Я знала, что нас не слышат, что за нами лишь наблюдают, причем наверняка, ибо при такой команде Марисан не могла не убедиться в выполнении приказания.

Я не знала, как его соблазнять и не хотела устраивать ему никаких интриг и обманов, а наоборот остаться честное. Не знаю, как у меня хватило духу, но я просто рассказала ему все, так как есть, что мне не жить, если мы не займемся любовь. И он сказал — хорошо.

Эта была единственное, что я помнила из моей работы. Все сцены у меня смешивались воедино, бесконечной рутиной, но он выделялся. Я сама не воспринимала его как клиента, да и он не обращался со мной как с вещью. Это был лучший секс в моей жизни, правда. Я конечно не об ощущениях, а о моральной какой-то стороне. Я тогда получила какое-то удивительное удовлетворение в итоге, хоть он и был осторожен, немного несмел, но не безынициативен, хоть и чуточку неловок. Совсем мальчишка, но я была счастлива, а он за это счастье еще и деньги мне отдал.

Я тогда еще пошутила, что его учитель не одобрит такой траты своих денег, а он буркнул, что-то о своих деньгах. Я тогда не знала, что он обеспечен почти всем благодаря наследству, оставшемуся от его родителей.

Он ушел и я думала, что мое чудо закончилось, но через пару недель меня оттуда забрали, ибо у меня нашелся учитель, согласный мной заниматься — Вересов Илья Николаевич, которого уговорил неугомонный Сэт. Как он вообще помнил о моих тех откровениях я не знаю, но если бы ни он, я так бы и осталась никем. Я люблю его, полюбила тогда и люблю по сей день, хоть он мне и не верит, но я люблю. Может быть я не умею любить, как ему того бы хотелось, но я люблю, как умею, как могу, как имею силы. Люблю его и буду с ним любой ценой, потому что для него я живая!

Вечером, приняв душ и переодевшись, Сэт закончил ремонтные работы на сегодня. Свою комнату он разворотил, поэтому разместился в родительской спальне. Закрыв за собой дверь и включив свет, он рухнул на огромную двуспальную кровать. Он глубоко вздохнул, блаженно улыбнулся и погрузился в воспоминания.

Виделась ему мама, которую он часто видел лишь утром и то спящей. Она допоздна работала и утром долго спала. Поэтому, прежде чем уйти в школу, он целовал ее в щеку…

После смерти Саши беременная мама часто плакала, а Сэт играл для нее на пианино, чтоб хоть чуть-чуть утешить любимую маму…

Сэт встал и подошел к любимому маминому инструменту, который сам Сэт уважал. Он провел рукой по поцарапанному дереву…

…После школы, пользуясь тем, что отца нет, Леша сел за пианино и играл мамину любимую симфонию. Он так увлекся, что не услышал, как пришел отец.

Павел не терпел музыки. Он сразу вспоминал покойную супругу. А эта симфония их познакомила, поэтому, когда он услышал родные, некогда любимые звуки, он ворвался в спальню, схватив ремень. Нет, он не собирался бить сына, он хотел уничтожить пианино. Он схватил Лешу за плече, отшвырнул в сторону и стал беспощадно колотить пряжкой не в чем не повинный музыкальный инструмент. От каждого удара оставалась одна или несколько царапин. Для музыканта, его инструмент, как часть тела, даже больше, жизненно важная часть тела. Инструмент покойного музыканта — это реликвия, его душа, его жизнь. Мальчик помнил, как мама расстроилась, случайно поцарапав инструмент. Для Леши это было дикое зверство. Он как музыкант не мог выдержать такого отношения, это было выше его сил. Он вскочил на ноги и закрыл собой инструмент.

Пианино было спасено, но его окропили капли алой крови и искренние слезы горя, обиды и бессилия…

После этого кошмара Сэт не рискнул играть на пианино, но теперь не удержался, да и не пытался удержать. Время страхов давно прошло! Он бережно поднял крышку, пробежал по клавишам и начал играть, ту мелодию, что звучала в его голове.

Никогда прежде он не писал музыку на пианино. Раньше лишь скрипка была его вдохновителем, лишь на нее ложились мысли, ноты, чувства, на нее ложилась жизнь. Скрипка всегда была его любимым инструментом, хотя он играл не только на скрипке, но и рояле и гитаре (последнему его научил Илья Николаевич).

Когда стемнело Наташа, по обычаю расправила крылья, взлетела в небо и скользила по облакам. Она всегда делала так, когда была в хорошем настроении. Летая над домами она инстинктивно снизилась возле дома Леши. Так она выражала свое уважение к нему, вот уже не один год, но только сейчас пролитая мимо, она услышала прекрасный звук пианино. Ее так заинтересовала музыка, что она приземлилась во дворе и сидя на ветке дерева слушала. В блаженстве она не знала, куда девать глаза и бессмысленно скользила взглядом по темной улице. Фонари были не зажжены, в окнах мрак, лишь в некоторых виднелись одна две одинокие свечи, но вдруг на седьмом этаже она увидела сияющее окно. Шторы в этой комнате были задернуты, но даже сквозь них сочился свет. Наташа присмотрелась и пораженно замерла, это было окно ведущее в спальню квартиры Карловых. Наташа вздрогнула. Она спрыгнула с дерева и побежала в подъезд.

Вдохновенный примирением с Наташей, Сэт написал симфонию и теперь, закончив ее нотную запись начал играть ее целиком. Ему показалось, что она рядом, что с каждой нотой она приближается и появляется ее запах, но он не смог даже допустить, что это правда и счел это миражем, рожденным его эмоциями. Ему даже показалось, что она здесь, что она стоит прямо за его спиной, но он лишь играл не открывая глаз, наслаждаясь иллюзией порожденной воображением.

Лишь когда она обняла его за плечи и нежно поцеловала его черные волосы, он наконец поверил своим ощущениям, чувствуя что они далеки от иллюзий и это осознание его откровенно шокировало. Он вздрогнул и музыка оборвалась.

Наташа нежно опустила его пальцы на клавиши и шепнула прямо в ухо:

— Играй. Я люблю, когда ты играешь…

Сэт закрыл вновь глаза, возвращая утраченное на миг настроение, чувствуя теперь ее запах не как иллюзию, а как свою жизнь. Он играл и музыка лилась именно так как он ее видел, как он ее задумал, будто и правда его мысли превращались в эти звуки и его чувства обретали форму. Она обнимала его, не отпуская и улыбалась, вслушиваясь в эту мелодию, пока она не утихла, таким бесконечно счастливым аккордом сбывающейся надежды.

Она поцеловала его в шею, прямо в метку черного мага, где кожа все же была теплее кожи рядом.

— Я люблю тебя, — шепнул он нежно, не спеша открывая глаза.

— Я люблю тебя, — как эхо отозвалась она, нежно прижимаясь к его крепкой спине.

Она была рядом. Причем так близко, что можно было почувствовать биение ее сердца, биение любимого сердца. Он обернулся и посмотрел ей в глаза. Она с радостью поймала его взгляд, глядя в его глаза как в смотрят в любимую душу. Они были так близко, что кожей ощущали дыхание партнера. Наташа отпустила его плечи и, опустившись на колени, нежно склонила голову к своим губам, будто требуя поцелуя. Сэт же не сопротивлялся, ведь ее желания были его желаниями.

Она коснулась губами его губ. Их языки слились в любовном танце. Он нежно обнимал ее, гладил ее талию, а другая его рука медленно ползла по бедру, сначала вниз, а затем вверх, под юбку. Наташа же тоже не оставалась в долгу. Она расстегнула его рубашку и, скинув ее с плеч, перешла к нижней части гардероба. Они оба не думали ни о чем. Их не волновали условности, в этот миг главное было лишь то, что они любят друг друга и хотят быть рядом, вместе. Как можно ближе друг к другу.

Но реальность была немного другой и требовала все же корректив. Зазвенел телефон и хоть мелодия была тихой, но достаточно заметной, но Наташа и не шелохнулась, понимая, что это не ее телефон, а Сэт тоже сделал вид, что отношения к этому не имеет или не слышит. Его правая рука скользнула по внутренней поверхности ее бедра, а другая блуждала под кофтой подбираясь к груди, и было это настолько легко и инстинктивно, будто только этим он всю свою жизнь и занимался.