Горестно покачивая головой, бабушка ушла на кухню, а я прослушал запись. После ее слов шла музыка, самые популярные в этом году песенки. К высказыванию бабушки это отношения не имело, просто предыдущую запись стереть не удалось. Я ведь пожертвовал для «сочинения» ленту с отличной эстрадной музыкой. Жаль до смерти! Но все лучше, чем писать самому.

И я позвал Малыша.

— Слышишь, Малыш, плохо мое дело! Замечание схватил по…

— Ну и что? — небрежно отозвался брат, не дав даже договорить.

— Да ведь сам знаешь… Придется родителям показать, чтоб расписались.

— А что, ты писать не умеешь?

— Это ты к чему?

— Ладно, давай сюда, я распишусь. Два форинта! Для Дюрки Куташа я за один форинт расписываюсь. Это мне легче. Натренировался уже.

Вот так Малыш!..

— Дедушка, у меня, понимаешь, беда! — подступился я с тем же к следующему члену нашей семьи. — Вот, замечание получил за поведение.

— Э-эх! — выкрикнул он, словно отплясывал какой-нибудь народный танец, и лихо подкрутил усы. Он совсем не опечалился, наоборот, как-то оживился, подмигнул задорно и заговорил: — Оно, конечно, дело твое неважнецкое, да ведь с кем не бывает. Отец твой, помню, каждую неделю замечание в дневнике приносил. Я сам всякий раз расписывался. Твоя бабушка и по сей день ничего про это не знает. А вот теперь ты… Н-да, ничего не поделаешь, мы, Кормоши, все не из роду, а в род…

Вечером пришла мама. Я сразу к ней:

— Мам, беда! Мне замечание в дневник записали.

— Приятная новость! — звонко сказала мама и тут же воскликнула язвительно: — Ступай же с нею к отцу. Он ведь у нас умеет воспитывать, не то что я! По крайней мере, сам так считает. Вот и ступай к специалисту!

Я не мешкая отправился к папе.

— Пап, мама меня к тебе послала. Вот такая, понимаешь, беда: замечание получил за дисциплину.

Папа ничего не сказал. Зато раздался громкий хлопок. Кто будет слушать запись, обязательно подумает, что это была пощечина. Так и мама подумала и сразу успокоилась. Этот трюк папа специально для того и изобрел.

Словом, все успокоились, и только мне в конце концов стало как-то не по себе. Что там ни говори, а только история эта со скрытым микрофоном все же на ловушку смахивает…

И тут меня опять осенило. Кажется, я нынче в форме!

Я созвал всю семью в ванную комнату. Сперва они упирались. У нас и так вечные перепалки из-за того, что ванная всем нужна одновременно. Но я сказал, что тут совсем другое дело. На этот раз ванная будет студией. Это единственное место в квартире, куда не проникает уличный шум. Все удивлялись, пожимали плечами, но все-таки собрались. Малыш и попугая в клетке принес — он ведь тоже член семьи. Но я накрыл клетку простыней, иначе бы попугай говорил без умолку. А на этот раз говорить хотел я.

— Все вы знаете, дорогие мои родственники, что я собираюсь стать репортером. А для этого нужна практика, иначе из меня ничего не выйдет. Так что прослушайте мой первый репортаж. А в благодарность я вам признаюсь, что никаких замечаний не получал. Честное слово! Просто мне нужно было записать ваши ответы, вот я и придумал. Итак, включаю репортаж!

Запись получилась вполне хорошая. Иногда пробивалась музыка, у меня стирание удается пока неважно. Но это только к лучшему! И даже естественней. У нас ведь магнитофон не выключается. Я был очень собою доволен. Но пусть уж похвалят меня и другие.

— Ну, и какое же у вас впечатление, дорогие родственники? — нетерпеливо спросил я.

И тут бабушка вдруг расплакалась.

— Ну, папа, — всхлипнув, сказала она дедушке, — вот когда довелось мне узнать, как вы меня обманывали! Через столько лет услышать такое! Ох, позор!

Мама не плакала, она смеялась. И вроде бы даже похвалила папу. Хотя, кто его знает…

— Да-а, скажу я вам, у вашего папы превосходные воспитательные методы! Он с сыночком запанибрата. За моей спиной!

Папа сразу напустился на Малыша. Ведь, как ни смотри, мама его отругала. Вот и он стал ругать младшего сына:

— Ты это что же, Малыш, обманщиком стать надумал? Подписи подделываешь? Да еще за деньги? В наказание не будешь сегодня смотреть телевизор!

Ого, как тут Малыш раскричался! Магик так и подскакивал, такую силу звука он не берет. Я-то ведь и этот разговор записывал. Теперь репортаж получится что надо!

— А с тобой, Чаба, я никогда больше не буду играть! — вопил Малыш. — И не закрывай попугая! Он мой, да, мой! Мой!

Он сдернул простыню с клетки. Попугай, конечно, решил, что уже утро, и заверещал:

— Попка золотко, Попка золотко, Попка золотко!

Среди шума и гвалта один только дедушка сохранял спокойствие. Нет, он не промолчал и тоже высказался, но совсем тихо. Боялся, видно, подлить масла в огонь. А жаль, что магик не записал его! Ведь он вот что пробормотал себе под нос:

— Выйдет, выйдет репортер из парнишки! Еще и прославится! Ничего не поделаешь, мы, Кормоши, все не из рода, а в род…

Репортаж закончился, полились лучшие шлягеры года. Я не стирал их, зачем? По крайней мере можно слушать их теперь целый вечер. Я ведь тоже не стал смотреть телевизор. Раз уж я втянул Малыша в беду, иначе не годится. Малыш, правда, меня не понял.

— А ты вообще-то здоров? Только шарики не на месте? — осведомился он деловито.

Он еще маленький. Разве ему понять, как это благородно — пострадать добровольно.

— Это моя семья?! Нет уж, ты лучше сама объясни, что тут накалякано. Я, по крайней мере, никого не узнаю. Может, ты растолкуешь? А то мне, видно, не по разуму, — сказал я Магди.

Вообще-то мы с Магди друзья. Уже пять лет дружим, в первом классе на одной парте сидели. Она очень хорошая девочка, потому ее и посадили со мной. И с тех пор я все время исправляюсь. Но сейчас она меня разозлила: показала рисунок — ничего особенного, шесть каких-то червячков что-то там делают непонятное. А Магди вдруг объявляет: это твоя семья нарисована за работой.

Не успела Магди рот открыть, как зазвонил телефон. Я взял трубку.

— Слушаю! Квартира Кормошей, — сказал я как полагается.

— Если вы Кормоши, вызовите трубочиста!^[2] — сострили на другом конце провода.

Я узнал голос брата и бросил трубку. Опять позвонили. Конечно, это был брат. Но на этот раз он не дурачился, а говорил быстро-быстро, захлебываясь. С ним так бывает, когда он волнуется.

— Ой, Чаба, не клади трубку, я больше не буду про трубочиста, только и ты не говори «квартира Кормошей», а то я не удержусь и все-таки скажу… Слушай, важное дело! Я звоню тебе уже второй раз — это два форинта! Ты мне отдашь два форинта?

— Еще чего! Мне-то не важно!

— Как это не важно! Ведь Магди Някаш твоя одноклассница, так? Она теперь будет у нас звеньевой.

— У кого у вас?

— У нас, «маленьких барабанщиков»!^[3]

— Ну, и что?

— Сейчас она идет к нам. Смотри не впускай ее! Это самое главное.

Вот так штука! Я знаком подозвал Магди к телефону, показал, чтобы и она прислонила к трубке ухо. Сначала ничего не вышло. Магди носит очки, я тоже. Наши головы мешали друг другу. Но потом мы все же как-то приладились.

— Повтори, что ты сказал! — попросил я брата.

И он громко повторил:

— Магди стала у нас звеньевой. Сейчас она позвонит, но ты ее не впускай!

Магди вспыхнула и бросилась было вон, но я удержал ее за руку и продолжал допытываться:

— А почему не впускать?

— Она воспитывать будет…

— Тебе не помешает!

— Так она не меня воспитывать хочет, а тебя!

Я поглядел на Магди, ее глаза как-то странно косили. Хотя, может быть, мне просто показалось: ведь наши очки были совсем рядом.