Они вместе пережили смерть ее мамы. В трудармию его забрали весной сорок второго. В момент разлуки у нее случилась истерика. Для нее это было сравнимо с концом света, Армагеддоном.

Он тоже не смог сдержать слез, как ни старался. Если бы не разлука, им и война бы была нипочем, даже голод был всего лишь маленьким дискомфортом.

Его забрали у нее весной сорок второго, и они не виделись четыре года. Он выжил в трудармии только потому, что обещал ей вернуться, другого стимула к жизни и не было. Особенно после того, как его пнул конвоир, да так «удачно», что отбил напрочь все его мужское достоинство. А пнул только потому, что в этот момент Нахтигаль присел. Ни за что, ради удовольствия, чтобы поржать.

Балапан уже больше года находился в казахской семье, которая к тому времени окончательно оставила кочевую жизнь в юртах и переехала в дом в небольшом поселке Индербор, что на берегу реки Урал. Здесь все работали на добыче соли, в том числе и дети. Колхозные стада изрядно поредели, выполняя планы мясозаготовок, и не было больше нужды в летних выпасах. Что поделаешь, трудное время, война, все мужчины от 18 призваны в армию.

Апашка первым родила Рыскула, на которого уже получила похоронку, второй сын у нее родился мертвым. После – дочь Алия, которая была замужем и жила в Караганде. Балапан так ее ни разу и не увидел.

Потом родился мальчик, но умер, не дожив и до месяца. Из последующих двух погодок сыновей, сначала забрали Рыспека, а через год и другого, Куныша, спасителя Роберта, с которым их связывала тесная дружба. Расставание было особенно болезненным как для Роберта, так и для Апашки, ведь это был последний сын, из рожденных ею.

В отличие от Апашки, которая к Балапану относилась по-особому, не так как к остальным детям, Кабук не был особо нежен к нему, но и особо груб тоже. Он обращался с ним как и с остальными своими детьми, и это было признаком того, что он принял его.

Похоронки на обоих сыновей, Рыспека и Куныша, Апашка получила почти одновременно. Бедная женщина потеряла всех сыновей, и Балапан стал ей особо дорог. Ему исполнилось уже 17 лет, а война все не кончалась, и она очень опасалась, что у нее заберут и его. Она через родственника-врача, втайне от Роберта, на всякий случай сделала ему бумагу о его невменяемости, психическом расстройстве, и военкомат его не трогал.

Подрастали и младшие девчонки. Старшей, Асимгуль, исполнилось 15 лет. Она превратилась в красивую смешливую девчонку с начинавшими образовываться формами. Ее младшая сестра, Айжана, полутора годами моложе, была еще угловатым ребенком. Самая младшая, которая была не дочкой, а внучкой Апашки, но это ей не мешало называть Апашку Апашкой и считать ее матерью, тоже подросла. Следуя обычаю казахов, Рыскул тоже отдал первого ребенка своим родителям на воспитание. Он и сам воспитывался в семье Кабука. Это и была дочка старшего сына Рыскула, и звали ее Динара, ей исполнилось 10 лет. Как-то сидя за чаем, она спрашивает:

– Апашка, а это правда, что раньше было по три жены?

– Правда, только у зажиточных, кто мог всех троих прокормить, тот и имел три жены.

– А Балапан зажиточный?

– Может, и зажиточный…

– Балапанчик, когда я вырасту, ты женишься на мне?

В ответ все рассмеялись, а она обиделась. Масла в огонь подлила еще и Асимгуль:

– Ты слишком сопливая, чтобы он на тебе женился. Он женится на мне.

– А когда ты умрешь, он женится на мне, – не унималась та, – я же донашиваю твои старые платья…

Апашка вставила:

– Так есть же еще Айжана, сначала ее очередь.

– А она не хочет.

– Как это не хочу, еще как хочу, – вступила в разговор Айжана.

– Ну вот, без меня меня женили, – заметил довольный собой Роберт.

Апашка встревожилась было, но потом решила, что это детская любовь пройдет со временем. «Вот у нас всех странное соревнование, кто больше любит Балапана…» – подумала она.

Так одним из долгих зимних вечеров они сидели дружно все вместе, непринужденно болтая. Кабук был в очередном загуле, но в этот раз его особенно долго не было дома. На следующий день привели его коня, которого нашли стоящим возле тела замерзшего хозяина. В очередной раз напившись до бессознательного состояния, он упал с коня, чего не наблюдалось за ним никогда, в том числе и по пьянке. На ногах стоять не мог, но если забрался в седло, то держался в нем как привязанный. Но вот… вывалился из седла и так глупо погиб. Фронт все требовал и требовал мяса, и не только пушечного. Отары заметно поредели, но мяса в виде сайгаков было еще много, большие стада ходили по бескрайним степям, и периодически организовывались охоты на них. На «Захаре Ивановиче», трехтоннике «ЗИС», отправлялись по пять-шесть человек с ружьями. Они стояли в кузове и стреляли на ходу. Сайгаки очень быстрые животные, и надо было давать газу, чтобы их догнать. Роберту досталась старая двустволка шестнадцатого калибра, из которой гильзы не вылетали после выстрела, в силу износа ствола, их надо было вытаскивать с помощью подручных средств, отвертки и т. п. Представьте, во время охоты, какой бы ни была ровной степь, машину изрядно трясет, и она все время подпрыгивает на кочках. В это время надо стрелять в стремительных сайгаков. Раз выстрелили, промазал, второй раз – тот же эффект, и теперь перезаряжать. Пока вытащишь пустые гильзы из ствола, сайгаков уже и след простыл. У других ружья были получше, худо-бедно машина не приходила обратно пустой. Мясо сайгаков, или на профессиональном жаргоне «сайги», заготавливали зимой, чтобы хранить в холоде, да и сайгаки сбивались в более крупные стада, что упрощало их обнаружение.

Из Роберта стрелок был не ахти какой, и ему все чаще доверяли руль. Так он и освоил профессию шофера.

Устраивалась охота и на степных лис, корсаков. Эти животные активны в сумерках и ночью, их выдавали отражающие свет фар глаза. Где-то вдали заметили два таких огонька, дали газу и уже впереди мелькает убегающий корсак. Зимой у них красивая шкура – пушистая, коричневого цвета, с мехом средней длины, с бело-седым отливом, и густая-густая… Роберт добыл одну такую шкуру. Гоняли много корсаков, он сидел рядом с водителем и стрелял из своего старого ружья с проблемной перезарядкой, высовываясь из окна. Вот с горем пополам подстрелил одного. Шкуру подарил Апашке, та пришила ее к пальто на воротник и носила с гордостью.

Степь не лес, здесь не так легко можно заблудиться… а в некотором смысле еще легче.

Прошел слух, что девять человек из села Макат, гоняя сайгаков, на полном ходу залетели в поперечину, и у машины оторвало привод к мосту. Сначала они сожгли всю резину, потом и всю машину, а когда костер погас, замерзли насмерть. Их нашли лишь спустя месяц…

Балапан превратился в стройного юношу, и на него стали заглядываться девушки. Поначалу он особого интереса к ним не проявлял. Там, где он трудился, работали преимущественно женщины, да что там преимущественно, практически исключительно женщины, если не принимать во внимание пары подростков и одного старого деда-сторожа. Война наконец-то закончилась, но мужчины как-то не спешили возвращаться домой. Многие женщины овдовели в самом расцвете сил, продолжали ждать своих мужей с войны, надеясь на чудо. Но чудо случалось чрезвычайно редко и если… то где-то всегда в другом районе, далеко, что не вселяло надежду на явление подобного чуда у них.

В Индерборе же все, получившие похоронки, так и не дождались своих отцов, мужей, сыновей. Или почти все.

В отделе кадров работала всеми уважаемая Динара Умутбековна, женщина тридцати пяти лет, которую все называли исключительно на «Вы». Она собственно и заведовала этим отделом, и кроме нее в нем никого не было. Она жила одна в просторном доме, в котором некогда кипела жизнь. Получила похоронку на мужа еще в 43-м, а дочь утонула в Урале в этом же 43-м году, в возрасте тринадцати лет.

Динара попросила Балапана помочь передвинуть комод. Мимоходом отмечу, что за прошедшие годы Роберт освоил казахский превосходно, а в русском, если и был у него акцент, то скорей казахский, чем немецкий.