4-я статья декрета устанавливала, что вопрос о том, как должны использоваться конфискованные земли — коллективно или индивидуально, — подлежал (решению на специально созываемых для этой цели собраниях крестьян. Фактически большая часть экспроприированной земли оказалась в индивидуальном владении. Но кое-где (особенно в Андалузии) велась и коллективная обработка; в республике появилось около тысячи сельскохозяйственных кооперативов.
Легко понять, какое огромное значение имела эта реформа для укрепления боеспособности республиканской армии, в основном состоявшей из крестьян. Исчезновение с горизонта помещиков и раздел их земель означали осуществление вековой мечты испанского крестьянства.
Значительные перемены произошли и в промышленности. Когда началась война, все крупные и большая часть средних промышленников бросили свои предприятия, расположенные на республиканской территории, и бежали либо к Франко, либо за границу. Инженерно-технический персонал поделился: одни последовали за хозяевами, другие остались на месте. Таким образом, и здесь сама жизнь продиктовала важные реформы. «Осиротевшие» частные предприятия перешли в руки государства, муниципалитетов, а больше всего в руки профсоюзов. Это не было формальной национализацией промышленности, против чего резко выступали анархо-синдикалисты. Нет, это была только «инкаутация» (термин, широко применявшийся в те дни в Испании), т. е. переход фабрик и заводов под управление государства или общественных организаций без окончательного решения вопроса о том, чьей собственностью они станут в будущем.
«Инкаутация» с первых же месяцев войны приняла очень широкий размах, охватила десятки тысяч предприятий. Трудностей — финансовых, административных, организационных — было при этом очень много. Промышленность работала с перебоями (за что главную ответственность несли анархо-синдикалисты). Снабжение фронта и тыла промышленной продукцией сильно хромало. Но все-таки испанский рабочий впервые почувствовал себя хозяином производства, и это также в немалой степени содействовало укреплению боеспособности республиканской армии.
Наконец, огромную роль в подъеме духа республиканской Испании сыграла широкая международная поддержка, горячие симпатии к ней со стороны демократических элементов во всех концах земли. Массовые митинги протеста против фашистской интервенции проходили в Лондоне, Париже, Стокгольме, Мехико и других столицах. Крупнейшие ученые, писатели, деятели искусств и культуры различных государств выступили с антифашистскими воззваниями. На всех пяти континентах начались денежные сборы в пользу испанских трудящихся. Из СССР, Англии, Франции в Испанскую республику поплыли пароходы с продовольствием и предметами широкого потребления…
Все это и многое другое наглядно освидетельствовало, что испанский народ не одинок в своей героической борьбе, что у него есть многочисленные друзья за границей, что мир смотрит на него как на авангард демократии, готовой к отпору черным силам фашизма.
Особенное значение для Испанской республики имела энергичная помощь со стороны СССР. Я уже рассказывал, что с октября 1936 г. Советское правительство стало снабжать республиканскую армию вооружением. Однако этим дело не ограничилось. В советской стране нашлись и люди, пожелавшие принять личное участие в борьбе против фашизма, разыгравшейся на испанской территории. Советские добровольцы, влившись в состав республиканской армии, оказали ей неоценимые услуги.
Очень видную роль сыграли и советские журналисты, писатели. С борьбой испанского народа неразрывно связаны, в частности, имена Михаила Кольцова и Ильи Эренбурга. Их сообщения из Мадрида, с Арагонского и других фронтов перепечатывались тогда всей мировой прессой. «Испанский дневник» Кольцова и поныне остается неповторимо яркой зарисовкой больших и малых событий испанской войны, героических защитников республики, их переживаний и настроений…
Итак, к моменту утверждения Комитетом по невмешательству первого плана контроля Испанская республика была значительно крепче и сильнее, чем за три месяца перед тем. Однако ни Франко, ни Гитлер, ни Муссолини не верили в это. Они не замечали, а вернее не хотели замечать перемен, происходивших по ту сторону фронта.
Заблуждению фашистских, главарей немало способствовало следующее обстоятельство.
В середине января 1937 г. колонна душителей республики в составе 20 тыс. итальянских «добровольцев» и 10 тыс. испанцев и марокканцев начала наступление на Малагу. По вине Ларго Кабальеро республика все еще не имела там регулярной армии, и защита Малаги фактически легла на плечи анархо-синдикалистской милиции (анархисты всегда были сильны в том районе). К этому прибавилась измена некоторых военспецов, командированных в Малагу для руководства поенными действиями. Оборона Малаги была организована из рук вон плохо: горные ущелья вокруг города оказались неприкрытыми, оружие не подвезено, войска не приведены в боевую готовность. Не мудрено, что наступление фашистов со стороны Алхесираса шло в чрезвычайно быстром темпе, и 8 февраля Малага пала.
Потеря Малаги, где фашисты уже после боя устроили кровавую резню и уничтожили свыше 10 тыс. мирных жителей, с болью была воспринята всей страной. Престижу анархо-синдикалистов был нанесен тяжелый удар. В Валенсии, где в то время находилось правительство республики, состоялась гигантская демонстрация с требованием немедленного создания дисциплинированной, боеспособной армии.
Легкость, с которой фашисты овладели Малагой, окончательно укрепила их в убеждении, что они располагают силами совершенно достаточными для окончательного разгрома республики, и притом в самом ближайшем будущем. Снова, как в канун первого наступления на Мадрид, Франко уже считал себя победителем, и Гранди в Комитете по невмешательству опять давал понять, что недалек тот день, когда мятежный генерал въедет в столицу на белом коне триумфатора.
Но произошло нечто неожиданное…
Хорошо помня, какой неудачей обернулась лобовая атака Мадрида в ноябре 1936 г., Франко сделал попытку добиться той же цели иным способам. В конце января 1937 г. мятежники начали наступление южнее Мадрида на реке Хараме (приток Мансанареса), рассчитывая обойти столицу. Однако и новый их план сразу затрещал по швам, ибо, как уже указывалось выше, здесь республиканцам удалась сравнительно быстро создать боеспособную армию. Сопротивление мятежникам на Хараме оказалось гораздо сильнее, чем под Малагой. Больше того, к середине февраля республиканцы перешли в контрнаступление. А к концу того же месяца фашисты вынуждены были отступить на исходные позиции. Но если на Хараме Франко не достиг цели, то последовавшее затем наступление фашистов и интервентов с севера, через Гвадалахару, оказалось для них уже настоящей катастрофой, тем более неожиданной, что они как будто бы имели там все шансы для решительной победы. В течение февраля в районе Сигуэнсы врагами республики был подготовлен мощный кулак: четыре итальянские дивизии и одна испанская — всего около 60 тыс. человек. При итальянском корпусе имелась 250 орудий, 140 танков и 60 самолетов. Общий план операции предусматривал средний темп продвижения 25 км в сутки. Начало наступления было намечено на 8-е, а парад «победителей» в Мадриде — на 15 марта.
Однако судьба жестоко посмеялась над интервентами. В течение первого дня наступления вместо 25 км они с большим трудом продвинулись только на 5-7 км. Дальше пошло хуже. Республиканское командование, вовремя оценив новую угрозу, нависшую над столицей, быстро сконцентрировало на гвадалахарском направлении до 30 тыс. войск при 40 орудиях, 54 танках и 70 самолетах. Конечно, и после этого силы сторон оставались далеко не равными. Но ужо 12 марта наступление мятежников было приостановлено. Большую роль в этом сыграли блестящие действия республиканской авиации: вылетая в дождь и снег, она удачно бомбила колонны итальянских дивизий, застрявшие в узких горных проходах.
А 13 марта республиканцы и здесь перешли в контрнаступление. Не выдержав их натиска, итальянцы начали отход, который очень скоро (опять-таки благодаря успешным действиям республиканской авиации) превратился в бегство.
