И я поняла, что она имеет в виду Алину.

– Сколько можно твердить?.. – начала я.

И мы обе рассмеялись, а я заплакала еще сильнее, беззвучно.

Оказалось, нас нужно было оставить связанными в одной комнате, чтобы мы наконец проговорили то, что нужно проговорить.

Чистильщик прав. В моем мозгу есть изъян. На него нельзя полагаться. Сердце всегда брало верх над разумом. Как в тот раз, когда я решила вернуть Бэрронса из мертвых. Как в тот раз, когда, возможно, вернула из мертвых Алину. Над Дэни никто экспериментировать не будет. Я не позволю этому случиться. Любой ценой. Правдами или неправдами, мудростью или глупостью, освобождением или проклятием, но я не позволю Чистильщику ей навредить.

– Мак, мне не нравится, как ты затихла, – прошептала она. – Что ты там думаешь своей проблемной головой? Там же твой мозг, верно?

Я, наверное, издала раздраженный звук, потому что она, похоже, захихикала.

– Я так и знала, – сказала она. – Он собирается починить твой мозг!

– Это не смешно.

– Смешно. Признайся, – возразила она. – Нас проанализировала куча мусора, которая выглядит так, словно развалится от первого неверного шага, и нашла, чего же нам недостает. Мне – сердца. Тебе – мозгов.

Я фыркнула. Да, действительно забавно, хотя и совсем не весело.

– Заметь, оно считает, что мой мозг идеален, – самодовольно заявила она.

– Ага, зато оно сделало вывод, что мое сердце лучше твоего.

– Так и есть.

– Неправда.

– Мой мозг определенно лучше твоего, – сообщила она весело, и я вдруг осознала, что холодная отстраненная Джейда шутит, поддразнивает меня.

– Ты же понимаешь, что мы сейчас в смертельной опасности? – напомнила я.

– Знаешь, что самое прекрасное в Шазаме? Он всегда поддерживал меня, как бы плохо ни было.

Я вздрогнула. Не знаю, как говорить с ней о мягкой плюшевой игрушке. Поэтому промолчала.

– Ну так что происходит в твоей плохо окрашенной голове? К слову, ты пробовала оливковое масло? Ты же не собираешься что-то учинить с помощью «Синсар Дабх», правда?

Я не собираюсь оправдываться или спорить. Тема закрыта для обсуждений. Особенно с ней. Именно она была причиной, по которой я планировала это сделать.

– Конечно, я пробовала оливковое масло. Краска проникла в волосяной стержень, – раздраженно ответила я. – Со временем отмоется.

– Думаешь, что сможешь пользоваться ее силой, не уничтожив себя?

– А ты как думаешь? – уклонилась я от ответа.

– Считаю, что шансов не много.

– Дэни бы рискнула.

– Было время, когда я, – она подчеркнула местоимение, – не понимала цену, которую придется в конце концов заплатить.

– Ты имеешь в виду проход через Зеркала? – уточнила я.

– Возвращение, – прошептала она. – Это самая высокая плата за все.

– Есть идеи получше? – сухо спросила я.

Долгая пауза, затем: «нет».

Я закрыла глаза и потянулась к своему внутреннему озеру. Она больше не будет ни за что платить. Не будет, если я смогу помочь ей, а я смогу. И, может быть, со мной тоже все будет хорошо.

– Мак, мне нужно, чтобы ты кое-что пообещала, – настойчиво зашептала она.

– Что угодно, – отозвалась я, приветствуя спокойные черные воды в своем сознании. На этот раз они не пытались рвануться вверх и утопить меня. Поверхность была спокойной, гладкой, приветливой, без намека на подводное течение.

– Если я отсюда не выберусь…

– Ты выберешься.

– Если не выберусь, – повторила она, – Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала. Пообещай, что сделаешь. Поклянись, что выполнишь обещание, несмотря ни на что. Скажи.

– Обещаю, – согласилась я. Чего бы она ни желала, она сможет сделать это сама, потому что выберется отсюда. Я ей это обеспечу.

– Зеркало, сквозь которая я прошла, которое вернуло меня домой… – Она рассказала мне, какое оно и как его найти. – Мне нужно, чтобы ты вошла в него. Сделай это для меня.

– Зачем? – Я на мгновенье попятилась от озера, полностью сосредоточившись на ней.

– Чтобы спасти Шазама.

Мой мозг завис, и я просто лежала несколько мгновений, открывая и закрывая рот, как рыба, выброшенная на берег. Я думала, что мы ведем вполне вменяемый разговор. Она была собранной, разумной, рациональной. Демонстрировала потрясающее чувство юмора. Теперь мы снова вернулись к мягкой игрушке, спасая которую, она едва не погибла в огне.

– Он будет ждать меня вечно, – прошептала она с болью. – Он будет ждать вечно, ждать и верить, что я приду. Я не в силах вынести мысль о том, что он будет разочаровываться снова, снова и снова.

Я ничего не ответила. Потому что знала, что она прошла через это. Ждала, что кто-то придет и спасет ее. Но никто не пришел.

– Каждый день он будет надеяться, что наконец пришел тот самый день. Счастливый день.

И она расплакалась, вызвав очередной поток слез и у меня. Счастливый день, сказала она.

Сколько лет ей потребовалось, чтобы перестать верить? Чтобы перестать надеяться на счастливый день?

– Он такой эмоциональный, – шепотом тараторила она. – И так легко впадает в депрессию и сдается. Он очень долго был один. Я пообещала ему, что он больше не останется в одиночестве.

Он? Или она?

– И я знаю, что он будет голоден, – взволнованно продолжала она. – Он всегда жутко голоден.

О господи, подумала я, она наверняка голодала в Зеркалах, при ее-то немыслимых потребностях в пище.

И эту черту она передала своему воображаемому другу.

– Обещаешь, что вернешься и спасешь его, если я отсюда не выберусь?

– Рыба, – деревянным тоном произнесла я. – Ты кормила рыбой мягкую игрушку.

– Возможно, поначалу ты не сможешь его отыскать. Он прячется в других измерениях. Тебе придется поговорить с пустотой и сообщить ему, что это Йи-Йи послала тебя и можно не бояться выходить. Возможно, понадобится некоторое время, чтобы он поверил, что там безопасно. Но что бы ты ни делала, не позволяй ему себя облизывать и пытаться съесть.

– Дэни, – надломленным голосом сказала я. Она хотела, чтобы я пошла в Зеркала и поговорила с пустотой.

– Я знаю, что с рыбой была плохая идея, – с легким смущением признала она.

Я ничего не ответила. Просто не знала, что сказать.

– Мак, я не сумасшедшая. Шазам – настоящий, – пыталась убедить меня она.

Я моргнула. Что она имеет в виду? Что она хочет доказать? Я видела «Шазама». Это выпотрошенный игрушечный медведь.

Она с трудом выговорила:

– Я его бросила.

– Мягкую игрушку?

– Нет, – раздраженно ответила она. – С игрушкой – другое. Я не могла спать. Поэтому представляла, что это он, чтобы хоть как-то вернуть сон, пока не придумаю, что делать. Но я знала, что притворяюсь. А потом, когда аббатство загорелось, мне показалось, что все повторяется. Что снова наступил тот день, когда я действительно его потеряла. Это стало триггером. Я немножко свихнулась.

Я повернула голову влево, насколько возможно.

– Шазам настоящий? Действительно, реально настоящий?

– Он капризный пушистый коало-медведе-кот. Я нашла его в свой первый год в Зазеркалье.

Я открыла рот и снова закрыла. Слова прозвучали разумно и убедительно. Неужели она говорит правду? Или она просто сломлена и теперь, когда Риодан выпотрошил ее иллюзию, придумала новую версию – что потеряла друга раньше?

– Коало-медведе-кот, который разговаривает и прячется в воздухе?

– Мак, прекрати так много думать. Штуковина, наверное, именно поэтому хочет поработать с твоим мозгом. Твой внутренний монолог просто не прекращается.

Я ощетинилась.

– Не будь стервой.

Я понимаю, почему так много размышляю. Всю жизнь мне приходится просеивать происходящее между двумя совершенно разными существами, при этом о существовании второго я долгое время даже не догадывалась. Пятьдесят тысяч лет воспоминаний Невидимого Короля плясали в моем подсознании, насылая повторяющиеся кошмары о ледяных местах, не говоря уже о фрагментах песен и желаний, которые не имели никакого смысла. Во мне жили эмоции, которые я не могла приписать ни одному из событий в моей реальности. Для меня все было подозрительным – потому что половина «всего» принадлежала не мне. И я чертовски неплохо справлялась с навигацией по этому минному полю.