— Пока мы здесь, — высоким громким голосом произнёс Триполи, — пускай все забудут свою прежнюю вражду и обиды и встретят общего врага плечом к плечу — как христиане, как братья. — Говоря это, он обежал взглядом шатёр и увидел Керака, затем быстро оглядел остальных; упав на Раннульфа, его взгляд тотчас переместился дальше в поисках кого-то ещё. — Где магистр тамплиеров?

   — Он отправился на север, — сказал король, — собрать рыцарей из всех гарнизонов и доставить сюда.

   — Что ж, — сказал Триполи, — в таком случае Храму может понадобиться новый магистр. Согласно договору, который был заключён у меня с Саладином, два дня назад я позволил нескольким тысячам его воинов пройти через Галилею; а вчера, до того как покинуть Тивериаду, я выглянул из окна и увидел, как они скачут. На копья у них были насажены головы христиан, числом не меньше сотни, и у многих голов были коротко остриженные волосы и длинные бороды.

Эти слова были встречены молчанием. Пальцы Раннульфа вцепились в рукоять меча; он шагнул вперёд и выпрямился. Король Ги побелел, а Керак крикнул:

   — Скажи нам, граф, на чьей же ты стороне?

   — Это упростит дело, — сказал Раннульф, и Бодуэн д'Ибелин, стоявший перед ним, чуть повернул голову и засмеялся. Остальные вдруг все разом заговорили. Посреди стоял Триполи — неподвижно, высоко подняв голову, словно это он был здесь королём. Балан д’Ибелин подошёл к Кераку, схватил его за руку и принялся что-то горячо нашёптывать ему на ухо, всё сильнее наваливаясь на него, так что Керак в конце концов попятился. Раннульф отодвинул плечом Бодуэна д'Ибелина в камзоле с атласными лентами и обратился к королю:

   — Сир, если у нас больше нет магистра, отдавай приказы ты. Позволь мне разведать, где стоит султан со своим войском. Мы должны узнать, каковы его намерения.

Триполи глянул на него краем глаза:

   — Это и я могу тебе сказать. Султан осадил Тивериаду. Я едва успел бежать из замка до того, как его войско подступило к стенам.

За его спиной Балан проворчал:

   — Отлично, это его задержит. Он не сможет взять Тивериаду.

Король отвернулся и торопливо отошёл подальше от Триполи и других дворян. Понизив голос, словно обращаясь к самому себе, он проговорил:

   — Мы должны решить, что делать...

   — Если Саладин у Тивериады — идём к Тивериаде! — крикнул один из людей Керака. — Ударим по нему!

С полдюжины голосов поддержали его алчными выкриками.

   — Между нами и Тивериадой безводная пустыня, — возразил Балан д'Ибелин. — Пускай лучше Саладин пересечёт её, чтобы добраться до нас, чем наоборот.

Керак презрительно хохотнул:

   — Ехал бы ты домой, красавчик, да прислал воевать свою жёнушку!

Балан резко повернул голову, ожёг Керака гневным взглядом — но промолчал.

Король всё так же стоял спиной к совету, сомкнув у груди стиснутые кулаки. Раннульф повернулся к Триполи:

   — Насколько крепка Тивериада?

Граф коротко тряхнул головой:

   — Она неприступна. Там моя жена. Она может командовать гарнизоном, запасов там не на один год, а стены устояли бы и против трубы иерихонской.

   — Тогда я отправлюсь туда со своим отрядом, — сказал Раннульф. — Я буду следить за действиями султана и сообщать тебе все новости.

   — Эй, граф, — прорычал Керак, — сколько султан платит тебе за то, чтобы задержать нас здесь?

Триполи пропустил его слова мимо ушей. Голосом, который было слышно и за пределами шатра, он ответил Раннульфу:

   — Хорошо, езжай, но поддерживай со мной постоянную связь и не предпринимай ничего, не посоветовавшись со мной.

   — Да, мой лорд, — обрадованно кивнул Раннульф.

Граф огляделся, призывая ко вниманию собравшихся в шатре дворян.

   — Сефория — подходящее место для передышки, не хуже любого прочего. Я видел на дороге целое войско пехотинцев, которые будут здесь к закату. Мы ненадолго задержимся в этих местах — соответственно этому плану и устраивайтесь.

Он легко овладел советом. Все смотрели на него, ожидая его приказов, и даже король повернулся, смотрел на Триполи и ждал. Граф продолжал сухим скрипучим голосом:

   — Мы соберём наши силы здесь. Сейчас разгар лета, войско Саладина скоро подъест все припасы в окрестностях Тивериады, и ему волей-неволей придётся двинуться с места — тут-то мы и ударим.

Раннульф отходил, пробираясь среди людей, внимательно слушавших графа. Краем глаза он поймал на себе взгляд Керака. Триполи всё говорил — сухо, жёстко и в высшей степени здраво. Раннульф добрался до выхода и покинул шатёр.

Нагнувшись, Медведь задрал ногу коня и принялся рассматривать тяжёлый изгиб копыта. Конь навалился на него, и рыцарь, не долго думая, оттолкнул его плечом, да так, что у животного затряслись поджилки.

   — Мне просто любопытно, вот и всё, — сказал он. Копыто было чистым; Медведь большим пальцем потрогал стрелку и проверил, прочно ли держится подкова.

Мыш прошёл вдоль череды привязанных коней. В Сефории было множество развалин ещё римской поры, и тамплиеры привязали своих коней перед шеренгой мраморных колонн.

   — Спроси Мыша, — предложил Фелкс. — Уж он-то знает.

Стефан поставил на землю ведро с водой, которое принёс от колодца.

   — Что я знаю?

Он заговорил с конём, погладил его по шее; животное учуяло зерно в его мешке и тоненько заржало, тыкаясь мордой в плечо хозяина. Стефан почесал лоб коня, прикрытый чёлкой.

   — Да насчёт Святого, — сказал Медведь. — И королевы.

Наступило молчание. Мыш развязал мешок и держал его так, чтобы коню было удобно есть прямо из него. Рыцарь бросил быстрый взгляд на привязанных коней — их было уже около двух сотен и с каждым часом прибывало. Ещё больше коней паслось на широкой равнине, которая тянулась к западу. Насколько хватало глаз, вдоль дороги были разбиты лагеря — по большей части костры, у которых теснились люди, но было и несколько шатров со стягами. Посреди этого многолюдья высился красный шатёр, а перед ним красовались королевский стяг и штандарт с Истинным Крестом.

Мыш осенил себя крестным знамением.

   — Ну? — поторопил Медведь.

   — Что — ну?

У Фелкса заблестели глаза.

   — Тогда в караван-сарае они надолго задержались в спальне. Вдвоём.

   — Они разговаривали, — сказал Мыш и снова принялся усердно кормить коня.

Медведь выпрямился, уперев руки в бёдра:

   — Святой не разговаривает с женщинами.

   — Она вышла оттуда с распущенными волосами, — заметил Фелкс, — и вид у неё был помятый.

   — Вы говорите о Раннульфе, — сказал Мыш. — И о королеве Иерусалимской. Что бы вам ни приходило в голову — вы ошибаетесь.

Конь ткнулся носом в мешок, едва не выбив его из рук хозяина.

   — А она красотка, — сказал Медведь. — На мой вкус тощевата, но хорошенькая, как картинка.

   — Если б она сделала королём не Ги, а Святого, мы бы не торчали здесь сейчас, гадая, что происходит, — заметил Фелкс.

Медведь что-то согласно проворчал.

   — Если б у коней были крылья, мы бы все летали, — сказал Стефан. — Где сейчас Святой?

   — Получает для нас приказы.

Из-за колонны, к которой был привязан конь Стефана, вышел один из рыцарей, которые приехали с ними из Иерусалима; он был совсем молод, с пушком на подбородке, серьёзный, точно пьяный судейский. В обеих руках он нёс ведра с водой, которые поставил у основания колонны.

   — Вспомнить, как он смотрел на неё на дороге, так это был не слишком-то святой взгляд.

Его конь стоял рядом с конём Стефана, и юнец принялся поить его.

   — Я ничего не заметил, — сказал Стефан. — И потом, он отправил её назад в Иерусалим.

   — Что же он ещё мог с ней сделать? — отозвался юный рыцарь. Его звали Эд, и был он родом из Бургундии. — Привезти её сюда, что ли?

Стефан ухмыльнулся ему:

   — Он выполнил приказ. — Он уже видел Раннульфа, который спускался с подножия холма, проходя мимо коновязей. — Для меня этого достаточно.