Меня уже несколько месяцев калечил этот обессиливающий страх. Я не доверяла ни единой вещи в моей так называемой реальности.

– Алина! – снова рявкнула я, выламывая запертую дверь и пробивая себе путь. Дверь за дверью. Коридор за коридором.

Пока, наконец, она не оказалась в ловушке. Она закрылась в одной из задних спален, между нами осталась всего одна дверь, и путей для отхода у нее не осталось. Я слышала, как она плачет по ту сторону двери.

Какого черта Книга мне устроила?

Я выбила дверь – возможно, с излишней яростью.

Она закричала, обхватила голову обеими руками, потом отвернулась – и ее вытошнило. Я шагнула ближе, и она снова заорала, словно от душераздирающей боли.

Я остановилась и уставилась на нее, пытаясь понять, что происходит.

– Пожалуйста, – всхлипнула она. – Пожалуйста. Я не… хочу тебя. Я не… ищу тебя. Я… уеду домой. Я… уйду.

Какого черта?

– Мы закончим это прямо сейчас, – прорычала я.

– Пожалуйста, – она плакала. – Нет!

Она убрала руку от головы и начала трясти ею, как бы отгоняя меня.

– Дэррок! – завопила она. – Ты мне нужен!

– Дэррок мертв, – холодно сказала я. – И ты тоже.

Моя сестра, свернувшись в клубок на полу, все кричала и кричала.

В итоге я ушла.

Я не могла больше выдержать ни секунды. Ну а что мне было делать? Убить иллюзию сестры?

Я развернулась на пятках и затопала по лестнице вниз, сунув руки в карманы и повесив голову. Ноздри забил запах лавандового смягчителя для простыней.

По пути на улицу я захватила пончик. Он был в пакетике, лежал на столе у вазы с пыльными цветами.

Кофе, стоявший рядом, я тоже забрала.

На стаканчике отпечаталась кораллово-розовая помада, того самого оттенка, которым пользовалась моя сестра, – Летняя Искусительница.

Я решила, что если уж могу справиться с недостатками своего безумия, то с тем же успехом могу насладиться и его преимуществами.

Жуя плохо пропеченный пончик (они хоть и сумели добыть нужные продукты, но определенно не были профессиональными пекарями – хотя, опять же, если это иллюзия, почему пончик невкусный? Неужели я настолько наплевательски к себе отношусь, что порчу даже иллюзорные вкусности?), я проигнорировала зеркала, мимо которых проходила, и совершенно забыла о проклятом дольмене, пока снова не оказалась на перекрестке, где оставила Охотника.

Естественно, его на месте не было.

Я раздраженно топнула ногой, пробив тонкий слой черного льда, осевший коркой на брусчатке.

Я почувствовала себя совершенно потерянной.

Только что я видела невозможное – подтверждающее мой страх, что я действительно застряла в иллюзии, из которой так и не выбралась.

Но другие детали, такие как: неидеальный пончик, полуостывший кофе (с густыми сливками и без сахара, как любила моя сестра), корка льда на брусчатке – все намекало на сцепку с реальностью.

Именно этим я занималась уже несколько месяцев, постоянно оценивая окружающую обстановку и пытаясь вынюхать Истинную Правду.

Правда ли Бэрронс выкричал меня из моей иллюзии в «Книгах и сувенирах» в ту ночь, когда (как я считала) я увидела сквозь проекцию Айлы реальность, в которой Ровена, одержимая «Синсар Дабх», пыталась обманом заставить меня отдать ей/Книге амулет и притворилась моей биологической мамой? Возможно, иллюзия, которой Книга опутала меня тогда, до сих пор не прервалась.

Действительно ли я помогла запереть «Синсар Дабх» в аббатстве, а затем видела, как ее поглощает Круус, после чего закрыли его самого?

Или я никогда не вырывалась из цепких объятий Книги?

Вот в чем гребаный вопрос.

Червяк в моем яблоке.

Что-то, случившееся со мной в ту ночь, заставило меня начать глубоко сомневаться в природе моей реальности. Будучи обманутой так тщательно – пусть даже и в течение ограниченного отрезка времени, – я не могла не задуматься: возможно, меня продолжают обманывать? Иногда я неплохо справлялась. Принимала тот факт, что сделала это. Видела лишь логичность в мире вокруг себя.

Но иногда по ночам, особенно когда снилась адская песня, преследовавшая меня в последнее время, я задумывалась, не пытается ли что-то пробиться из моего подсознания в сознание, а я неспособна выудить его на поверхность, и не существовало ли оно – чем бы оно ни было – по другую сторону иллюзии, которую сплела для меня Книга.

Планы помогали мне сохранить рассудок. Одержимая охота на Короля Невидимых с целью заставить его вынуть из меня Книгу помогала сосредоточиться.

А цель не позволяла растянуться где-нибудь на диване и просто сдаться из-за того, что я не могу найти удовлетворительный способ доказать себе, что реальность, в которой я живу, не придуманная.

Мои фальшивые мама и папа, Питер и Айла, тоже казались совершенно реальными.

А теперь Алина.

Но ситуация с Алиной весьма странная.

С множеством неверных деталей. Мерцающий бриллиант на ее безымянном пальце. Плач, попытки спрятаться от меня. Крики, когда я подходила слишком близко. То, что она звала Дэррока.

Живая.

Не живая.

Я помассировала пальцами виски.

– Сосредоточься, сосредоточься, сосредоточься, – бормотала я. – Не воспринимай единственную иллюзию за знак, что все остальное иллюзорно. Это вовсе не обязательное следствие. Ты в правильной реальности. Ты победила «Синсар Дабх». Алина здесь единственная иллюзия.

Но почему?

Носить внутри себя нечто, способное сплести столь же убедительную иллюзию, как и внешняя Книга, а затем ощутить, как это нечто внезапно замолкает, куда хуже его постоянных придирок и моих ответов в виде цитат из По. Раньше наши бессмысленные и странно безвредные перепалки представляли из себя что-то конкретное, за что можно было держаться. Я почти испытала облегчение, когда она заставила меня убить Мика О’Лири.

Потому что тогда по крайней мере я могла сказать: «О, так вот какова ее игра. Тогда я просто больше не буду использовать копье. Никогда. Я в моей реальности. Так и есть. Я понимаю».

Я не рассказывала Бэрронсу. Я скрыла это от всех.

Я была благодарна за то, что стала невидимой.

И никак не могла избавиться от чувства, что, даже если я нахожусь в правильной реальности, Книга сейчас повсюду развешивает удавки, и стоит мне хоть раз оступиться, она тут же затянет веревку.

Я глядела на пустынную улицу, засыпанную мусором и высушенными человеческими останками, которые ветер носил по мостовым, как печальные перекати-поле.

– Это не желание, – громко предупредила я. – Не хочу быть невидимой.

Я хочу снова быть собой. Я отчаянно желаю уверенности в собственной душе. Я с ужасом поняла, что почти сдалась. Отдалилась от Бэрронса, так как, убив Ровену (а я убила?), практически непрерывно находилась в поисках Короля и не останавливалась даже ради секса, обрубила контакты с родителями.

Но Бэрронс и плоть Невидимого вновь разожгли во мне огонь. Пламя, которое мне так нужно.

Я решила есть Носорога и трахаться до тех пор, пока не справлюсь с этим кризисом веры.

Для этого мне требуется кто-то, кто умеет телепортироваться.

Ну и где мне, мать его, искать телепортирующегося Фейри?

– Кристиан, – улыбнулась я. – Так и думала, что найду тебя здесь.

– Мак, – сказал он, не отрывая взгляда от граненого стакана с виски, который держал в руке.

Я плюхнулась на стул рядом с ним, у того, что раньше было баром Парня с Мечтательными Глазами, а потом, на время, моим.

Клуб Синатры в «Честерсе» был одним из самых тихих. Человеческие мужчины собирались там, чтобы обсудить бизнес, и в редких случаях какой-нибудь жуткий Невидимый на время занимал столик. Этот подклуб посещала рафинированная публика, а Фей не назовешь утонченными. Их увлекало все более яркое, сексуальное и отчаянное.

Я бегло окинула его взглядом. Горячий сексуальный горец со странными глазами, которыми он сейчас, к счастью, мрачно буравил свой стакан, а не меня. Что-то явно не так. Он выглядел отвратительно… нормальным.