Анжелика кивнула, что поняла и сделала приглашающий жест.

Перед тем, как пойти за Анжеликой, Марта глянула на картину над их коридорчиком. Под флейту козлоногого Пана танцевали четыре девушки! Четыре! И их сейчас четверо. Правда Пётр Ильич на девушку не тянет, но четверо же? Случайно это или нет?

А ведь и сразу было четыре, но тогда Марта не обратила на это внимание. «Интересно, – подумала она, – А Серафимович обратил?.. Он ведь рассматривал картину…»

Анжелика уже выходила из гостиной, и Марта поспешила догнать старосту. И услышала позади себя голос Серафимовича – он обращался к студенткам:

– А вы что стоите? Быстро на занятия!

Сзади послышался быстрый топот и спокойные шаги… «Серафимовича», – подумала Марта.

Марта, не оборачиваясь, догнала Анжелику и пошла рядом с ней. Анжелика исхудала. «Килограммов пять сбросила, не меньше!» – оценила Марта. Но вслух спрашивать ничего не стала.

Когда спускались по лестнице, Анжелика быстро шепнула:

– Там, на горе, постарайся сделать так, чтобы он… – Анжелика указала взглядом на Петра Ильича, – пошёл с вами.

Марта даже запнулась от неожиданности. У неё было видение, что Пётр Ильич погибнет у подножья Лысой горы, и она решила защитить его, но пока не знала, как. И вот теперь Анжелика подсказывает решение! Но откуда она знает? Или не знает, а… Но зачем ей нужно?..

Мысли Марты поскакали галопом, и на лице Анжелики появилось выражение досады, и она поспешно отвернулась, словно ничего и не произошло.

Марта взяла себя в руки. В конце концов, слова Анжелики совпадали с её мыслями…

Но если внешне Марта была спокойна, то мысли неслись, а память услужливо вытаскивала на поверхность все встречи с Анжеликой, все её слова, выражения лица, позы, эмоции…

Марта впервые посмотрела на Анжелику не как на старосту, которая помогает найти нужный кабинет и мешает поговорить, или на девушку, которую предал любимый человек, а как на человека, который обладает собственной позицией и нужной информацией.

Информацией! Но как заставить Анжелику рассказать побольше о Бельтайне?

Анжелика довела их до дверей и, бросив: «Мне нужно сдавать коллоквиум», поспешила уйти. Не исчезла, как обычно, а дробно простучала каблучками по лестнице, как будто здесь, в подвале у неё не было возможности исчезнуть – только на верхних этажах…

Марта задумчиво слушала стук Анжеликиных каблучков и не спешила открывать дверь, но дверь открылась сама, недвусмысленно приглашая войти.

Первой через порог шагнула Анна Юрьевна, сразу следом за ней Пётр Ильич.

Марта с удивлением отметила, что Анна Юрьевна спокойна. Вошла в огромный, мрачный каменный подвал, освещённый факелами, вставленными в специальные держатели на стенах и с нарисованной на полу вписанной в круг пентаграммой с символами по пяти углам пятиугольника, словно в квартиру потерпевшего – мало ли чем он увлекается…

Пётр Ильич с интересом посматривал по сторонам и не отпускал руку Анны Юрьевны. Остановились перед пентаграммой, не торопясь переступить черту, тем более, что сегодня все линии светились холодным фосфорным светом.

Марта с Полиной встали по обе стороны от Анны Юрьевны и Петра Ильича.

– Надеюсь, пыток никаких не будет? – едва слышно прошептал Пётр Ильич.

Но в пустом помещении с высокими арочными потолками тихий шёпот усилился эхом.

– Не будет! – раздался насмешливый голос ректора.

Огненная ведьма Блейза вышла из-за широкой колонны, поддерживающей свод. Она была в длинном чёрном балахоне с капюшоном. Марта узнала её по голосу и манере двигаться и говорить, хотя голос и исказился эхом.

Следом за ректором вышли ещё три человека и встали рядом с ней. Они несли толстые витые свечи. Такая же свеча была в руках у Огненной ведьмы Блейзы.

Неожиданно входная дверь позади Марты хлопнула и в кабинет магических обрядов вбежал Серафимович – тоже в чёрном балахоне, капюшон сбился назад. Декан приостановился, приводя себя в порядок и успокаивая дыхание, потом прошёл вперёд и встал между двух групп. Марта со странным удовлетворением отметила, что он тоже не заступил за черту.

Балахоны скрывали лица, и Марта вглядывалась и пыталась понять, кто те, трое? Агафья Тихоновна, Февронья Статс и Ольга-Варга? Вероятно… Но что-то в позах и манере двигаться подсказывало ей, что это не они. Или всё-таки они?

Пока она размышляла, из-за колонны вышли ещё люди и принялись выстраивать внешний круг, послышалось тихое пение, тоже усиленное эхом.

«Странно, – услышала Марта мысль Полины. – Когда была лекция Серафимовича, эхо так не усиливало его голос»

«Точно! – мысленно ответила Марта. – Интересно, что они хотят сделать?»

«Не знаю…» – Полина пожала плечами, и это выглядело странно – как будто она в своих мыслях и далеко от реальности.

«Я думаю, они попробуют пробудить силу Полины» – послышалась мысль Анны Юрьевны.

Марта с Полиной вздрогнули и уставились на неё.

«Извините, девочки, не знаю, как, но я ваши мысли слышу, – мысленно сказала Анна Юрьевна и добавила: – Думаю, нам не стоит привлекать внимание к этой маленькой способности. Не надо всем знать, что мы можем вот так общаться».

Марта была полностью солидарна с Анной Юрьевной. Полина тоже согласилась, что мысленное общение лучше оставить в тайне.

«Интересно, – мысленно спросила Полина, – А преподаватели могут слышать, как мы думаем?»

Анна Юрьевна с интересом посмотрела на стоящих по ту сторону пентаграммы и ответила:

«Думаю, нет. И это может быть нашим преимуществом. Всё не так, как…»

Додумать мысль она не успела. Внешний круг был замкнут, пение усилилось и по залу поплыл тонкий розовый аромат.

Серафимович поднял руки, широкие рукава скатились, представив взору часы в металлической оправе. Марта смотрела на этот предмет – чужеродный в подвале с нарисованной на полу пентаграммой и чуть не пропустила момент, когда вслед за нарастающим пением линии начали светиться сильнее.

Пение и всё усиливающийся аромат роз сдавили виски, Марта почувствовала тупую головную боль, по коже пробежал озноб. В глазах у неё помутилось, создалось ощущение, что пентаграмма пульсирует в такт Мартиному сердцу и зовёт её ступить во внутрь. Не сильно, но настойчиво.

Внезапный стон выдернул её из этого мутного состояния. Марта глянула в ту сторону, откуда он раздался, и увидела, что Пётр Ильич мучительно переступает с ноги на ногу, а пол у него под ногами раскалился… Но Пётр Ильич продолжал держать Анну Юрьевну за руку. Хотя видно было, что он испытывает сильные мучения.

Марта не успела ничего сказать или как-то привлечь внимание преподавателей, как Анна Юрьевна с усилием, граничащим с остервенением, принялась рвать подол своего платья. Он не поддавался, и женщина с отчаянием дёргала его.

Ничего не выходило – платье было на редкость прочным.

– Ну пожалуйста! – с отчаянием в голосе взмолилась Анна Юрьевна, и ткань поддалась.

Оторвав подол и разорвав его на две примерно равные части, Анна Юрьевна склонилась к ногам Петра Ильича и обернула его ступни… Закрепила так, чтобы можно было ходить и ткань не падала.

Пётр Ильич вздохнул с облегчением. Марта ощутила, что жар на полу начал спадать, видимо, форменная одежда действительно служила защитой.

Глянув снова на преподавателей, Марта почему-то не удивилась, что они не обратили никакого внимания на это маленькое происшествие. Усмехнулась про себя – это происшествие выдернуло её из гипнотического состояния, в которое она уже почти погрузилась. Глянув на Полину, поняла, что и та тоже осознаёт себя здесь и сейчас.

Линии между тем действительно светились сильнее и пульсировали.

В какой-то момент, когда пение достигло накала, Серафимович взмахнул розой. Марта удивилась – откуда он её взял. У него руки были пустые, когда он воздевал их к верху, сверкая своими часами.

Но тем не менее, теперь в руках у Серафимовича была роза – алая, бархатная… Он взмахнул ей, и из воздуха стали появляться и падать внутрь пентаграммы розовые лепестки. Вскоре пол был покрыт нежным благоухающим ковром. Однако, все линии оставались свободными – не закрытыми лепестками.