Он говорил гораздо громче, чем требовалось. Его окружали шеренги крестоносцев. Его красивая молодая королева сидела одна на двойном троне и молчала, но взгляд её непрестанно обегал зал. Али уже высматривал среди тамплиеров знакомое лицо — но так и не нашёл.
Повсюду в городе были тамплиеры: у всех ворот, на улицах, на стенах. На сей раз и речи быть не может о том, чтобы свободно навестить святыни: это уже ясно дали понять. Али смотрел, как рослый, с каштановой бородой магистр Храма подошёл к королю и что-то зашептал ему на ухо, положив руку на локоть.
Табиб-эфиоп откланялся, и посольство покинуло цитадель, по узкой лестнице спустившись во внутренний двор, полный лошадей. Другие тамплиеры проводили сарацин во дворец, именуемый Ла-Плезанс. Али понял, что на сей раз ему не удастся встретиться со Стефаном л'Элем.
Он говорил себе, что это благословение свыше. И так уже в Дамаске поговаривали о том, с каким пылом он добивался этой миссии — собственно, это была его идея, зародившаяся ещё до того, как пришли известия о смерти мальчика-короля. Долгие месяцы Али не мог думать ни о чём другом. Теперь всё пошло прахом. В Ла-Плезанс он предоставил своим единоверцам отдыхать, шутить, насыщаться и совершать омовения, а сам в тягостном настроении бродил из комнаты в комнату.
В отличие от цитадели, которая прежде всего была крепостью, этот дворец был создан для уюта и удовольствий, о чём говорило само его название. Здесь были открытые, залитые солнцем галереи, порой с мозаичными полами и росписями на стенах, а в заднем крыле располагалась даже баня, где бортик бассейна украшали причудливые изваяния рыб. Сейчас Ла-Плезанс был пуст — здесь жило лишь посольство султана со своими слугами да несколько слуг короля, приставленных к сарацинам. Али полагал, что постоянно здесь не живёт никто, и нашёл доказательство тому в небольшой галерее, где висели вдоль стен высохшие ветки, оставшиеся после давнего праздника; осыпавшиеся с них иголки устилали пол.
Али говорил себе, что эти ветки лучше всего выражают суть его бесцельной погони за Стефаном л’Элем — иссохший труп воспоминания в пустынной комнате дворца во вражеском городе. Пройдя по чёрно-белому мозаичному полу, он подошёл к двери и распахнул её.
Волна красок обрушилась на него. Али шагнул в яркий солнечный свет и хаос пышно цветущего весеннего сада; стайка птиц вспорхнула при его приближении и рассыпалась по деревьям.
Здесь было теплее, чем в самом дворце. Прихотливый ветерок дышал сладким ароматом. Сад, как и весь дворец, был давно заброшен и одичал, растрёпанные маргаритки росли на клумбах среди пионов и осыпавшихся роз; на память Али пришло старинное стихотворение о розе, что роняет лепестки, точно капли крови на ветру времени. Он вошёл в недра этой дикой тайной красоты, наслаждаясь ею, — и вдруг почувствовал, что сзади кто-то стоит. Али рывком обернулся, потянувшись к кинжалу, и волна радости и облегчения нахлынула на него — он увидел, кто это.
— Боже... Боже... Я уж думал, что никогда больше не увижу тебя.
— Что ж, ты ошибся, — сказал Стефан и шагнул к нему.
— Ты очень резко говорил с послом султана, — сказала Сибилла. Она сидела на табурете, и Алис снимала с неё льняной головной убор.
— Это сарацины! — бросил Ги. — Они уважают только силу и угрозу силы. — Утренняя аудиенция закончилась, и он собирался на охоту. Ежедневные мелкие королевские дела утомляли его.
Сибилла сидела недвижно, склонив голову, покуда ловкие пальцы кузины трудились над её платьем, расстёгивая пряжки.
— Если ты станешь говорить с ними только о войне, это никуда не приведёт. Всё равно что стоять на краю пропасти спиной к обрыву.
— Не смей говорить мне, что я должен делать, — огрызнулся он.
Сибилла помолчала. Алис расстегнула платье и сняла его через голову. Ги шумно расхаживал по комнате, что-то разыскивая. С самой коронации между ним и Сибиллой возникло напряжение. Алис принесла длинное просторное домашнее платье, и Сибилла надела его; затем она кивнула кузине:
— Принеси Жоли.
— Слушаюсь, ваше величество! — Алис поспешно вышла. Она обожала возиться с малышкой.
Сибилла вновь уселась на табурет, взглядом следя за мужем.
— В дамасском посольстве есть люди, которых нельзя причислить к простым глашатаям и слугам.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Один из людей, стоявших за эфиопом, — родственник султана. Он и прежде бывал здесь.
Ги резко повернул к ней голову:
— Откуда тебе это известно?
Сибилла улыбнулась ему, довольная, что наконец-то сумела привлечь его внимание.
— Камергер узнал его.
Ги разозлился. То, что она знает больше, чем он, похоже, оскорбило его.
— Сибилла, — сказал он, — не суй ты нос в эти дела. Так или иначе, тебе следовало бы вернуться в Яффу.
— Я не поеду в Яффу, — сказала она. Сибилла знала, что Ги не сможет помешать ей остаться: он был королём благодаря ей и нуждался в её присутствии.
Пришла Алис с девочкой и нянькой. При виде матери Жоли завизжала от радости. Сибилла опустилась на колени, протянула руки, и девочка бросилась в её объятия.
— Моя девочка! Моя маленькая Жоли!
Ги присел на корточки рядом с ними.
— Мои женщины! — сказал он и поцеловал в щёку Сибиллу, потом дочь. Сибилла обвила рукой его шею.
— Пойдём с нами. Мы отправимся на сук в Нижнем Городе, посмотреть на жонглёров.
— Боже милостивый! — Ги резко высвободился. — С какой стати ты тащишь туда Жоли?
— В Нижнем Городе всегда есть на что посмотреть.
Он выпрямился.
— Я не желаю, чтобы ты появлялась в Нижнем Городе, — объявил он, направляясь к двери. Он сказал то, что хотел сказать, и теперь отправится на охоту, а Сибилла возьмёт Жоли в Нижний Город. Между ними существовало хрупкое равновесие — они сохраняли его тем, что каждый тянул в свою сторону. Ги позвал конюшего, который ждал в передней, вновь поцеловал Сибиллу и Жоли, попрощался и вышел.
— Он сердится, — сказала Алис.
— Вовсе нет, — отозвалась Сибилла. Жоли побежала в угол, где стояла лютня; девочка обожала перебирать струны и даже пыталась петь. Сибилла пошла вслед за дочерью.
— Скажи, чтобы накрывали ужин, хорошо, Алисетта?
Алис взмахом руки передала эту мелкую обязанность пажу.
— Когда мы поедем в Нижний Город?
— Позже. Всё равно до службы Девятого часа[25] там ничего не происходит.
Их будет сопровождать де Ридфор. Пришёл караван из Египта, с жонглёрами и кукольниками. А ещё на суке будет человек, с которым она должна увидеться.
Это тоже не понравилось бы Ги.
Он не сможет остановить её; он давно уже перестал и пытаться. Он привык к своей новой роли и сегодня, на публике, исполнил её неплохо. Он — меч Сибиллы. Сарацины скорее прислушаются к её разговорам о мире, если будут думать, что Ги вот-вот нападёт на них.
— Мама, гляди! — Жоли положила лютню на колени.
— Ну-ну, покажи мне, что ты умеешь.
Жоли звонко замолотила по струнам ладошками, выкрикивая пронзительным дрожащим голосом какую-то неразбериху, которая была так не похожа и одновременно похожа на настоящую песню, что Сибилла расхохоталась от души. Алис суетливо заспешила к девочке, строго выговаривая на ходу:
— Не так, глупая, совсем не так!
— Оставь её, — сказала Сибилла. — Займись вон этим.
Слуги принесли на подносах ужин; топот и шум наполнили комнату. Алис величественно направилась к слугам; подобно Ги, она обожала отдавать приказы. Сибилла села спиной ко всей этой суматохе и улыбнулась дочери:
— Сыграй ещё, Жоли.
В полумраке в тёплой тишине Али сказал:
— Пойдём со мной.
Стефан пробормотал что-то неразборчивое. Он сел на постели, потянулся, изогнувшись всем телом и раскинув руки. Али упёрся ладонями в грудь рыцаря, толкнул его на постель и прижался головой к его груди, вслушиваясь в стук сердца.
