– Надо бы этому фрицу немного остудить пыл, бросьте-ка его за борт.

– Так-ить сбежит, берег-то недалече, – засомневался сержант с редкой и смешной фамилией Радкакаша.

– А ты его привяжи, кретин.

Все было выполнено согласно приказу, и бедный посланник остужал свой пыл на веревке за бортом. Сначала за ним присматривали, а потом забыли, а когда вспомнили, обратно подняли покойника. За борт его бросать не стали, а скинули в трюм, «для назидания» остальным.

Пройдя какое-то расстояние, баржа снова остановилась. Конвой получил известие, что танкер отчалил. Бросили якорь и стали ждать особого распоряжения. Начался седьмой день в холодной жиже; покойников поприбавилось значительно – они сослужили свою последнюю службу живым – стали более-менее сухими островками, на которые можно было присесть. Заготовленных тюков соломы на всех не хватало.

Когда стали опускаться сумерки, на быстроходном катере доставили распоряжение. Командиру конвоя вручили конверт внушительных размеров, на котором было написано: «Совершенно секретно, лейтенанту А. С. Нечипуренко, вскрыть «на достаточной глубине» в водах Каспия». Катер тотчас отбыл обратно, а они тронулись в путь.

В разговорах с другими собратьями по несчастью Эмиль сумел сопоставить факты и оценить происходящее. От напрашивающегося вывода у него сжалось сердце, но он не подавал виду, чтобы не пугать сына. В последнюю ночь жизни Эмилю приснилось, как хлопали оставленные неприкрытыми ворота на ветру, будто пушечные выстрелы, от которых он вздрагивал во сне. Проснувшись от очередного выстрела, он отчетливо понял, что конец неминуем и он уже не за горами. Очередной седьмой день они провели по колено в холодной жиже.

Снова опустилась ночь, и в крохотное отверстие в крыше показалась звездочка. Интуиция подсказала ему, что пора что-то предпринимать.

– Роберт, сынок, – обратился он к сыну, – ты уже вырос, совсем взрослый. Через пару недель тебе уже будет 14. Слушай меня внимательно, постарайся запомнить этот разговор на всю твою оставшуюся жизнь, которая будет долгой и счастливой, я надеюсь. Тебе надо бежать отсюда, ты сможешь. Видишь, вот в этом месте крыша (он показал рукой на видневшуюся звездочку в крыше трюма) не совсем плотно закрыта. В эту маленькую щель ты сможешь пролезть, ты парень щупленький…

Эмиль впервые был рад этому обстоятельству. Роберт пытался возражать, но отец остановил его:

– Не время для дискуссий, сынок. Хорошенько запомни свои корни, своих родных, всех поименно, мать, братьев, сестер, бабушек и дедушек, даже теток и дядек. Война эта закончится когда-нибудь, а ты разыщи их. Мы не сегодня-завтра приедем в конечный наш пункт, а ты должен бежать отсюда сегодня же, сейчас же. Как выберешься через эту щель, спрыгнешь с баржи, тебя скорее всего заметят. Вон какой у них мощный прожектор, и если их не перехитрить, они просто пристрелят тебя, когда ты вынырнешь из воды. Ты же, как прыгнешь в воду, пронырни под баржей на другую сторону. Ты у меня пловец отменный и ныряльщик что надо! Так вот, пронырнешь под баржей – и на восточный берег Волги. Вода в ней уже холодная, но мы с тобой еще пару дней назад купались. Так до берега большей частью под водой и старайся добраться. Как выберешься из воды, иди вверх по течению реки. Мы недавно проходили под железнодорожным мостом, я слышал звук поезда. Доберешься до станции, садись в товарный вагон и поезжай в сторону где восходит солнце. На запад ни в коем случае, оттуда идет война. Сейчас сентябрь, время уборки урожая, на полях и в огородах ты найдешь себе пропитание. Плохо, что ты почти не говоришь по-русски. Так притворись глухонемым, ни с кем не разговаривай, иначе сразу вычислят, что ты немец. На немцев вся страна озлоблена из-за этого Гитлера, чтоб ему пусто было… Главное помни своих родных имена, даты… До наступления зимы, я надеюсь, ты сможешь их найти.

Все это время Роберт слушал его с нескрываемым волнением, то и дело прерывая вопросами: а как, а почему, но Эмиль сказал все, что надо было сказать, и добавил:

– А теперь пора!

– Как, уже?!

Роберт не хотел расставаться с отцом, понимал, что навсегда, и все-таки не верил.

Напоследок отец крепко обнял сына. А затем попросил о помощи товарища по несчастью, который встал на плечи Эмиля. Роберт забрался на них, чтобы достичь заветной щели. В нее он до половины просунул голову. В нос ударил пьянящий свежий воздух, а глаза ослепил прожектор, так что он ничего не видел. Роберт быстро втянул голову обратно и услышал внизу подбадривающий, приглушенный голос отца:

– Действуй сынок, пора…

Это были последние слова, которые он слышал от отца и запомнил их на всю оставшуюся жизнь. Он снова высунул голову наружу наполовину. Глаза немного попривыкли к яркому свету, увидел, откуда он исходит, и более-менее сориентировался. Щель была действительно очень узкая, но Роберт знал, коли уж пролезла голова, то все остальное пролезет тоже. Он начал поспешно протискиваться между кусками листового железа, которое больно оцарапало ему спину. Когда он оказался снаружи, то услышал окрик «Стоять!» и одновременно звук передергивания затвора винтовки. Он быстро спрыгнул в воду и звук выстрела не услышал, но его услышал Эмиль, который по суете наверху понял, что пуля не достигла цели. Роберта обожгло холодной водой, и он, как учил отец, нырнул под баржу. Она оказалась таких внушительных размеров, что ему едва хватило запаса воздуха, чтобы вынырнуть на другой стороне. Роберт снова набрал побольше воздуха в легкие и нырнул, гребя что есть силы под водой по направлению от баржи и от смерти. Так выныривал и снова нырял, пока баржа не удалилась от него достаточно далеко.

С буксира светили на воду прожектором на случай, если беглец покажется на поверхности, и держали винтовки наготове. Так они тщетно искали с одной стороны, потом посветили на всякий случай по другую сторону…

Он быстро спрыгнул в воду и звука выстрелов не услышал

Художник Иван Гуцул

Роберт уже порядочно отстал от баржи и при приближении луча света нырял поглубже.

Охранники вернулись на буксир, предварительно тщательно заделав дыру.

– Наверно, утоп, – доложил сержант Радкакаша лейтенанту Нечипуренко, начальнику конвоя.

– Что значит «наверно», мать вашу?..

– Так точно, утоп, ни разу так и не вынырнул, наверно, я его зацепил.

– Опять «наверно», как докладаешь, сукин сын…

– Так точно, подстрелил…

На этом дебаты были закончены и досадный инцидент исчерпан, но не так чтоб совсем без последствий.

До берега оказалось дальше, чем предполагал Роберт. Вон он виднеется темной громадой, но все время удаляется. Роберт замерз, но отчаянно греб к берегу. «Лишь бы судорги не схватили…» – подумал он, работая руками и ногами. Остатки одежды тянули его на дно. Башмаки он уже скинул и продолжал неистово бороться за жизнь. Проплывающая мимо коряга, за которую он ухватился, как за спасительную соломинку, дала ему кое-какую передышку, но к берегу не приблизила. Оставаться при ней означало вконец замерзнуть, и он отважно отцепился и продолжил неистово работать ногами и руками, стремясь к берегу, который приближался чересчур медленно. Наконец, ноги его почувствовали дно, и он выбрался на берег и лег на песок, чтобы отдышаться. Но долго отдыхать не пришлось. На него напал такой озноб, что, как говорится, зуб на зуб не попадал. Он поднялся и сначала побрел, потом побежал и бежал до тех пор, пока не выбился из сил, но немного согрелся. Трясучка совсем не прошла, его то и дело пробивал озноб, но уже не так ломило кости. Его силы были на исходе, так хотелось спать, но холод гнал дальше. Начало сереть. Спустя целую вечность показалось ласковое солнышко. Одежда на мальчике немного подсохла.

Он увидел вдали скирду и направился к ней. Устроился поудобней в соломе и мгновенно уснул. Проснулся, когда солнце клонилось к закату.