туда. Ну, и как: исчезновение спонтанное, внезапное или с подготовкой? Заранее продумал свой побег или мгновенно сорвался с места?

— У него нет дома. У него была берлога, в которой он отсыпался иногда. Ничего определенного в связи с этим сказать нельзя.

— Его счета в нашем банке были?

— Были, да сплыли. Его счета пусты, Дмитрий Федорович.

— Крыса? Первая крыса с нашего корабля?

— Один из возможных вариантов.

— А другие твои варианты?

— Просчитываются, Дмитрий Федорович.

Дмитрий Федорович с трудом отодвинул кресло и выбрался из-за стола. На шатких ножках загулял по ковру. Ковер был замысловато узорчат, и Дмитрий Федорович ступал, стремясь попасть своими ботиночками только на один рисунок — белый крест. Будто в детские классики играл. Поравнялся с Витольдом Германовичем, остановился и повернулся к нему лицом, на котором годы и страсти всерьез поиграли в свайку.

— Просчитывать варианты надо, как Каспаров в молниеносных шахматах. Мы в цейтноте, Витольд.

— Ты, я вижу, всерьез перепугался, — легко проигнорировав разницу в возрасте, Витольд тоже перешел на «ты». Старикашка боком, как озадаченная птица, посмотрел на него и никак не отреагировал на «ты». Поправил у Витольда галстук дрожащими пальцами и спросил:

— А ты?

— А я… — Витольд ласково отстранил старческую руку и сам сдвинул свой галстук. Так, как счел нужным. — Я перепугался давным-давно. В тот момент, когда по настоянию вашей дочери в наши дела был втянут Георгий Сырцов. Надеюсь, тебе знакома эта фамилия? И еще одна — Смирнов?

— Считаешь, что Смирнов уже копает?

— Не считаю. Уверен.

— Он до меня добирается, — внезапно осенило старикашку. — Он ко мне особый счет имеет. И твердо намерен расплатиться со мной по старым векселям.

— И со мной, — сказал Витольд грустно, потому что многое вспомнил вдруг.

— Так чего ты ждешь?! — взвился, закричав по-старушечьи, Дмитрий Федорович.

— Я не жду, я выжидаю.

— Действовать надо, Витольд, действовать, а не выжидать.

— Один тут последовал вашему совету. Где он теперь?

— Наш клиент Большой, что ли? Значит, это Смирнов его накрыл?

— Смирнов не просто накрыл. Он его обыграл, как лопуха, загнал в угол и позвал охотников, чтобы забрали бездарного баклана.