― Нет, но боль утихнет. Мы ведь отрекаемся от прошлого, и оно становить просто страницей в нашей жизни.

― Благодаря ей моя боль станет намного меньше?

― Да. Когда она станет золотой все закончиться и тебе станет легче.

Илья смотрел на пламя, играющее в этих проклятых шестерках.

― Это скоро закончиться, завтра она уже будет золотистой, как моя.

― Пламя, сжигающее прошлое, — прошептал он тихо. — Тогда я буду любить эту метку, как свою вторую душу.

Я вздрогнул, а он просто коснулся губами собственной метки.

Мой будущий лучший друг Илья. Он тогда мирно улыбался, хотя его глаза были влажными, но он собирался жить дальше пусть даже по новым правилам. В тот миг я поймал себя на мысли, что смотрю на него с тем же восхищением, что и на Миклота. Этот мальчик был таким сильным и… особенным!

С тех пор я всегда следую за ним, куда бы он не пошел. Я просто был ему другом, потому что хотел быть ближе к нему, будто он солнце. И даже теперь я иногда смотрю на него, как на недосягаемое горячее солнце.

И что там думает Чаша Тьмы? Почему нашим новым дьяволом должен быть белый маг? Почему его верный слуга, ребенок? Человеческий ребенок?

А просто не хочу об этом думать, но постоянно думаю, как безумный…

Когда-нибудь я все пойму, ведь я всегда буду рядом с Ильей и всегда буду помогать ему, что бы он не задумал!

Наташа спала, но не видела снов. Она так нервничала, что уснула прямо в палате Сэта. После его звонка, она несколько раз звонила на тот номер, пока ей не ответил Илья. Он не хотел ей говорить, но она так настаивала, да и слова Сэта сыграли свою роль. Он поддался, и вот теперь Наташа здесь у кровати того, кого совсем не понимала. Она сжимала его руку и спала, ведь сил уже не осталось. Она здесь уже второй день, а никаких изменений нет, будто Этот человек был уже обречен. Пусть она спала, пусть даже не видела снов, но в ее мыслях снова и снова возрождались и умирали воспоминания о ее друге детства Алексее и о том, кем он стал, но все это вдруг рухнуло, ведь ее вампирское чутье предупреждало о чем-то опасном. Она открыла глаза и посмотрела на Сэта. Он открыл глаза и смотрел на нее. Его левая рука ловко сняла маску.

― Сэт, что ты…

Он так посмотрел на нее, что она не смогла закончить свой вопрос.

― Я сейчас кого-нибудь позову.

Она хотела уйти, но он сжал ее руку так крепко, что она не смогла сдвинуться с места. Когда она посмотрела на него, он просто покачал головой, будто уговаривая ее не уходить. Наташа просто подчинилась и села рядом, хоть и понимала, что это не очень правильно. Сэт закрыл глаза и, сжимая ее руку, жадно глотал воздух.

― Надо позвать Максимуса…

― Нет, — прошептал Сэт, открывая глаза. — Потом, а просто хочу побыть с тобой.

― Но…

― Потом! Я ведь так и не успел тебе сказать самое важное…

― У тебя будет еще время, пусти, я позову кого-нибудь из врачей…

― Наташа, не спорь, пожалуйста. Мне слишком тяжело с тобой спорить…

Она покорно улыбнулась, понимая, что все ее слова просто бесполезны. Он был очень бледен, а на лбу выступали крупные капли пота. Ему было больно, но он был уверен, что это не так важно, как то, что он хотел сказать.

― Я, правда, люблю тебя, поэтому прошу дать мне шанс. Я знаю, что у тебя есть молодой человек и знаю, что он, наверняка, хороший, но позволь мне стать тебе хотя бы другом, позволь мне доказать, что я не такой плохой, каким кажусь на первый взгляд. Мне всегда было плевать, что думают обо мне окружающие, меня абсолютно не интересовало чужое мнение, но мне совсем не все равно, что думаешь обо мне ты! Именно поэтому я прошу у тебя: дай мне шанс.

― Признаюсь, мне страшно, ведь я совсем не знаю тебя нового, но… я тоже хочу быть частью твоей жизни, ведь ты не чужой, — ответила Наташа.

Ей было страшно. С одной стороны она боялась перемен в своей жизни с другой, она боялась того, кто так сильно сжимал руку, ведь ненависть к нему все еще теплилась в ее сердце. Она хотела его простить. Она хотела его понять, но больше всего на свете она боялась обмануться и довериться тому, кто обманет ее…

― Ты все еще ненавидишь меня. Я знаю. Я, правда, понимаю, но не буду просить прощения, ведь это ничего не изменит.

Наташа что было сил, сжала его руку.

― Я всегда любил тебя. С самого детства, когда все шутили про нас, как про пару, — говорил он, вновь закрыв глаза, — я любил тебя, и с каждым годом это чувство становилось все сильней и сильней. Никого и никогда я не смогу полюбить так, как тебя, но я тоже боюсь, что так и не смогу быть достойным тебя, ведь за эти годы, пока ты хорошела, я превращался во что-то совсем чуждое тому Леше, которого ты приняла.

Наташа улыбнулась и, склонившись над ним, нежно коснулась его дрожащих губ. Его горячие губы обжигали, а ее казались ему прохладно живительными, но внезапно он оттолкнул ее.

― Зови, — шепнул он.

Глаза по-прежнему были едва приоткрыты, а вот пальцы разомкнулись. Он отпустил ее.

Наташа медленно встала и неуверенно пошла к двери.

Красный отблеск озарил всю комнату. Наташа обернулась. В едином порыве все приборы в палате, зажгли свои красные лампы, крича о чем-то ужасном. Она замерла, глядя на эти алые отблески в едва приоткрытых голубых глазах…

― Выйди! — велел чей-то голос.

Кто-то вывел ее из палаты, а кто-то другой остался там, но она уже ничего не замечала. По ее щекам катились слезы. Она уже поняла, что произошло…

Илья сидел с Ларой в своем кабинете и мирно беседовал.

― Вот здесь я и живу, — сказал тихо Илья.

― Ты уверен, что у тебя все хорошо? — спросила несмело женщина.

Илья тяжело вздохнул и, откинувшись на спинку рабочего кресла, прошептал:

― Не смотри на меня так. Я все прекрасно понимаю и конечно волнуюсь.

― Тогда почему ты не с ним рядом?

Илья отвел глаза в сторону и тяжело вздохнул.

― Понимаешь, я просто не могу быть там. Он может очнуться в любой момент, но…

― Ты боишься?

Илья кивнул.

― Поэтому ты и должен быть там, разве нет?!

Илья молча смотрел на сестру жалобными измученными глазами.

― Ты же не хочешь, что бы он умер?

― Нет, конечно, но если это произойдет, я не хочу быть рядом!

Илья ударил кулаком по столу.

― Но почему?

Илья тяжело вздохнул.

― Он думает, что обязан мне. Я постоянно убеждаю его в обратном, но это не помогает. Он уверен, что обязан вернуть мне долг и если он вдруг начнет умирать до того, как его вернет, то…

― Тем более ты должен быть с ним. Если ты так много для него значишь, то…

― Три года назад я пообещал ему, что не буду сидеть над ним, пока он будет лежать в больнице. Он заставил меня ему пообещать, что я не буду просиживать там сутками, а просто буду заезжать время от времени…

― Он…

― Да, он сам так решил.

― Но почему? Что он пытается доказать?

― Это просто протест против нелепых самопожертвований. Он считает, что живя для себя можно сделать больше, чем живя для кого-то. Это и является основной причиной…

У Ильи зазвенел мобильный. Он вздрогнул зная, кто звонит и понимая, что этот человек не станет звонить просто так!

― Прекрати, ты должен вернуться.

― Нет, я не хочу!

― Ализиз!

― Нет! Нет и нет! И не спорь со мной!

Она тяжело вздохнула.

― Это же не ради меня, понимаешь ты это или нет? Это нужно тебя самому, ведь это твой кровный долг!

― Ты сама захотела занять мое место, поэтому не жалуйся, сестренка!

― Ализиз!

― Лаванда! (а в этих словах, кажется, скользнул сарказм)

― Пожалуйста!

― Нет!

Сэт открыл глаза. Его тело казалось ватным, все ныло будто его сильно избили, но он знал, что это просто побочный эффект реанимации.