Короткий блеск алого глаза, и сразу же смиренно опущенные веки.
— Неужели тебе все равно?
— А что я, по-твоему, должен чувствовать?
— Облегчение, наверно…
— Я не желал ему смерти…
Его взор вновь вернулся к облачному небу.
— Но ты ведь ненавидел его…
Сэт молчал. Его рука на миг потянулась к внутренней стороне бедра, хранящей старый шрам, но он не позволил себе этого, отчаянно сжимая кулак, вместе с клочком штанины, трещащей от напряжения, грозясь разорвать свои швы.
— Сэт, я…
— Нет…
— Нет? — не понял врач ошалело. — Что нет?
— Просто не надо. Я не хочу слышать это имя…
— Но…
— Хватит с меня имен…
— Иначе никак.
— Смерти не нужны имена, — едва слышно ответили бледные губы, — именно по этому, хватит…
— Но, Сэт, я только думал, что тебе будет важно знать, что пишут обо всем этом… Особенно, если учесть…
— Нет! — вдруг, буквально закричал Сэт, сжимая кулаки. — Хватит! Уходи! Я не хочу помнить ни его имени, ни его прошлого, ни его шрамов. Хватит уже, Сэт умер…
Его голос постепенно утихал, сменяя гнев привычной пустотой, а веки закрывались, пряча за тьмой наблюденья…
— Хватит… хватит с меня жизней и имен…
Максимус лишь опустил глаза, ни в силах, сказать прости, но и не имея права оставить его одного сейчас.
Ненависть — страшное чувство. Оно выворачивает наизнанку. А он ненавидел себя. В такие минуты не остается сомнений. Он подошел к зеркалу и взглянул на себя. Стало мерзко. Собственное отражение было ненавистным. Его живой голубой глаз был мутным и влажным от не упавших слез. Другой, левый, сверкнул красным лазером. Он был слаб и бледен. На его выбритой голове едва начали появляться волосы. Каким же он стал страшным за этот последний месяц. Вся его красота, что так привлекала женщин, исчезла вместе с чем-то, что он так старательно искал внутри себя…
Как же его бесило это лицо в зеркале. Правой рукой он бессильно сжимал пистолет. Все внутри него кипело от гнева ненависти и отчаяния. Он коснулся своей скулы и стал нервно отдирать силиконовую защиту от левой стороны лица. Она легко и быстро соскользнула с титанового сплава. Он отшвырнул «шкурку», и вновь взглянул в зеркало. По лбу, мимо носа к скуле, не задевая губы, затем по шее к спине тянулась грань меж плотью и электронно-механической составляющей.
Он вспомнил себя совсем другим. Еще месяц назад у него были выразительные голубые глаза, крепкое нормальное тело и мягкие густые, хоть и седые, будто покрытые серебром, волосы, падающие тяжелыми локонами на плечи…
Он поднял пистолет и навел его дуло на отражение. На его губах мелькнула печальная улыбка. Он медленно согнул руку и поставил оружие к правому, не защищенному виску, но все же медлил. Он, как и все, боялся смерти, но не своей. Когда речь касалось этого, он почему-то испытывал лишь грусть и печаль, но не малейшего страха. Его пугала смерть других людей. Смерть… других людей. Такой ход мысли напомнил истинную причину его состояния. Он закрыл глаза, уронив слезу.
Он вернулся мысленно назад и вспомнил все с самого начала:
«Да будь ты проклято! 22 февраля!!!»
Мгновение сомнения. Но вместо сожаления, лишь пустота.
Он, без имени, без прошлого, рожденный человеком, ставший магом, отрекшийся от прошлого, умерший дважды, Алексей Павлович Карлов, Сэт Ильич Вересов, а ныне просто предатель, не заслуживающий ничего кроме смерти.
Он не стал открывать глаза, не стал прощаться ни с миром, ни с прошлым, ни с самим собой, а просто собирался свершить месть, за того кого любил и за свою собственную жизнь.
Тонкий, влажный от волнения палец скользнул по изгибу курка. Он принял решение, и теперь ни одна сила мира не могла его остановить. Резкое движение. Выстрел.
Он безвольно упал на колени, роняя последнюю слезу…
Не понятый… не принятый… и никогда уже не прощенный…
24
Алексей Сергеевич Налимов
Вот ирония жизни… Жестоко, не правда ли?
Сэт Вересов.
Я далеко не юноша, и в моей жизни было не мало различных историй, страшный, диких душещипательных. Всяких! Однако мало из них оставляли в моем сердце глубокий след. Со временем привыкаешь, не обращая внимания на такие вещи, воспринимая все как должное, принимая все как данное.
Я никогда не был гениальным или выдающимся. У меня не было умопомрачительных способностей, невероятных сил. Меня никогда не считали ни гением, ни лентяем. Я вечно находился где-то в середине. Я как-то всегда был в тени. Не плелся в хвосте, не вел вперед. Для меня это было идеально с самого детства, так было по-настоящему удобно наблюдать.
Мои друзья же были гениальны. Были они буквально как батарейки, как два огня, перетягивающие канат. Никто никогда не думал, кто из них светил ярче, потому что они уживались в этой своей гениальности вместе. Николай Вересов и Валера Шпилев. В них действительно было что-то гениальное, неоспоримо гениальное и великое, но они всегда считали меня равным. Порой говорили слухи, что я плетусь за ними, но я никогда этого не чувствовал. Мы действительно были друзьями, просто они светили, а я сидел за ними, прячась в их свету, но порой мне казалось, что без меня они перегорят оба.
Мы были вместе с самого детства, буквально с пеленок, потому что наши родители дружили. Всегда друг другу помогая, мы слишком хорошо друг друга знали. Что бы не подставить в нужный момент плече. Каждый из нас всегда знал, что в голове другого. Мы просто понимал это по малейшим изменениям, по любым словам и всегда знали, как одернуть и как подсказать. Нас не любили остальные за такое понимание. Нас сторонилось, опасались, но мы жили своим миром, своей жизнью, нас это не волновало. Как-то так нам повезло в дружбе. Говорят такое редкость, и быть может я и сам бы не верил, но я был одним из них.
Наши жены, наша личная жизнь. У каждого из нас все складывалось по-своему. Каждый из нас избирал свой путь во всем, но мы все равно были друзьями. Вместе до самого конца.
Было лишь одно… один момент, когда мои друзья стали не такими значимыми, когда я на все посмотрел иначе, совсем не так, как смотрел прежде.
Эта история началась тихо, незаметно от меня, идя своим путем, не глядя на меня совсем. Все началось в тот день, когда исчез друг Наташи, дочери Валеры, мой теска — Леша. Никто и не связывал это с тем, что случилось в другой части города, даже не предполагая, что это все это может соединится в единую историю.
Тогда только началась война между белыми и черными магами. Самая завязка, самое начало, еще ленивое, совершенно неясное развитие событий, но все же занимающее не мало внимания. В ту ночь сын Николая — Илья, застрелил родного отца, моего лучшего друга. Он оставил в живых свидетеля, и сомнений не было в том, кто был всему виной…
Во мне тогда все мешалось, и я не мог понять, как вообще такое могло случиться с моим другом. Валера же реагировал совсем иначе. Он злился, наверно потому что все было действительно сложно и без Коли его мир совсем пошатнулся. Его начинала переполнять ненависть. Там медленно разрасталась в его сознание, постепенно становясь целью и рождая план. План мести. Мне эта идея была совсем не по душе, но я понимал его боли, и еще больше понимал, что мне его не остановить, не переубедить, да и все же для меня самого смерть друга вот такая… но убить сына друга за друга… было в этом что-то не нормальное, не адекватное, что-то, от чего меня воротило. Только бросить Валеру на этом пути я не мог, боясь оставить его в таком состоянии совсем одного. Я искренне боялся, что зайдя слишком далеко он не сможет остановиться сам и просто погибнет.
Он где-то нашел странных ребят, для помощи, которым было все равно, чем заниматься только бы им за это платили. План был прост, вернее это скорее был не план а цель: надо было схватить Илью и просто убить, дав понять, за что он принимает смерть… так просто и конкретно, но увы не реально, ибо Илья все же был Вересов, и действительно сын Коли. Его не легко было поймать и не легко отследить, вот так без уверток, уверенно и прямо. Оказалось наших знаний и умений мало. Это значило, что стоит хитрить. Я конечно еще раз попытался все изменить, повлиять на друга, но все было тщетно, поэтому план просто изменился и мы решили заманивать Илью, стоит тут даже признать, что это была моя идея, так невзначай брошенная. Я тогда действительно не предполагал, куда это все зайдет. Нам нужна была приманка, но никто из нас и предположить не мог, что могло завлечь этого предателя, и мы стали ее искать, эту волшебную приманку.