Проигнорировав возмущенное восклицание цыгана, Мадлен хлестнула лошадь. Негодование, так долго закипавшее в сердце, ударило по вискам, и тотчас, как представился случай, вырвалось наружу. И она ринулась восстанавливать справедливость с наивностью и горячностью юного, пылкого сердца.

Солдаты и их жертва не могли уйти далеко. Осторожно пробираясь меж колючих ветвей, Мадлен шла на нечеловеческий стон, то был рев затравленного животного, и сердце стыло в груди. Она едва не вскрикнула, когда ветви раздвинулись. Действие происходило в шагах пятнадцати. Спешившиеся испанские всадники окружили плотным кольцом молодую светловолосую женщину с бледным, почти прозрачным цветом кожи. Тряпки, в кои она была облачена, запрокинули на лицо, двое солдат прижимали руки и голову к земле, а третий придавил несчастную жертву тяжестью тела.

Мадлен застыла в ужасе. Содрогнувшись в едином порыве гнева, она отстранила ветви кустов, но подоспевший Гарсиласо успел схватить девушку за руку прежде, чем та рванулась вперед.

– Не смей, безумная! – зашипел он в самое ухо. – Идем отсюда, пока нас не настигла та же участь, что и эту несчастную.

Колыхание веток и дыхание лошадей в конце концов привлекли внимание испанцев. Один из них оглянулся на кусты, откуда доносился шорох и, заметив белеющие на фоне густых темно-зеленных ветвей лошадиные бока, нервно зашагал к ним.

Цыган, не раздумывая, резко ударил шпорами.

Его уже и след простыл, едва солдат достиг места. Мадлен и оглянуться не успела – когда испанец с любопытством раздвинул ветки, она стояла одна.

– А-а! Insolente el niño (Дерзкий мальчишка! (исп.)! – гневно прокричал смуглый черноволосый солдат обезображенный шрамом от ожога в пол-лица. Он тут же схватил девушку за ухо и выволок из кустов.

– Решил подглядеть, да? Гляньте-ка, сержант, кто тут у нас в гостях. А у него добрый конь! – испанец протащил Мадлен несколько шагов и швырнул к ногам другого темноволосого офицера: высокого с лицом Ирода и телосложением великана. Ирод оторвался от распятой жертвы.

– Кто ты такой? – спросил он по-испански, застегивая ремни на поясе.

Мадлен немедленно поднялась на ноги, обратив на главаря взор не лишенный гнева. Он усмехнулся и повторил вопрос на фламандском, решив что перед ним один из местных лесных бандитов, уже предвкушая, что, быть может, через мальчишку выйдет на целую шайку.

Фламандский Мадлен не знала. Ее губы скривились в усмешке. Оскалившись, как кошка, она лишь презрительно щелкнула языком, давая понять о чувствах переполнявшего ее омерзения и негодования. Ярость затмила разум и лишила возможности произнести обличительную речь, что уже созрела в мыслях по дороге сюда, пока она ужасалась опустошению и разрухе. Значит вот как выглядят слуги всекатолического величества? Грязные животные с безумными налитыми кровью глазами. Значит вот кто служит святейшему из монархов, кто очищает землю от ереси? Хороша религия, в которую верил Михаль и ради коей погиб!

Солдаты встали подле нее полукругом, нервно сжимая и разжимая кулаки, потирая эфесы клинков; они походили на обозленных быков, выпущенных на арену корриды. Мадлен продолжала усмехаться, перебирая в голове самые нелестные эпитеты, не считая нужным говорить вслух – все равно не поймут, да и взгляд ее был красноречивее всяческих рацей и тирад.

– Ты посмотри, какой смельчак! – солдат, которого назвали сержантом, наотмашь отсадил ей пощечину. Но Мадлен была столь решительно настроена, что чудесным образом устояла на ногах. Она и руки не подняла к обожженной ударом щеке. Взгляд ее стал еще более ненавидящим – у испанцев не осталось никаких сомнений, что перед ними лесной гёз. Только их извечный враг мог смотреть так. Мальчишка не владел никаким другим оружием, кроме сомнительного обличия василиска.

В следующую же минуту она оказалась в пыли. Со всех сторон посыпались грады ударов. Вперемешку с бранью ей задавали вопросы о гёзах, о похищенных аркебузах, о тайных сборищах. Но она ничего не понимала и продолжала молчать, осознав, что молчание единственное, чем может отплатить. Перед глазами мелькали красные и желтые пятна, иногда ее отрывали от земли и перед взором вставал то один, то другой лики служителей преисподней, извергающие каркающие звуки… Сколько бессонных ночей она провела в мыслях о скорейшей смерти. Воистину, если чего-либо желать с надеждой и упорством, то желаемое наконец находит тебя само.

– Довольно! – внезапно прокричал сержант. – Хватит с него.

Мадлен с ужасом поняла, что смерти не видать, и ею обуял страх.

Вместе со страхом, она почувствовала боль, которую прежде не испытывала, находясь в состоянии опьянения близостью избавления. Следом, она обнаружила, что мозг лихорадочно работает, подсчитывая вероятность последующих событий… увы, не слишком радостных.

Съежившись на земле, закрыв руками лицо, она затаила дыхание: сейчас в ней распознают женщину и подвергнут участи той, что, лежала в двух шагах… Неужели Гарсиласо бежал, словно трус? Где он? Где Гарсиласо, всегда готовый уберечь от опасности?

Сержант склонился над Мадлен. Но она не могла этого видеть, она лишь ощущала тяжелое свистящее дыхание у затылка. Питаемая яростью уверенность покинула ее, оставив место отчаянию, готовому вот-вот вырваться наружу.

– Если будешь молчать, мы убьем ее, – смягчив тон, проговорил он. – А потом тебя. Где прячутся твои сообщники, а? Ну говори скорее.

Мадлен поджала губы.

– Немой ты что ли? – Сержант дернул ее за подбородок. – Открой рот, ублюдок. Тебе что язык вырезали?

Мадлен сильнее стиснула зубы и попыталась отвернуться.

– Он монеты прячет во рту, – предположил один.

– Да давно б подавился, – отмахнулся другой и, вынув шпагу, приставил к горлу Мадлен. – Позвольте, сеньор, я его проткну… Надоел, собака!

– Открой рот, мальчишка! – разозлился испанец и с силой сжал ее подбородок, но тотчас отпихнул от себя, обнаружив, что за щеками нет никакого добра, да и язык на месте.

Неожиданно разозлившись, сержант выдернул из ножен Мадлен кинжал Михаля и, издав нечто напоминающее львиный рык, отскочил в сторону. Раздался протяжный вопль.

Это кричала распростертая на земле женщина – над ее грудью в окружении багрового пятна возвышалась рукоятка с высеченным гербом Кердей.

– Грязные негодяи! – вскочив, прокричала Мадлен на отличном испанском, чем немало удивила солдат, ибо они тотчас прекратили смех.

– О! – сержант не смог сдержать улыбки, и, переменившись в лице, взглянул на мнимого гёза с новым интересом. – Какое чистое кастильское наречие! И голосок…

Он сосредоточенно нахмурился и, вновь склонившись над Мадлен, молча оглядывал ее лицо, до самого подбородка сокрытое складками воротника. В его глазах промелькнуло нечто похожее на сомнение.

Все замерли в ожидании. Молчала и дрожала Мадлен.

– Страшно? – осведомился он и поддел кончиком окровавленного ножа застежку на груди девушки. Девушка вновь отпрянула назад. Тогда он отбросил нож в сторону и потянул ее за шиворот. В порыве страшного отчаяния, что ее наконец разоблачили, она изогнулась и закричала, но сержант крепко ухватился за складки воротника – стоит дернуться сильнее, и коса, спрятанная за ним, выпадет наружу.

Но тотчас совсем близко, словно гром небесный, раздался конский топот. «Гарсиласо!» – мелькнуло в ее голове.

Ветви лиственницы дрогнули, и через мгновение перед ними возникли несколько всадников. Четыре испанских офицера гордо восседали в седлах на превосходных скакунах, надменно и спесиво сверкая начищенными латами в последних лучах заката.

– Diablo! Comandante! Comandante!.. – раздалось многоголосое перешептывание среди солдат.

Лошади нетерпеливо постукивали копытами. Офицеры объехали присутствующих кругом, зорко и с любопытством разглядывая убитую узницу и белокурого пажа.

– Что здесь происходит? – повелительным тоном спросил один из них. – Кажется, вам было велено прочесать окрестности. Какого дьявола вы тут делаете?