— Не люблю людей, минхерр, которые вмешиваются в чужие дела, когда их об этом не просят.
Хасскарл понял, что матросы считают его чужим и ему не доверяют.
— Извините, Иоганн, что я помешал вашему рассказу, — тихо промолвил он и медленными шагами отошел на другой конец палубы.
Все эти три дня ему было скучно… Но вот и с матросами ему не повезло. Они избегали его общества.
Когда он ушел, матросы замолчали. Наступила напряженная тишина, и только было слышно, как бьются волны о борт корабля и где-то высоко над головами плещутся паруса.
— Продолжай, дядюшка Иоганн! Человек ушел! — нарушил юнга Августин общее молчание.
Иоганн потянул из своей трубочки, но она погасла. Тогда он вынул ее изо рта и с досадой выбил о толстую подошву своих грубых матросских башмаков. Для него самого была неожиданна та грубость, которую он совершенно без всякой причины проявил в отношении незнакомого ему юноши — пассажира корабля. Поэтому он чувствовал угрызения совести.
— Ну, малый, ступай спать! Уже поздно. Теперь не время для разговоров, — сказал он. — Сами не знаем, что нас ожидает завтра. — Он протянул в темноте мозолистую руку в рубцах от корабельных канатов, погладил ею растрепанные волосы юнги, потом непривычным жестом притянул его к себе. Тепло, исходившее от тела Августина, успокаивающе разлилось по его жилам.
— Ну и нам пора! Пошли спать!
Все зашевелились, как будто эти слова вывели их из оцепенения.
Луна давно уже взошла над горизонтом, и ее серебряные лучи мягко освещали палубу корабля, на которой постепенно затихали шаги удаляющихся матросов.
На юте раздавался веселый смех. Перегнувшись через борт, второй помощник капитана Нил Куленс, молодой стройный моряк лет тридцати, оживленно беседовал со своей маленькой кузиной Анитой ван Снуттен. Здесь, в открытом море, молодая девица чувствовала себя много свободнее, чем дома. Не было обязательных вечерних выездов в карете, чтобы „подышать свежим воздухом“, не было скучных приемов, на которых она должна была присутствовать по настоянию родителей, не было ненавистной гувернантки, которая постоянно наставляла ее: „Не так, милая барышня… Но, барышня, это не дозволено… Но это необходимо вам знать… В хорошем обществе это не принято…“ и другие подобного же рода замечания все еще звучали в ее ушах. Анита просто сокрушалась, что все еще не может забыть голос своей наставницы.
Здесь все было иначе. Небо, вода, воздух, простор! И можно смеяться, сколько душе угодно! Никто тебя не сопровождает, никто не следит за тобой, не указывает тебе, сколько времени можно еще смеяться и какое выражение надо придать лицу.
Анита смеялась всему, что ей говорил кузен. Она была довольна. День выдался прекрасный, на ней было нарядное платье, а в руках она держала свой любимый маленький зонтик. Находясь в таком настроении, каждая молодая девушка непременно будет держать себя более непринужденно: то она будет вертеть головой больше, чем полагается, то начнет обмахиваться платочком, то… слишком часто размахивать своим зонтиком… Так поступила и Анита. Она постукивала зонтиком по перилам, перегибалась через борт, и, указывая им на что-то в темной воде, затем снова игриво постукивала им по наружному борту, — одним словом, забавлялась.
Но… Ах, если бы не было этого „но“…
Вдруг, когда она таким образом размахивала зонтиком и постукивала им по борту, он выскользнул из ее рук и… упал в воду. Сначала он ударился о борт, но не успела его обладательница от изумления раскрыть свой ротик, как его поглоти та волна. На какое-то мгновение он мелькнул в воде, а затем уже показался довольно далеко от корабля.
Раздался громкий крик:
— Мой зонтик! Мой зонтик! Умоляю вас, Нил, прикажите достать мой зонтик!
Нил Куленс растерялся. Все произошло так быстро и неожиданно. За кормой клипера виднелся маленький красный зонтик огорченной барышни, а перед ним стояла сама она — его кузина, дочь главы фирмы, собственница корабля.
— Спустить лодку! — громко скомандовал он.
Матросы собрались у борта и, посмеиваясь, смотрели в направлении мелькавшей вдали маленькой красной точки.
Команда заставила людей вздрогнуть.
— Спустить лодку! Живее! — еще раз скомандовал Куленс.
Двое матросов бросились к лодке, но вдруг перед Куленсом вырос Иоганн и спокойно сказал:
— Господин помощник, оставим зонтик. Из-за него не стоит рисковать людьми. Волнение усиливается. Погода сейчас кажется хорошей, но барометр падает, скоро должен подняться сильный ветер. Ожидается волнение в семь баллов. Излишне…
— Кто разрешил вам возражать против распоряжений вашего начальника? — возбужденно закричал Куленс. — Вы не имеете на это никакого права! Скорее лодку, говорю я вам!
— Но, господин начальник, бессмысленно… Если бы дело шло о человеке, я первый бросился бы в воду. Но… из-за зонтика…
— Спустить лодку! Приказываю! — отрезал Куленс. — Назначаю вас на одну вахту вне очереди. О вашем бунте доложу капитану.
— Господин Куленс, я тоже присоединяюсь к мнению Иоганна. Прошу вас отменить ваше распоряжение. Не следует рисковать из-за зонтика людьми.
Слова эти произнес Карл Хасскарл.
Нил Куленс повернулся, посмотрел на него, гневно сжав губы.
— Вы наш пассажир! — резко сказал он, делая ударение на слове „пассажир“. — Единственное, что входит в ваши обязанности, это строго соблюдать установленный на корабле порядок.
К собравшимся подошел Фердинанд Клаас. Он сразу же разобрался в сложившейся обстановке.
— Мне кажется, что сударыня сама разрешит этот вопрос, — спокойно сказал он с любезной улыбкой. — Она не могла знать, что спасение зонтика связано с большим риском. Я обещаю, что в Бордо она получит в подарок самый красивый красный зонтик, который когда-либо был сделан во Франции.
Слова первого помощника как будто успокоили Аниту. Она действительно не имела представления о том, как должно произойти спасение ее зонтика. Она знала лишь, что это ее любимый зонтик и что его любой ценой надо достать из воды. Что для этого нужно было спустить лодку, матросам отплыть от корабля, отыскать зонтик и вернуться обратно, рискуя при этом жизнью, так как ветер с каждой минутой крепчал и волнение усиливалось… Нет, столь сложным это ей не казалось.
Однако строгая учтивость Фердинанда Клааса заставила ее промолчать.
— По местам! Спуск лодки отставить! — строго приказал первый помощник капитана.
Матросы разошлись.
— Забота о людях — необходимое условие успешного плавания, — серьезно заметил Клаас, обращаясь к Куленсу. — Мы не должны его нарушать без крайней необходимости.
Нил Куленс демонстративно повернулся к нему спиной и направился на нос корабля. Он негодовал. Все же авторитет его не был подорван — своевольный Иоганн не был освобожден от наложенного на него наказания. Клаас не мог отменить его распоряжения. Пусть все знают, как наказывает Нил Куленс!.. Сделавшись вторым помощником капитана только благодаря родственным связям с ван Снуттеном, Куленс никогда не был настоящим моряком, ни по призванию, ни по подготовке. Есть люди, у которых любовь к морскому делу заложена в крови, они как бы родились моряками. Другие трудом и прилежанием осваивают его с течением времени. О Ниле Куленсе нельзя было сказать ни того, ни другого. Он стал моряком случайно, так же, как случайно мог стать торговцем или фабрикантом, в зависимости от того, в какую сторону была бы направлена протекция его богатого дядюшки.
Вечером, когда уже совсем стемнело, Карл вышел из душной каюты отдохнуть после продолжительного чтения. Свежий соленый воздух действовал на него ободряюще. Волнение усилилось, корабль довольно сильно качало, но Карл надеялся, что справится с морской болезнью.
На палубе он увидел вахтенных матросов. Они перекидывались веселыми шутками, и их уверенность в себе успокоила его.
Укачиваемый монотонным движением корабля, он не заметил, как к нему кто-то приблизился.
— Благодарю вас, минхерр! Благодарю от имени всех матросов!