— Aan de entreekaartjes heb ik in ieder geval gedacht[44].

Тут они заметили, в непосредственной близости от себя, Анвара. Он хотел было выпить стакан воды, но слишком нервничал, чтобы спокойно держать стакан. Если эти женщины хоть раз побывали на Малайском архипелаге, они непременно узнают в нем уроженца тамошних мест. Важно ли это для двух голландок? Смерят ли они его презрительным взглядом, потому что он, отродье мятежников, сейчас позволил себе, в гамашах и с носовым платком в нагрудном кармане, рассесться в кресле перед европейским камином? Посмел, чтобы его обслуживали белые люди — в непосредственной близости от их Метрополии!.. Голландцы, правда, попадаются здесь повсюду, но нельзя сказать, чтобы их было чрезмерно много. Может, в Дордрехте эти дамы познакомились с супругами Буман, которые, отчаявшись, проводят вечер жизни в молитвах, — если, конечно, их не убили в период борьбы за освобождение Индонезии.

Глупо, что он что-то сказал, но ведь человек часто говорит лишь наполовину осознанно.

— Goedenavond[45].

Женщины удивленно переглянулись. Щекотливая ситуация: будучи мужчиной, он не мог не поздороваться с двумя дамами.

— Insgelijks[46], — ответили они.

У всех троих, похоже, возникло ощущение мучительной неловкости. Блондинка отвела взгляд от его гамаш и, казалось, никак не могла решить, следует ли ей оценить этот аксессуар костюма как неуместный или экстравагантный. Те же соображения, подумал Анвар, применимы и к ее дугообразной шляпе, украшенной пером цапли. Незнакомки, похоже, не были расположены к беседе или слишком торопились на выступление нидерландского женского хора. Замочек сумочки щелкнул, они кивнули, и он пожелал им «Ееп angenaam openthoud»[47] — что, может быть, прозвучало чересчур фамильярно. Корпулентная дама, в синем тафтяном платье, подхватила под руку свою спутницу, но у нее еще осталось достаточно свободы движений, чтобы достать из перекинутой через плечо сумки — Анвар это прекрасно разглядел — серебряную фляжку с завинчивающейся крышкой-стаканчиком. Она тотчас и подкрепила свои силы — джином или виски.

Он бы не отказался еще немного поговорить по-голландски (а может, одна из дам владеет и малайским). Не исключено, что это даже доставило бы всем троим удовольствие.

Но — как вышло, так вышло. При такой температуре, не дотягивающей и до тридцати градусов, вполне можно было бы разжечь огонь в камине. Он теперь спокойно отпил глоток воды. Клаус обычно долго возится в ванной — как, впрочем, и он сам. Но почему бы и не побаловать себя…

Чего, собственно, хотел здешний военный преступник? Поскольку Клаус, купаясь, нередко разговаривает сам с собой (с годами у каждого все чаще возникает потребность выяснить отношения с собственной персоной), он, вероятно, если можно так выразиться, уже утопил в ванне этого нежеланного гостя. Приятно зазвучала в Анваровой голове мелодия песенки, которую исполнила первая — вломившаяся к ним — посетительница: Забудь тревоги, просто знай: причины нету для волненья… Всё так и есть, если он правильно понял, и все же — не совсем. Осталось много деликатных и нерешенных вопросов. Имея это в виду, он, как мужчина и партнер, должен сохранять бдительность и маневренность. Если почувствует, что его друг чрезмерно опечален, — нужно тотчас принять соответствующие меры. Да, но какие меры он может принять в данный момент, из этого кресла? Да и нет такой необходимости. Путешествия и без того вносят приятное разнообразие…

— Могу я предложить вам еще бутылочку «Фюрстенборна»?

— A wine from the Rhine, please[48].

Старший официант не спешил уходить. Поскольку Анвар и сам когда-то работал в отеле Centraal, он понял, что с его заказом что-то не так.

— «Гайзенхаймер»? Штайнбергское или из Нирштайна?

— Sounds very good, the last one[49].

Он откинулся на спинку кресла. И тут увидел, как она спускается по лестнице. Эрика Манн. Одетая теперь по-другому. В абрикосового цвета брючный костюм. Другие дамы настороженно разглядывают эту певицу и дочь знаменитого писателя. Ее внимание направлено вовсе не на него. Грациозная Эрика спешит навстречу господину, стоящему у стойки рецепции. Он — в клетчатом пиджаке с кожаными заплатами на рукавах. Невысокого роста, чемодан поставил на пол рядом с собой. В правой руке держит трубку. У кого из них лицо более напряженное — у спешащей к этому человеку или у него самого, — так сразу и не решишь. Она раскинула руки, но снова отвела их назад; он же свои руки, вместе с нераскуренной трубкой, сунул в карманы — и чуть-чуть отошел от стойки.

Анвар интуитивно пригнулся.

Сохраняя некоторую дистанцию, те двое обнялись, даже расцеловали друг друга в щеки, что выглядело несколько нарочито.

Может, это один из ее мужей? Британец, которого она упомянула, мистер Оден? Она что-то сердито говорит; у него широкий рот, и он, кажется, отвечает ей спокойнее. Если смотреть только на лица, повернутые в профиль, она могла бы быть им, а он — ею: крупные носы; зачесанные назад, над ушами, волосы, у нее с легкой сединой, у него — темные. Она отрицательно качнула головой, и у него сразу поникли плечи. Оба повернулись к администратору на рецепции, который, казалось, не знал, на ком из них сосредоточиться. Эрика Манн несколько раз стукнула ладонью по стойке (наверняка звякая браслетами); мужчина повернулся к ней, будто хотел успокоить. Похоже, она произнесла Нет, он — Все же да. Администратор пододвинул ему гостевую книгу. Она демонстративно подбоченилась. Он, видно, упорно стоял на своем: Все же да. Бросив возбужденный взгляд в вестибюль, Эрика Манн заметила Анвара, прихлебывающего вино. Но она тут же отвлеклась и схватилась за чемодан, который в это мгновение поднял новый гость отеля. Казалось, она хочет вынести чемодан на улицу, гость — отнести куда-то в другое место. Чуть ли не сталкиваясь лбами, как два быка, писательница и мужчина в вельветовых брюках обменивались неслышными репликами. Он победил. Она выпустила ручку чемодана; он, ссутулившись, приблизился к лестнице с букетами гладиолусов на нижних перильных тумбах и начал подниматься по ступеням. Она, понурившись, стояла внизу. Затем ее взгляд снова упал на Анвара, и теперь она направилась прямиком к нему. Он подумал, что надо бы спрятаться, но куда?

— Как будто и так недостаточно неприятностей… Вы-то что здесь делаете?

Анвар, несколько заторможенно, передернул плечами.

— Я ведь настоятельно просила Клауса покинуть этот город или хотя бы отель. Не так ли?

— Я не Клаус.

Эта мысль до Эрики Манн, похоже, дошла, и она улыбнулась.

— Послушайте, молодой человек! — сказала она, все еще в свете своей улыбки. — Тут и так непрошеные, точнее, нежданные гости являются один за другим, а сверх того еще и Клаус Хойзер желает, видите ли, взбудоражить моего бедного отца всякими сентиментальными глупостями. Нет уж, не надо, пожалуйста!

— Мы завтрак рядом, — пояснил Анвар, махнув рукой куда-то за пределы отеля. — Тогда не будем встречаться.

— Жалко, конечно, — признала Эрика Манн. — Но не лучше ли вам прямо сейчас съехать? Я бы с удовольствием, за свой счет, обеспечила для вас какое-то другое пристанище. Томас Манн не должен встретиться с Клаусом Хойзером! К чему бы это привело? Никогда! Вы могли бы отдохнуть и где-то в другом месте — посмотреть, например, Ротенбург или, на Востоке, Веймар…

— Восток нет. Стрельба и визы. Веймар хороший. Клаус говорить однажды. Там много немецких Лао-цзы.

— С вами никак не сдвинешься с места.

— Говорите с Клаус.

Эрика Манн выпятила губы (видимо, характерный для нее мимический жест):