Карл резко обернулся. Перед ним стоял Иоганн. Они улыбнулись друг другу, и Карл пожал протянутую ему руку. Это было честное рукопожатие.

— Считаю, что я первым должен был бы вас приветствовать! — сказал он. — Вы так смело выступили на защиту своих товарищей. Кроме того, вы были несправедливо наказаны вашим начальником.

Матрос вздрогнул. Он сунул руку в карман брюк, достал коротенькую трубочку и стал медленно набивать ее своими огрубевшими пальцами. Потом он закурил, посмотрел вдаль и неторопливо сказал:

— Видите мою седую голову? Я давно привык к несправедливости. Меня часто наказывают. Вахта вне очереди — для старого моряка это пустое. Тяжело смотреть, когда этот кавалер готов бесцельно жертвовать жизнью матроса… Вот, что меня огорчает…

Он, видимо, не спешил уходить.

— Матросы свыклись с опасностями. Когда это действительно необходимо, мы с готовностью боремся с ними. — Даже юнгу спросите, за Фердинанда Клааса каждый из нас готов броситься в воду. А это потому, что каждый знает, что если он приказал, то это так и нужно! Справедливость прежде всего! Это говорит вам Иоганн, который не раз видел, как много людей сделалось добычей хищных акул.

Слова его были просты и правдивы.

Карл еще с первого дня почувствовал расположение и симпатию к этому старому морскому волку. За суровым, загоревшим на солнце, обветренном и изрытым оспою лицом матроса чувствовалось какое-то покорившее молодого ученого скрытое величие души. Искренность, с которой обратился с нему Иоганн, еще больше тронула и привлекла Карла.

— Собственно говоря, — обратился матрос к Карлу, — я кое за что должен перед вами извиниться.

— Извиниться? Что же это вы начинаете с того, что благодарите, а потом извиняетесь!

— Когда честный человек сознает свою ошибку, он должен ее исправить. Иначе где же будет его честность, минхерр?

— Что же тревожит вас, Иоганн, любопытно было бы мне знать?

— Несколько дней назад, вот в такой же точно вечер, я вас обидел, минхерр, проявив к вам недоверие. Простите меня! Я был неправ!

— Так вот в чем дело! — развеселившись, воскликнул Хасскарл. — Не беспокойтесь! Это с каждым может случиться.

— Мы, матросы, народ недоверчивый, минхерр. Такими нас делает наша профессия. Морю никогда доверять нельзя, так как никогда не знаешь, какие оно тебе готовит сюрпризы. Но тогда я к вам отнесся несправедливо и теперь искренно в этом раскаиваюсь. Несмотря на свою матросскую недоверчивость, я должен был вам поверить.

Так они пробеседовали до поздней ночи.

„Голландия“ неутомимо прокладывала себе путь через океан. Завернув на два дня в Бордо, чтобы запастись пресной водой и продовольствием, клипер взял курс на юго-запад и широкой дугой обогнул берега Португалии, где задерживаться ему было незачем.

Все вперед и вперед несся маленький клипер по синим морским волнам. Взяв левый галс[10], он летел, подгоняемый попутным ветром. Капитан Петерсен знал, что море полно неожиданностей и что следует пользоваться малейшей возможностью вести корабль по намеченному курсу.

Мало ли что могло случиться в дальнейшем? Могла подняться буря… Можно было целые месяцы простоять в штилевой зоне… Даже красота Азорских островов не могла остановить стремительный бег корабля. Острова остались позади, справа.

Вперед и только вперед!

Анита ван Снуттен получила обещанный ей шелковый зонтик. Иоганн отстоял внеочередную вахту, а что касается Карла, то он уже начинал тяготиться длительным плаванием. Он, как и Анита, перенес морскую болезнь и еще не совсем окреп после нее. Консервированная пища, застоявшаяся вода, однообразие океана — все это действовало угнетающе. А ему еще предстояло много, много дней провести в таких условиях…

Только в обществе знакомых матросов, слушая их нескончаемые рассказы, он немного рассеивался и отвлекался. В этих рассказах было много нового и удивительного, а часто и такого, что для него, как натуралиста, представляло несомненный интерес. Путешествуя по всему свету, матросы видели немало любопытного. Вот и сейчас они собрались на палубе и тесным кружком уселись вокруг Иоганна. Карл подошел, поздоровался кивком головы и, стараясь не мешать, тихонько подсел к ним.

— После сильной бури, настигшей нас в Индийском океане, — рассказывал Иоганн, — мы с трудом добрались до Цейлона. Там мы должны были взять груз чая для Англии. Англичане большие любители цейлонского чая. Они вообще любители чужого… Тогда клиперов еще не было и мы шли на мощном бриге. Пока он стоял в порту на ремонте, капитан отпустил нас на несколько дней в отпуск. Мы все сошли на берег осмотреть остров. Цейлон — удивительная страна. Там пашут на слонах, а когда тамошний богач путешествует, его несут на носилках или сажают на слона. Мы тоже наняли слонов, когда сошли на берег в Коломбо…

И Иоганн продолжал описывать буйную тропическую растительность, пальмы, бананы, ананасы, обширные чайные плантации. Он рассказывал и о трудолюбии жителей острова, а также о небольшой речушке Синганое с ее болотами, трясинами… и множеством комаров.

— Только белые платки, которыми мы повязали головы, спасали нас от назойливых комаров. Эти насекомые проникают в самые мелкие отверстия. Мы поспешили убраться оттуда. Проводник привел нас в деревню, целиком построенную из бамбука. Там, так же как и на Яве, туземцы строят из него свои дома. Только крышу покрывают большими пальмовыми листьями. Так как село расположено на болотистой почве, жители забивают в землю сваи и на них возводят свои жилища. Люди укрываются в них от солнца, листья спасают их от дождя, но от комаров нет никакого спасенья! Это страшное бедствие. Мы видели у старых и молодых мужчин и женщин, а также у детей такие раны от комариных укусов, что волосы у нас становились дыбом. Люди с желтыми изможденными лицами лежали на улицах, перед хижинами, в поле… Ноги худые, а животы раздуты, как мехи…

— Странное дело, — заметил кто-то. — Тощие, а живот большой. Все равно, что мистер ван Снуттен!

— Точно так. Похожи они были на господ из торговых контор, — засмеялся Иоганн. — Болезнь это такая, ребята! Малярия! Ничем им нельзя было помочь. От нее-то, а не от обжорства раздувались у них животы.

— Ну, а вы-то как? Не заразились?

— Мы-то? Нет, о нас позаботились. Нам нельзя было давать болеть: ведь нам предстояло доставить товар в Европу. У нас была хинная кора. Мы ее варили и пили отвар. Он очень противный, но предохраняет и лечит. Теперь эту кору иначе перерабатывают, усовершенствовали производство…

— А кто же им мешает тоже добывать хинин?

— Мешает правительство Перу. Вот, кто мешает! Хинное дерево растет только там, и перуанцы берегут его как зеницу ока. Ввели монополию. Не хотят выпускать из рук. Доходное дело. А тех, кто попытается его выкрасть — на каторгу, либо на виселицу. И вот диктуют мировому рынку… Но никакое зло не вечно. Когда-нибудь найдется смельчак, который спасет человечество. Надо облегчить человеческие страдания… — закончил Иоганн, затягиваясь трубкой.

Карл облокотился на перила. В его ушах продолжали звучать слова матроса.

„…Никакое зло не вечно… Когда-нибудь найдется смельчак, который спасет человечество…“

Он медленно ушел с палубы.

Странные мысли вертелись в его голове.

Прошло немало времени. Жизнь на корабле текла медленно и монотонно. Одни только краткие стоянки в небольших портах вносили некоторое разнообразие. „Голландия“ была нагружена товарами, предназначенными для Явы, и поэтому должна была идти кратчайшим путем.

Плавание протекало нормально. Ветер был попутный, погода особенно не портилась, и экипаж не был перегружен работой.

Хуже всех чувствовала себя на корабле дочь его собственника Анита ван Снуттен. Несмотря на то, что она занимала лучшую каюту и была окружена заботами и вниманием всего экипажа, она раздражалась по малейшему поводу и делала всем замечания. Капитан приказал исполнять все ее желания, а кок готовил для нее особые блюда. И все же в кают-компании, где Анита столовалась вместе с офицерами и Карлом, она брезгливо ковыряла вилкой в своей тарелке и презрительно кривила губы. Ей казалось, что все, что подавалось за столом, было плохо и невкусно приготовлено. Офицеры прекрасно понимали ее настроение и не сердились на нее, но несчастный кок тяжело переживал капризы Аниты. Он напрасно дожидался дня, когда услышит заслуженную похвалу из уст своей молодой хозяйки… Дочь ван Снуттена впервые в жизни находилась в далеком плавании и не желала расставаться с удобствами жизни, к которым она привыкла в отцовском доме.