— Тогда уж обязательно буду больно делать. Говорить будешь?

— Не буду!

Ломать его надо сейчас, пока не прошло ощущение боли и беспомощности. Сырцов схватил трюкача за рубаху, рывком поднял и левым крюком ударил в печень. Знал, что от этого бывает очень больно. Ловя ртом столь необходимый ему сейчас воздух, Земцов возвратился к сидению на диване в скрюченном виде. Интуитивно ощутив за спиной легкое движение атмосферы, Сырцов вовремя сделал стремительный шаг в сторону. И все-таки задела его слегка хрустальная ваза. Скользящим ударом по плечу. Ваза вырвалась из рук Оли и брякнулась на пол. Не разбилась на ковре.

— Мясник! — героически заклеймила Сырцова девица, раздувая ноздри и сжимая рот в куриную гузку. Тайно гордилась собой.

— А ты кто? Ведь убить меня могла, дурында!

— И надо было!

— Оля, уйди отсюда, а? — попросил отдышавшийся Земцов.

— Он тебя убьет! — объявила Оля.

— Не убьет. На кухне посиди, прошу!

Обиделась, очень обиделась. Старалась ради него, жизнью, можно сказать, рисковала. А он…

— Ну, как знаешь! — и, презирая гордой спиной обоих, удалилась.

— Что ты от меня хочешь? — враждебно, но уже и не воинственно спросил Земцов.

— Правда, только правда, ничего кроме правды! — серьезно сказал Сырцов, поднял вазу, поставил ее на стол, из-за стола вытянул стул и уселся на него. В кресло не хотел, кресло сковывало бы движения, можно и опоздать.

— Это про что? — тянул время Земцов, сам не зная зачем.

— Про трюк, который ты вместе с Никитой Гореловым мне приготовил.

— Его же, говорят, убили?

Нет дисциплины во вверенных Сырцову войсках. Смута. Оклемался и дурочку ломал перед ним трюкач. Стоило еще раз отметелить, но жалко стало самоотверженную Олю. Решил пока ограничиться разговором:

— Не надо так со мной, Юра. Твоими патронами не убьешь, — и повторил: — Не надо так. Тебе же хуже будет.

От вкрадчивости сырцовской интонации у трюкача, видимо, напоминающе заныла печень, потому что он сморщился и свистяще застонал.

Сочувствующе поморщился и Сырцов, заботливо осведомившись:

— Больно?

— Как бы я тебя достал, как бы я тебя достал! — вслух помечтал Земцов.

— Каратист, что ли?

— И каратист тоже.

— Ты сегодня проиграл, каратист. Кто заказал тебе эту очередь?

— Как кто? Никита.

Может, правду говорил, а, скорее всего, нет. Сразу же вопросик в лоб:

— Когда и где ты познакомился с Никитой?

Заметались от боли неконтролируемые глаза. Напрягся в непривычном процессе мышления сермяжный трюкач, напрягся, подыскивая подходящую залепуху. Горько было смотреть на такую неумелость. Земцов шмыгнул носом и фальшиво сообщил:

— На бегах случайно познакомились.

— Придумай еще чего-нибудь получше.

— Могу, — стараясь быть задиристым, сказал Земцов. Готов был еще поторговаться. Но Сырцов непредсказуемо изменил тему допроса:

— Ты о моем визите сюда и о беседе с Олей им говорил?

— Кому это им? — растерянно спросил трюкач.

— Это мы еще уточним в дальнейшем разговоре. Так сообщил или не сообщил?

— Ну, — косвенно признался Земцов в том, что сообщил.

От Деда пришла к Сырцову ядовитая ненависть к идиотскому и модному ныне «ну».

— Ошибочка, Юра. Это я тебя запряг, а не ты меня. Так что если нукать, то только мне. По-человечески говори: да или нет.

— Да, да, да! — сорвался, не выдержал Земцов.

— Спасибо, родной. — Сырцов согнутым указательным пальцем за подбородок поднял его голову и рассмотрел глаза. — Вы ведь с Никитой в одной команде?

— В какой еще команде?

— Вот ты мне и расскажешь в какой. Я-то не знаю в какой, иначе бы и не спрашивал. Может, в футбольной. Так в какой?

— Не путай меня, мент. Не путай!

— Я — не мент, Юра, и ты это прекрасно знаешь. Но наш разговор о другом. Ты недопонимаешь, дорогой товарищ, сильно недопонимаешь. Тебя ведь они запросто и завалить могут, дурачок.

— Это как же? — испуганно заинтересовался Земцов.

— Если первый мой приход сюда тебе сошел с рук, то только потому, что твои хозяева думали, что я у них в мешке. Но второй мой визит они тебе не простят. Ты — ниточка к ним.

— А кто им скажет? — азартно возразил Земцов.

— Я, — скромно признался Сырцов.

— Ты же их не знаешь?

— Я знаю брата Никиты, Всеволода Горелова. И его телефон тоже. Короткий телефонный звонок, и ты, бедолага, у них на подозрении. А ты знаешь, как лучше всего избавиться от подозрений и заодно от подозреваемого.

Только сейчас Земцов понял, что влип по-настоящему. Поначалу он просто боялся Сырцова, а теперь надо бояться будущего. В лихорадке он бессмысленно и страстно заверил Сырцова:

— Слово, я никому не скажу о том, что ты приходил ко мне!

До чего же тупой паренек. Сырцов объяснил, как дефективному:

— Скажешь ты им или не скажешь — мне без разницы. А вот что я скажу или не скажу — для тебя смерть или жизнь.

— Чем мне от тебя откупиться? — понял наконец свое положение Земцов.

— Сведениями, голубок.

— Какими?

— Команда. Цели команды. Состав команды поименно. Дела команды за последнее время. Командир. Тут полные анкетные данные.

— Многовато хочешь, — опять стал торговаться Земцов.

— А ты что, свою жизнь недорого ценишь?

…Сумеречным, но еще бесфонарным проспектом он добрался до центра. Оставив машину на Большой Бронной, спустился в подземелье у станции метро «Пушкинская» и направился к ряду телефонных автоматов, в большинстве своем незанятых по позднему времени. Порылся в бездонной помойной яме собственной памяти и без труда обнаружил там номер домашнего телефона майора Демидова. Выбрал, предварительно проверив на гудок, автомат, со снятой трубкой в руках огляделся. Через два аппарата от него сорокалетний искатель приключений — красномордый (видимо, поддатый), в дешевом франтовском одеянии, — прикрыв ладошкой микрофон, гулко и различимо бубнил:

— Так я, Нинка, к тебе приеду, да?.. Как зачем? Отдохнуть…

Сырцов набрал номер. На третьем гудке Демидов снял трубку.

— Слушаю вас. — Рядом с демидовским голосом звучал голос Уитни Хьюстон, певшей песню из кинофильма «Телохранитель».

— С дамочками развлекаешься? Отдыхаешь, как красочно выражается мой сосед по телефону? — игриво полюбопытствовал Сырцов.

— Жорка! — ахнул Демидов, а Уитни Хьюстон замолкла: наверное, майор поспешно увел звук магнитофона. — Жорка, где ты?

— Я так думаю, что в Москве.

— Ты мне нужен, очень нужен, Жора!

— Не одному тебе. Я нынче всей российской милиции нужен.

— Не до шуток, Жора. Я должен встретиться с тобой.

— А я пока не должен.

— Сколько времени займет твое «пока»?

— Пока ты не выполнишь одну мою просьбу.

— Слушаю тебя.

— В том банке, Володя, старшим в расчетном зале служит некто Сергей Сергеевич Бойцов. Он, если его хорошенько попросить, может кое-что рассказать о том, как все произошло на самом деле.

— Займусь завтра прямо с утра.

— А я тебе в одиннадцать позвоню.

— Не бросай трубку, не бросай трубку! — криком просил Демидов. — Даю слово, что тебя сейчас не ловят.

— Не бросаю. Так что?

— Сам хочет поговорить с тобой.

— Пробздится.

— Не хами, этот разговор в первую очередь необходим тебе.

— Ты веришь, что я завалил инкассаторов? — вдруг спросил Сырцов.

— Нет.

— Вот и хорошо, — решил Сырцов и повесил трубку.

Не хотелось в пещеру, ох, и не хотелось! Но он бросил казаряновскую «восьмерку» у церкви на Краснобогатырской и пешком отправился туда. Под пол, в конспирацию, в безопасность.

Он позвонил в половине одиннадцатого. На всякий случай. Не то что надеялся опередить прослушку, а просто так, для неожиданности: пусть растерянно посуетятся. Удовольствием было услышать ласковый голос Кэт.

— Я вас обожаю, Кэт! — привычно объявил он в трубку.