– «Мисс Лейн», чтоб тебя, – пробормотала я. Но он уже исчез.

Час спустя мы вышли через заднюю дверь и оказались на аллее между КСБ и гаражом Бэрронса. Мне не нравилась идея оставлять магазин с разбитыми окнами, но Бэрронс заверил, что с домом ничего не случится.

Принимая душ, я поняла, что, читая «Дублин Дэйли», кое-что упустила: сегодня третье августа, ровно год с того дня, как я впервые ступила на землю Ирландии. Столько всего произошло. Столько изменилось. И до сих пор сложно осознать все трансформации моего непредсказуемого бытия.

Теперь, снова став видимой, я хотела поговорить с мамой по поводу некоторых проблем, хотела раствориться в надежных папиных объятиях, но воссоединение семьи придется отложить.

На пронзительно холодном воздухе я начала дрожать. Волосы все еще были влажными, на светлых прядях осталась алая краска. Лимонное масло, которое я использовала для борьбы с ней, помогло смягчить и расчесать спутанные пряди, но не спасло от красного оттенка. Еще один «веселый» день в Дублине.

Но меня била дрожь не только из-за мокрых волос. На нашей улочке, сдерживаемый символами, которые Бэрронс вырезал на его крыльях и затылке, сжавшись, сидел Ледяной Охотник. Это был тот самый Охотник, на котором я ездила в тот день, когда мы пытались выследить «Синсар Дабх» и были обмануты Книгой, отчего разбежались, как испуганные мыши. В тот день древний Охотник К’Врак парил рядом, выговаривая мне за то, что я летела не на нем, и тепло приветствуя меня, как «старого друга».

Я испытываю невероятную симпатию к самому большому, самому древнему Охотнику, чье имя выступает синонимом смерти. Его поцелуй фатален и стирает саму сущность души. Нет, я не из тех девочек, которые сходят с ума по пуделям. И даже не из тех, что обожают питбулей. Мой любимый домашний зверек – древнее жизнерадостное окончательное уничтожение по имени К’Врак. Интересно, где он сейчас и не присоединится ли к нам сегодня в небе?

Я вздрогнула от этой мысли. Если присоединится, я его прогоню. Я не хочу подпускать его к Бэрронсу. Никогда.

Однако он – не единственная сложность, которая может поджидать в полете. Теперь, став видимой, я не могла не думать, сколько пройдет времени, прежде чем меня облепят мои назойливые призраки. Мне начинало казаться, что я занята лишь одним делом – сменой одной проблемы на другую.

Сегодняшнее наше транспортное средство оказалось в пять раз меньше своего гигантского собрата. Почему мы не взяли одну из машин Бэрронса, которые наверняка способны обогнать на дороге кого угодно? Кожистая шкура Охотника была лишена даже намека на цвет – темнее ночи в темной пещере, она поглощала свет, словно ее искупали в космической ванне и припудрили пылью из черной дыры. Его крылья оставались неподвижными под действием заклинания, которое Бэрронс использовал для контроля над подобными существами, а от тела в ночной мороси шел пар, как от сухого льда.

Я снова вздрогнула. Ехать на одном из этих чудовищ – все равно что распластаться на леднике. А если коснуться его голой кожей, на которой есть хоть немного влаги, приклеишься, как в морозный день язык прилипает к металлическому столбу. Однажды в Джорджии, когда мы холодным зимним утром ждали с друзьями школьный автобус, меня взяли таким образом «на слабо».

– Мне нужно прихватить больше…

Бэрронс заткнул меня, бросив кипу одежды: перчатки, шарф и толстую куртку-бомбер[16]. Он всегда готов ко всему.

Охотник раздраженно зафыркал в моем сознании. «Убери его знаки. Раздражают».

Я поразилась тому, что его голос звучит в моей голове. Мясо Невидимых убивает все чувства ши-видящих, пока кайф не выветрится. Я считала, что не смогу мысленно с ним общаться.

«Не ты способна слышать. Я обладаю силой быть услышанным, – пророкотал он. – Сотри знаки».

«Я подумаю об этом», – солгала я, заправляя перчатки в рукава и тщательно наматывая на шею шарф.

Его веселье проникло мне в голову и защекотало изнутри, и я внезапно осознала две вещи: Охотник знает, что я вру, и его ничто не сдерживает. Он притворяется.

«А были случаи, чтобы знаки действовали?»

«Меня невозможно удержать. Все зависит от выбора. Пусть твои сородичи прекратят стрелять в нас. Мы безвредны. Знаки бесят. Удали их».

Охотник сделал два маленьких шажочка из стороны в сторону огромными массивными задними ногами, демонстрируя нетерпение.

«Если они не действуют, то чем бесят?» – спросила я.

«А тебе нравятся эти красные полосы в волосах?»

Я не удержалась и фыркнула, и Бэрронс странно взглянул на меня.

«Тщеславие?»

«Они искажают зрение. Не унижайте нас. Иначе мы унизим вас, и вам это не понравится».

У меня не было ни малейшего желания выяснять, как Охотник может унизить человека.

– Чтобы отправиться в путь, мисс Лейн, нужно вначале оседлать «транспортное средство», – сухо бросил Бэрронс.

– Я, кажется, совсем недавно демонстрировала свое понимание этой последовательности, в магазине, – так же сухо ответила я. – Он говорит со мной. Разве ты не слышишь?

«С этим не общаюсь даже я, – пробормотал Охотник в моем сознании. – Есть двери. У него их нет».

«Что ты имеешь в виду?»

«Я сказал».

«А?»

«Я не уточняю, не разъясняю, не детализирую. Открой свой крошечный разум. Если ты не можешь увидеть, ты не заслуживаешь видеть».

Я закатила глаза: неудивительно, что Король Невидимых питал особую симпатию к этим созданиям. Общались они в одной манере.

Бэрронс резко мотнул головой влево, его глаза сверкнули, как бриллианты. Он перекусил, и теперь его массивное тело гудело, как под напряжением. Я уже предвкушала, как прислонюсь к нему, оседлав Охотника.

Раз уж я не могу использовать свое чутье ши-видящей, чтобы определить, правду ли говорит Охотник, я прислушалась к интуиции, шагнула вперед и провела затянутой в перчатку ладонью по ледяной шкуре, стирая с его кожи мерцающий символ.

– Какого хрена ты это делаешь? – вскипел Бэрронс.

– Он сам решил быть здесь. Он нам не навредит.

– Потому что он тебе так сказал? И ты ему поверила?

Я знала куда больше. Я понимала, что если я сотру символы, желание Охотника сотрудничать станет куда более горячим. Возможно, он даже подразнит меня парочкой древних секретов мироздания, поскольку мне безмерно любопытно, что может быть там, в великом «после». С тех пор, как я вошла в Белый Особняк – безграничный приют бесчисленных чудес, – начала подозревать в себе наличие цыганской крови. Если – нет, не если, а когда – наши проблемы наконец завершатся, я собиралась отправиться с Иерихоном Бэрронсом в исследовательскую экспедицию. По всем мирам.

Этот Охотник был горд, надменен и привык к полному отсутствию всяческой власти над ним. Он не воспринимал самого значения слова, ему приходилось дробить его в сознании на части, как Королю Невидимых приходилось разбивать себя на осколки, чтобы ходить среди людей. Я даже не уверена, что он жил в том смысле, который мы вкладываем в это слово, разве что сияющие ледяные метеоры или звезды можно назвать живыми. Знаки не сдерживали его. Они были назойливыми мухами на шкуре и оскорбляли его до самой сути.

– Поверь мне.

Он молча уставился на меня и какое-то время стоял не шевелясь, если не считать крошечного мускула на скуле, который пустился в пляс.

После долгой паузы он наконец обронил:

– Под вашу ответственность, мисс Лейн.

Я обошла Охотника и стерла с его крыла второй символ. Охотник присел, Бэрронс подсадил меня, и я забралась на ледяную спину, подползла к огромной голове и стерла последнюю метку.

Когда Бэрронс запрыгнул наверх следом за мной и мы устроились за крыльями, Охотник промурлыкал: «Ах-х-х, вот теперь летим».

Он рванул вперед и, достигнув широкого перекрестка на краю Темной Зоны, захлопал кожистыми крыльями, создавая вокруг нас маленький торнадо из черного льда. Мы поднимались все выше и выше.