© Ekgardt V., 2017

© ООО «ЛИТЕО», 2017

Сентябрь. Начало. В последние дни существования Автономной Республики Немцев Поволжья погода особенно удалась. Так решил великий гений, вождь всех народов, росчерк его пера. Я сейчас не о погоде, ибо здесь он бессилен, а о последних днях. Он дождался конца уборочной страды со своим пером, чтобы перечеркнуть и поломать всё. 60 миллионов пудов зерна немцы дали в том году. Кто заполнит дыру на следующий год… так далеко вождь не думал. Его заботило только, как спасти сегодня свою задницу от Гитлера, который серьезно претендовал на нее. Он предпринимал самые отчаянные попытки для ее спасения – самого драгоценного. Все действия гения в конечном счете сводились к одному – к удержанию власти в своих руках любой ценой. И уплаченная цена была так высока, что не может быть оправдана никакими высокими, самыми высшими целями, в том числе и целью сохранения государственности, уже не говоря об установке диктатуры пролетариата в этой стране или во всем мире. Эта цель – сохранение власти любой ценой – именно любой, вплоть до отдачи под расстрел родной мамы, если бы коснулось, и была приоритетом в политике вождя всех народов. Так было до войны, так осталось и после. На «всякий случай» по первому подозрению, чаще совсем необоснованно, отправлялись в ГУЛАГ, подвергались казни, были репрессированы, депортированы, просто для профилактики.

Горе стране, которой руководит тот, кто из грязи в князи попал. Особенно плохо, если у этой грязи уголовное прошлое.

Сколько за этим росчерком поломанных, изуродованных судеб, сколько жизней ушло безвозвратно. За каждой такой судьбой стоит отдельный человек, со своими предпочтениями и привычками, желаниями и стремлениями. Это старики и дети, мужчины и женщины, которые утратили свой дом, родной очаг, семью, свою родину, близких и родных людей, собственные жизни, в конце концов. Из всего народа республики нет ни одного человека, которого не коснулась бы эта трагедия. Ни одного! Это отразилось даже и на их потомках в третьем и четвертом поколениях, они выросли совершенно другими людьми, необязательно лучше или хуже, но совершенно другими. Никому даже и в голову не придет называть их немцами Поволжья, как их предков, которые имели свою культуру, свой язык, все атрибуты идентификации народа как такового. Как народ он утрачен безвозвратно, его нет и он уже не возродится никогда. Никогда! Может быть, эта трагедия на фоне массового беспредела, творящегося в Советском Союзе после победы революции, не такая уж и из ряда вон выходящая. Может быть, на фоне такой грандиозной бойни, какой стала Вторая мировая война, трагедия немцев Поволжья не такая уж и многозначительная. Одним народом больше, одним меньше – такие пустяки для правящей компартии, которая, чтобы удержать власть в своих руках, отдала бы и вдесятеро больше жизней, судеб, народов… без колебаний, без раздумий, без угрызений совести. Стал ли кто из власть имущих хотя бы спать хуже из-за этого? Ладно там наверху, их эта трагедия едва коснулась. Они уже ко времени начала войны заматерели, благодаря обширной практике, перестали быть чувствительными. А исполнители железной воли? Они весь этот беспредел воплощали в жизнь своими руками, сапогами, штыками и автоматами. Может быть, все-таки не давало покоя хотя бы некоторым из них осознание того, что их руки по локоть в крови, может, хоть иногда просыпались в холодном поту от предсмертных криков ни в чем не повинных жертв? Коснулись ли их сознания мысли о тех, кого они выбросили в казахстанские степи, сибирскую тайгу и на Крайний Север; задумывались ли они, как там эти ни в чем не повинные люди медленно умирали от холода и голода? До какой степени все это было бессмысленно, если даже не вредно с точки зрения благополучия Страны Советов. Почему бы не оставить этих людей на своих местах? Несомненно, они бы принесли бо́льшую пользу для Победы, а значит, и для сохранения его власти, своей жизнью и трудом, чем своей смертью. Вряд ли великий гений хотел навредить стране, устраивая такие чистки, репрессии и депортации, если учитывать, что на его власть претендовал его коллега и соперник по великости – Гитлер. Это было в высшей степени тупо. Тупо и бездарно. Это были скорее отчаянные попытки загнанного в угол зверя, чем обдуманные последовательные шаги… этого же зверя. Так, на всякий случай, оскалясь, он и решал судьбы людей и народов. Как у всех мудрых риторов: «Как я могу узнать, о чем я подумал, если не скажу этого, не произнесу вслух». Откуда мог знать великий гений, что хорошо и что плохо. Видимо, в детстве мама уделила ему мало внимания, не объяснила простые вещи, или он забыл все, растерял на жизненном пути, во время своей революционной деятельности, сопровождавшейся террором везде и всюду, зачастую против своих, начинающих поднимать голову соратников, во имя высших целей, которые в конечном счете сводились к власти.

Российские немцы скромно приняли «коллективную вину» и доказывали свою верность Стране Советов в трудармиях, в нечеловеческих условиях, ударным и изнурительным трудом за маленький кусок хлеба и миску «палянта».

На войне потери одной трети населения в месте военных действий – это много, чертовски много, но разум способен воспринять этот тяжкий факт, война ведь. Одна треть населения немцев страны не пережила войну, хотя и не принимала участия в военных действиях, по причине недоверия руководства. Боялись и замордовали эту одну треть. Это никак не может быть принятым ни разумом, ни тем более сердцем. Власть имущие были готовы замордовать и остальные две трети, это бы и произошло, если бы на фронте не появились успехи, а с ними и политика по отношению к соотечественникам-немцам изменилась. Большевикам нужны были рабы, виноватые, вечно им обязанные, беспрекословные. Такими и были в большинстве своем выжившие.

Кроме этого, депортация немцев Поволжья оказала разрушительное влияние на культуру и образование. Эти строки написаны на русском языке, которым автор владеет значительно лучше, чем родным языком своих предков, немецким.

Но как попали немцы в Поволжье, как возникло этакое царство-государство Республика немцев Поволжья внутри России, да ещё на самой русской реке Волге? Россию и Германию роднит много большее, чем две мировые войны, которые разъединяют, а не связывают, в которых эти две державы были непримиримыми противниками… Но несмотря на это, вряд ли на протяжении истории у России в Европе был более тесный партнер, чем Германия, да и не только в Европе. Из Германии в Россию отмечено три значительные волны переселения на фоне постоянного потока разного рода ученых и авантюристов, врачей и простых крестьян, господ и их слуг. В первой волне, о которой вскользь упоминает родоначальник русского исторического романа И. Лажечников в замечательном произведении «Басурман», были в основном врачи и другой учёный люд. Ведь в России вплоть до XVII века, «благодаря» усилиям Православной церкви, не было даже врачей, не говоря уже про прочий «учёный люд». Басурманами тогда русичи звали всех иноплеменников, в т. ч. и немцев. В то время в Москве и образовалась так называемая «немецкая слобода», или Кукуй. Позже россияне стали звать немцами всех иностранцев, не только выходцев из Германии. Ещё позже была вторая волна, и вновь прибывшие селились и на периферии огромной страны. А за ней и третья, по приглашению Екатерины Второй (манифест от 4 декабря 1762 года), урождённой Софии Августы Фредерики, дочери прусского князя. Вообще-то кровь династии Романовых сильно разжижена немецкой. Так вот, эта третья волна и стала осваивать земли на Волге. Екатерина своим бывшим соплеменникам оказала много разного рода помощи и дала льготы, которые ещё долго имели силу и после её смерти. Например, немцев не рекрутировали вплоть до революции… а они, в свою очередь, многое сделали для укрепления государственности на востоке, где приходилось поначалу отбиваться от кочевников и прочих разбойников. И кроме того, своим прилежным и неутомимым трудом внесли весомый вклад в «продовольственную программу» не только царской России, у которой в этом плане особых напряг не было, но и большевистской, у которой такие напряги были весьма и ого-го… Созданная после революции, 19 декабря 1923 года, немецкая автономия в составе РСФСР просуществовала до 28 августа 1941 года. А потом прекратила своё существование. Я коснулся этого прекращения существования, этой незаживаемой раны, неизлечимо болящей.