— Она правит сама, — сказал Стефан. — Она делает то, что захочет, и так было всегда.

   — Тогда она должна быть очень несчастна. Женщины нуждаются в том, чтобы ими правили.

   — Что ты знаешь о женщинах? — рассмеялся Стефан.

Идти им было недалеко: они встречались с королевой в одном доме у Давидовых Врат, в нескольких шагах от Ла-Плезанс. Было очень поздно, уже отслужили ночную службу. Они пошли по широкой улице, держась правой стороны, которую накрывала густая тень домов; слева заворачивала за угол высокая стена цитадели, и там раскинулась просторная и тёмная рыночная площадь, уходя к подножию цитадели.

   — Ты не передумал? — спросил Али.

   — Нет. И не передумаю. Я остался таким же, как был. Я любил тебя, открыто и сильно. Это тебе захотелось всё изменить. — Он вдруг замер, вскинув руку. — Стой!

   — Что такое?

Али поглядел на улицу; впереди с двух сторон теснили узкую мостовую силуэты домов, и оттого густой сумрак накрывал улицу. Всё было спокойно — но миг назад Стефану почудилось, что в темноте что-то движется.

   — Я должен возвращаться, — сказал Али и двинулся было дальше, но Стефан схватил его за руку.

   — Нет, подожди. — Он повысил голос: — Святой, это ты?

Вначале ответа не было, но миг спустя из темноты вышел Раннульф. По одной его походке Стефан понял, что тот в ярости, и приготовился к худшему. Раннульф подошёл к нему и с силой ударил кулаком в грудь.

   — Что ты творишь? Ты даёшь де Ридфору то, что ему так нужно.

Стефан отступил на шаг:

   — Ничего я не творю.

Раннульф вновь ударил его, вынудив отступить ещё на шаг.

   — Ступай приведи моего коня.

Стефан пошёл мимо него по улице, затем обернулся. Раннульф стоял лицом к лицу с Али, пригнув голову, расправив плечи, словно собирался драться.

   — Убирайся из моего города!

   — Твоего города! — презрительно повторил Али. — Ты льстишь себе, воин-пёс. Или ты не понимаешь, что ты — всего лишь песчинка на ветру? Я достаточно видел Иерусалим, чтобы понять: этот город полон лжи, предательства и ненависти.

   — Тем более тебе не будет жаль покинуть его, — сказал Раннульф и рывком обернулся к Стефану: — Ты приведёшь моего коня или нет?

Стефан пошёл дальше в темноту и скоро нашёл коня, который был привязан к кольцу в стене.

Он сел в седло и вернулся к Раннульфу. Али исчез.

Раннульф ухватился за высокую заднюю луку и прыжком вскочил в седло позади Стефана.

   — Что она ему сказала?

   — Ничего особенного. — Стефан ударил пятками коня, и тот шагом двинулся в тёмную глубину улицы. Стефан чувствовал себя совсем разбитым. Встреча с Али разбередила ещё не зажившую рану. — Она дала ему письмо.

Раннульф протянул руку из-за его спины, перехватил поводья и рывком развернул коня.

   — Зачем ты это сделал? Она и меня просила, но я отказался. Зачем ты это сделал?

   — Когда-то я обещал помочь ей.

   — Помочь ей! Скажи уж лучше — помочь де Ридфору.

   — Де Ридфор! — Стефан презрительно фыркнул. Они проехали рыночную площадь, и конь свернул вправо, на привычный маршрут патрулей, который вёл мимо цитадели. — Де Ридфор мне ничем не может навредить.

Конь остановился.

   — А я и не о тебе беспокоюсь, — сказал Раннульф. Стефан огляделся, удивлённый, — конь остановился здесь по собственной воле, словно привык так поступать. Стефан запрокинул голову — и увидел, что с этого места над воротами цитадели хорошо видна башня, где в узком окне третьего этажа мерцал слабый оранжевый свет.

Свет погас. Раннульф тронул коня.

   — Это её комната, верно? — сказал Стефан. — Ты приезжаешь сюда каждую ночь, стоишь и смотришь на её окно. И как же это согласуется с твоим обетом, Святой?

   — Поехали домой, — ответил Раннульф. — Я устал.

Триполи остался на севере, в средоточии своей власти, и провозгласил себя королём Иерусалима. Большинство старинных семейств Святой Земли поддержали его против Ги, никому не известного выскочки. Триполи издал указ, в котором объявил Сибиллу и Ги узурпаторами и запретил подчиняться им. Султан послал посольство и к нему, и его посол явился на совет баронов и вновь подтвердил перемирие; Саладин даже согласился продать Триполи корабли с грузом зерна из Хаурана, чтобы облегчить голод. На юге пищи не было, и люди там голодали.

Балан д'Ибелин, который поддержал Триполи, ездил в Иерусалим и долго говорил с Ги и Сибиллой. Де Ридфор стоял за троном и нашёптывал королю нужные ответы, следя за тем, чтобы тот не уступил ни на йоту. Балан вернулся к Триполи с оскорбительным, полным ненависти посланием. Король и королева объявили Триполи вне закона, все его права в королевстве — утерявшими силу, а его вассалов — свободными от вассальной клятвы.

Триполи созвал всех своих рыцарей. Де Ридфор обещал Ги поддержку тамплиеров и, впервые за всё время, предложил избавиться от Триполи иным способом, кроме открытой войны.

Он весьма осторожно претворял в жизнь этот план, потому что должен был таиться от молодой королевы; магистр знал, что её женский ум не приемлет некоторые стороны управления государством. Она непременно выступила бы против обмана, необходимого, чтобы завлечь Триполи в ловушку. Ги неведома была подобная щепетильность. С самого начала он страстно желал найти способ расквитаться с соперником без лишних усилий и опасности для себя. Разумеется, де Ридфор открыл королю только часть своего замысла. Он не стал уточнять, каким образом он и его рыцари нанесут удар по Триполи. Удар, при котором Раннульф Фицвильям либо нарушит свой обет, либо умрёт позорной смертью.

Это могло получиться. Столь хитроумный и тщательный замысел сработал бы точно, как греческая музыкальная шкатулка, — если бы не Керак, который поздней весной разрушил все их мечты и надежды, вновь нарушив перемирие.

Жоли плакала беспрерывно, личико её покраснело от натуги, кулачки сжимались и разжимались.

   — Ей жарко, — сказала Сибилла, — она устала. Алисетт, отнеси её наверх, хорошо? И уложи поспать. — Беспрестанные вопли дочери доводили её до бешенства. Она старалась не смотреть на Ги, который расхаживал по комнате туда и назад и никак не мог остановиться.

Едва Алис вышла, он круто развернулся и обрушил на Сибиллу поток слов:

   — Ты даже дитя терзаешь ради каких-то пыльных древних развалин! Ещё только начало лета, а здесь уже жара и вонь! Я хочу вернуться в Яффу!

   — Мы не можем сейчас уехать в Яффу, — сказала Сибилла. Споря с ним, она уже сорвала голос до хрипоты. — Пока может двинуться Саладин, мы должны оставаться здесь, в центре событий. Почему ты никак не можешь этого понять?

Ги опять забегал по комнате.

   — Это не дворец, а убогая развалюха, еда здесь мерзкая, охота отвратительна...

   — Нам грозит война, Ги! Какое может иметь значение, хороша ли здесь охота?

   — Я могу вести войну и из Яффы. Но если уж мы должны торчать здесь, давай по крайней мере переселимся в тот, другой дворец — там такие красивые комнаты...

   — Ла-Плезанс, — сказала Сибилла. Он даже не желает помнить название места, которое пришлось ему по душе! Она сидела на табурете в изножье кровати и, сцепив руки, пыталась обратить эту ссору в спокойное русло.

   — Ну так давай переедем туда, — сказал Ги. — Там есть сад, малышке будет где играть.

   — Мы — король и королева Иерусалимские, — сказала Сибилла. — Мы должны править отсюда, из цитадели, — особенно в такие грозные дни.

В дверь заглянул паж, пробормотал имя — и тут же вошёл магистр тамплиеров. Ги направился навстречу ему, Сибилла осталась сидеть, холодно взглянув на незваного гостя. Ей совсем не хотелось видеть здесь де Ридфора, но он был вхож и на советы, и в королевские покои — словно это он был здесь королём. Он поклонился ей, Жилю, проговорил покорные заученные слова приветствия — только вот покорности в нём не было ни на гран.

   — Что слышно от Керака? — спросил Ги.