— Если ты знаешь, почему я не знаю! Из вашего цеха кто-нибудь?
— Ну из нашего…
— Да кто же?
— Ну Серега… Коршунков.
— Это новенький, что ли?
— Он самый.
— Вот так не знаю! Да я сего матерью работаю. Она у нас старший инженер. Нина Федоровна… Такая дама с характером — ой-ой-ой!
— Валька, ты это… Языком не вздумай трепать, поняла? Вообще — какое нам с тобой дело? Встречаются они — и пусть себе на здоровье!.. Зря я тебе сказал, вот что!..
— Да что тут такого? Сказал и сказал… А все же какая бесстыжая эта Зойка! Не смогла мужа удержать — значит, надо скромность чувствовать. А то передовая работница, портрет на Доске почета, а сама на мужиков так и зырится! Ну ладно бы еще пожилые, коты какие-нибудь… Нет, ей молодого дайте. Скажи, ну разве это не бесстыдство? Ох и задергается Нина Федоровна, когда узнает! Вот это ей будет сюрприз — она ведь женить сыночка собиралась. Вот это будет кино!
— Заладила: бесстыдство, бесстыдство. А сама, небось, завидуешь Зойке, что хоть и без мужа, а все равно в почете! — сердясь на себя, сердился и на жену Сазонов.
— Да чему там завидовать, господи!.. Вот я и в студентки не рвалась, и в Ленинграде не жила, и в передовиках не хожу, но зато и повода для насмешек людям не давала. С меня и своего ума хватает, зато семья в порядке и пальцем никто не указывает!
«Ума хватает» — мысленно согласился Сазонов, вспоминая далекий-далекий осенний вечер, клубную танцплощадку возле пруда, растертые на асфальте желтые кленовые листья, их печальный запах и двух подружек, с которыми по очереди танцевал под хрипловатую музыку. Тоненькая и большеглазая Зоя нравилась ему больше, но держалась она как-то уж слишком скромно и отчужденно, неохотно отвечала на его разговоры. Зато пышная, с розовым тонкобровым лицом Валентина на Сазонова поглядывала лукаво, бойко смеялась, когда он острил, и охотно приняла приглашение проводить ее домой. А через три месяца Сазонов пришел к родителям Валентины договариваться насчет свадьбы. И лишь год спустя, когда Валентина уже действительно была беременна, понял Сазонов, что со свадьбой-то можно было не спешить…
— Ну вот и помалкивай, раз ума хватает, — грубовато сказал Сазонов жене. И, отвернувшись, добавил: — Давай спать, поздно уже!
Однако уснул он не скоро, все жалея о том, что проболтался. Не утерпит Валентина, разнесет по заводу, сорока! И, конечно, Коршунков догадается, от кого пошло… Хоть Сазонов не очень уважал Коршункова, все же не хотел, чтобы и новенький относился к нему так же.
В цехе мелких серий Николай Сазонов работал уже восемь лет. Зарабатывал прилично. Работая на токарном станке, Сазонов чувствовал себя нужным и заметным в цехе человеком. Так что по утрам он с бодрым видом выходил на акациевую аллею, которая вела от поселка к заводской проходной.
Кусты акации уже ощетинились молодыми нежно-зелеными стручками, напоминавшими формой лезвие перочинного ножичка. К ним невольно тянулась рука, чтобы, как в детстве, сорвать стручок, разделить его створки, вышелушить мелкие зернышки и сделать из стручка пронзительную пищалку. Однако Сазонов чувствовал свой уже зрелый возраст. Тем более что увидел шагавшую впереди Зою Дягилеву.
— Привет техническому контролю! — благодушно произнес он, поравнявшись с Дягилевой.
— Здравствуй, Коля, — откликнулась она и, окинув Сазонова спокойным взглядом, больше ничего не сказала. При этом Сазонов заметил тонкие морщинки, рассекавшие кожу у нее под глазами. Но вообще-то Зоя Дягилева выглядела привлекательной женщиной — статная, в тонком свитерке, обтягивавшем высокую грудь, с густыми недлинными волосами, золотившимися в лучах утреннего солнца. Одной рукой Зоя придерживала висевшую через плечо сумочку, другой помахивала в такт шагам.
Спокойствие Зои, а также тонкие нити морщин, которые Сазонов впервые заметил, сбили его желание язвительно высказаться по поводу вчерашней встречи, хотя ради этого и нагнал он Зою. Ему подумалось, что не такая уж она удачливая женщина — Зоя Дягилева. И уже нечего было Сазонову сказать. С ее стороны тоже не заметно было желания вести разговор. О чем-то думала, стянув к переносице темные брови. Сазонов уже сожалел, что поравнялся с ней. Так вот, молча, дошли они до проходной. Перед турникетом Сазонов замешкался, будто разыскивая по карманам пропуск. Зоя прошла вперед, и Сазонов уже не стал ее догонять, решив — с самозащитным чувством досады: «Да пусть живет, как ей нравится, мне-то что за дело, в конце концов!»
А вот с Коршунковым встреча получилась совсем иной. Сергея Сазонов застал уже на участке, тот хлопотал возле спаренных полуавтоматов, настраивал их для работы. Как и у Сазонова, у него был четвертый разряд и звание токаря-оператора. Всех остальных станочников обслуживали наладчики, а Коршунков и Сазонов имели право настраивать свои станки самостоятельно. Это было не только почетно, но и выгодно: Сазонов, например, зарабатывал раза в полтора больше, чем рядовые токари участка.
Как и всюду, утро на участке начиналось церемониалом рукопожатий. И Сазонов должен был начать «обход» с пожатия руки Коршункова; его станки стояли у входа на участок. Он взошел на высокий деревянный помост между полуавтоматами и протянул Коршункову руку:
— Здорово, соперник!
Коршунков как раз устанавливал по эталону поле допуска на одном из контрольных приборов. Обернулся, тряхнул головой, чтобы отбросить упавшую на глаза прядь, дружелюбно, однако с потаенной тревогой улыбнулся.
— Здорово, коллега, — ответил он.
Неспроста все-таки Зоя Дягилева увлеклась этим парнем: был он плечист и прям, как гимнаст; из-под высокого лба уверенно смотрели серые, в длинных темных ресницах глаза.
Удерживая в своей руке кисть Коршункова, Сазонов откровенно разглядывал новичка. Тот потупился, высвободил руку. Это Сазонову понравилось — Коршунков как будто признал его превосходство. И, захваченный чувством уверенности в себе, Сазонов решил не жалеть Зоиного кавалера.
— А ведь я вчера не сразу тебя признал… Ты уж извини, что помешал вам. У меня тесть с тещей живут в том подъезде. На четвертом этаже…
Коршунков буркнул:
— Да чего уж… — Отвлекся к приборам, потом обернулся, взглянул на Сазонова просительно.
— Ты ведь не баба, правда?
— Вроде не замечал за собой такого, — самодовольно ответил Сазонов.
Теплый и влажный, насыщенный запахами масла, эмульсии, горелой стружки сквозняк метался по цеховому пролету и вместе с лучами солнца, проникавшими сквозь запыленные фонари в крыше, смущал рабочих. Кто-то поправит рассыпавшиеся от ветерка волосы, кто-то, весело сморщившись, закроется от солнечного зайчика ладонью, кто-то, возвращаясь с заточенными резцами от наждака к станку, мечтательно заглядится на светящийся проем распахнутых в перволетье цеховых ворот. И вот уже исчезли с лица рабочего человека, пусть ненадолго, на какую-то секунду, суровая озабоченность и серьезность.
Направляясь к токарному участку, шла по цеховому пролету контролер ОТК Зоя Дягилева. Наклонив голову, придерживала рукой полы коричневого халата; словно траву, перебирал сквознячок пряди мягких волос, выбившихся на висках у Зои из-под косынки. И мужчины, работавшие у станков, поворачивали головы, чтобы посмотреть Зое вслед, полюбоваться ее женской статностью.
Между двумя лобовыми полуавтоматами легко, будто в вальсе, кружился токарь Сергей Коршунков. На одном станке шла расточка внутреннего диаметра и подрезался первый торец, на другом — обтачивался наружный диаметр и подрезался второй торец. Между станками в железных ящиках лежали груды ржавых колец-поковок; после обработки на полуавтоматах, которые обслуживал Коршунков, кольца становились одинаково светлыми и блестящими; их приятно было укладывать друг на друга в высокие столбики, что и делал Коршунков в те короткие паузы, когда оба станка были заряжены и делали сами заданную им работу.
Зоя остановилась возле столика с измерительными приборами; не развалив столбики, сняла несколько готовых колец и стала их проверять. Еще гибче, еще изящнее закружился Коршунков на деревянных брусьях решетчатого помоста. Кольца оказались в порядке, о чем легко было догадаться по тому, как старательно уложила их Зоя на место, как подняла голову и ласково посмотрела на увлеченного работой Коршункова.
