Старший администратор, а в прошлом владелец кафе «Кронпринц» в Тильзите{10}, со своего места за стойкой рецепции наблюдает за новыми агрессорами, которые совершенно не вписываются ни в пространство, ни в утонченную атмосферу вестибюля международного отеля. Из-за того, что задние входы в здание были перекрыты пожарной службой, все полчище поставщиков катится теперь мимо кресел для гостей и журнальных столиков. Хорошо хоть, что служащие отеля, в последний момент, успели свернуть ковры и отодвинуть их в сторону. Более или менее незаметно — и, можно сказать, даже мило — выглядели в это тревожное утро только цветочницы, которые через главный вход отеля пробрались на этажи, чтобы там собственноручно вручить горничным снопы свежих гладиолусов. Спешащие посланницы цветочных бутиков оставили на полу и ступеньках совсем немного цветов и листьев.
Но теперь настройщик роялей, которого угораздило посетить отель именно в день неприятного происшествия со слепым прохожим, вдруг перестал прислушиваться к струнам и, забывшись, прошелся большим пальцем сразу по всем клавишам — так что какой-то гость, неколебимо сидящий в кресле, бросил в сторону инструмента исполненный ожидания взгляд…
Сперва парни с оптового рынка тащили ящики, наполненные салатом, морковью и зеленью, — мимо свернутых ковров к кухонному тракту. Мешок картофеля оставил за собой песчаное облачко. Вслед за зеленщиками явились в обычное время ученики мясника — с хорошо закрытой цинковой ванной, из которой, однако, пролилось немного крови от кусков телятины, первоклассной говядины и дичи. По крайней мере, уборщицы отеля стояли наготове с ведрами и тряпками, так что красные следы сразу же были затерты. Однако запах крови сохранялся еще некоторое время — против него даже швабры бессильны. Господин Элкерс, однорукий утренний портье, принял вахту у главного входа и теперь, прохаживаясь перед широко разверстым проемом, отряхивает с груди воображаемые пылинки. Служащие химчистки «Блауфэрбер» — тоже в неверном направлении, не со двора, а от угла улицы — катят две гардеробные вешалки, с платьями и пиджаками постояльцев, к пункту распределения заказов, находящемуся в хозяйственном тракте. За ними тянется облако цементной пыли со строительной площадки напротив. Сама почищенная одежда, в том числе одно черное вечернее платье с блестками, надо надеяться, надежно защищена современными тонкими чехлами из искусственной ткани.
Только этого еще не хватало!
Оскар Зимер оперся обеими руками о стойку, по сторонам от рецепционного колокольчика. Его ассистент, полноватый господин Фридеман, чье лицо, совершенно пунцовое (либо от высокого давления, либо от употребления после службы высокопроцентного алкоголя), демонстрируя полную растерянность перед сегодняшним парадом поставщиков — ведь даже от Страшного суда он не ждал таких пертурбаций, — приблизился к своему шефу и прошептал: «Двери?»
— Да, это двери. Для них теперь самое время.
Столяры, или обойщики, или те и другие, вместе, штурмуют вестибюль? Портье Элкерс в винно-красной форме сдал без боя свой пост и отступил за афишную тумбу с программой дюссельдорфских театров. Орава грузчиков с помощью широких плечевых ремней буксирует что-то тяжелое, прямоугольное. С той стороны, которая видна Зимеру и Фридеману, новые двери обтянуты толстым шелковистым материалом, разбитым посредством латунных кнопок на ромбы. Через такое звукоизоляционное покрытие в апартаменты-люкс не проникнет ни один звук. Любой нобелевский лауреат нуждается в величайшем покое. И уж тем более — тот, которого ждут сейчас. Этот гость известен как один из самых чувствительных. Во всем мире. Эта знаменитость, по слухам, впадает в лихорадочное удушье, глотает бессчетное количество снотворных таблеток, даже если всего лишь дуновение ветерка потревожит ее легкий, как перышко, но столь важный для нее сон… Однако дирекция отеля не пожалела для именитого гостя — а как еще его можно назвать? — ни денежных затрат, ни труда. Окна с двойными рамами были отремонтированы, прокладки в водопроводных кранах — чтобы, не дай бог, ничего не капало — заменены на новые. Один из служащих отеля даже, на пробу, провел ночь в Президентских апартаментах — и не уловил ни малейшего скрипа новых кроватных пружин.
Теперь остается только подвесить на шарниры эти звуконепроницаемые двери массового производства.
Гости, выходящие из зала для завтраков, отшатываются от группы ремесленников в рабочих блузах и от их ноши. Две голландки, несмотря на шум и возню с затиранием накапавшей крови, продолжают беседовать, сидя в гобеленовых креслах у холодного камина. Младшая натягивает на руки длинные перчатки; ее спутница, на вид лет шестидесяти, что-то ищет в сумочке. Если обе они происходят из какого-нибудь города возле плотины или из самого Роттердама{11}, то, наверное, привыкли и к более мощным шумовым кулисам.
— Он приедет на поезде, прибывающем в 10.20? — Курт Фридеман, который, из-за своего маленького роста, наверняка привык, что за пределами гостиничной сферы к нему обращаются с более или менее дружеским «Куртхен»{12}, уже сейчас волнуется из-за скорого прибытия знаменитости. Такая вовлеченность в дела отеля — приятное качество Фридемана, свойственное далеко не всем служащим.
— Мы не знаем, когда точно они прибудут, — ответил, глядя куда-то в сторону, Зимер. — Всё зависит от того, когда они выберутся из Кёльна. Устроят ли там для них еще один прием. А может, они сами вдруг захотят осмотреть руины Гюрцениха{13} или прогуляться вдоль Рейна. Они ведь не часто бывают в Германии. По крайней мере, теперь.
— В Кёльне незачем оставаться долго. В Кёльне вообще нечего смотреть, — заявил, как местный патриот, господин Фридеман; но его лицо тотчас омрачилось, ибо за исключением изрешеченной башни Святого Ламберта{14}, стоящей на берегу реки, и в его родном городе осталось не так уж много красот, которыми можно любоваться. Вот Оберкассель{15} война пощадила, и он сохранил привлекательность! Что странно. Может, благодаря какой-то нейтральной стране между владельцами вилл на левом берегу Рейна и Королевскими военно-воздушными силами было достигнуто соглашение, что этот фешенебельный район не станут бомбить? Ради позднейшего взаимопонимания между индустриальными баронами и представителями оккупационных властей? Господин Фридеман, во всяком случае, в свое время голосовал за Социал-демократическую партию, во главе которой стоял Курт Шумахер{16}, боровшийся за пятидневную рабочую неделю, умеренное отчуждение собственности у неизменно богатых и полную безоружность Германии. Господин федеральный канцлер Аденауэр, тот был Стариком{17} «из прежних»: он развязал руки предпринимателям, облегчив им эксплуатацию простого народа, и разжигал травлю советской зоны, в результате чего Германия окончательно распалась на две части.
Политические ссоры едва ли не более изнурительны, чем предшествовавший им период безусловного подчинения. Нейтралитет, мир и хорошие доходы для всех — вот что сейчас было бы лучше всего, полагает господин Фридеман. Да, но как этого добиться без перебранок, хотя бы без гражданской войны? Ассистент старшего администратора заранее радуется карточному вечеру в кругу сослуживцев, с выпивкой, а пока что принимает ключи у двух нидерландских дам, которые собираются выйти в город. Здесь впервые проходит Голландская неделя, и, наверное, именно потому они приехали в ненавистную всем Германию. Очень мило с их стороны. У них определенно нет предрассудков. Видно, что они готовы идти навстречу. В своих тафтяных платьях и в круглых шляпках обе дамы из соседнего королевства, где на хлеб намазывают шоколад, кажутся только что вылупившимися из яйца. Приятный запах дезодоранта или мыла после их ухода сохраняется в воздухе, хотя и недолго.
