В этом сертификате, составленном от имени бургомистра и городского управления и подписанном секретарем, сообщалось о том, что имярек был подвергнут взвешиванию, указывался его вес в фунтах — за большей точностью не гнались. В бумаге отмечалось, что взвешивание было произведено по просьбе обозначенного в нем лица и что оно может поступать с документом по своему усмотрению. Текст сертификата заносился в протоколы, сохранившиеся до наших дней. В нем не было ни слова сказано о ведовстве, а между тем именно это составляло суть дела. Бумага освобождала прошедшее испытание лицо от подозрения в связи с дьяволом. Городские весы в Аудватере становились одновременно как бы и наиболее авторитетной судебной экспертизой, и высшей юридической инстанцией в делах о ведовстве. Интересно, что никто из современников не оспаривал этих полномочий, хотя отцы города, по-видимому, догадывались, что «привилегия» Карла V относится к области сказок. Отсюда и осторожное умалчивание в бумагах о цели взвешивания. Однажды (дело происходило в конце 40-х годов XVII в.) бургомистра Аудватера Виллема Тромпера спросили:
— Почему вы взвешиваете людей?
— Потому что они об этом просят.
Далее Тромперу задали вопрос, считает ли он в действительности, что колдуны и колдуньи весят меньше, чем обычные люди.
— Что касается меня, то мне это совершенно безразлично, — последовал ответ здравомыслящего голландца. Интересно, что временем его правления датируются первые документы о взвешивании, занесенные в протоколы. Есть все основания предполагать. что тогда и началась выдача этих спасительных удостоверений, за каждое из которых взималось примерно по шесть гульденов. Два с лишним гульдена шли секретарю, один делили между собой присяжные, остальные деньги доставались другим участникам процедуры.
Взвешивание продолжалось даже во второй половине XVIII в., когда ведовские процессы стали редкостью. Теперь документы служили защитой от сплетен злых соседей. Весы — памятник спасительного легковерия — сохранились. Их и поныне демонстрируют туристам в городском Доме весов.
…В последний раз волшебство переплелось с большой политикой в конце XVII в., в последние годы правления слабоумного и бездетного испанского короля Карла II. Франция, Австрия и другие европейские державы пытались укрепить свое влияние в Мадриде, чтобы завладеть богатым испанским наследством. А сделать это можно было, только активно участвуя в изгнании бесов, вселившихся (по мнению Карла и его ближайших советников) в злосчастного монарха. Понятно, что борьба за должность специалиста по изгнанию нечистой силы при Мадридском дворе стала вопросом европейской политики.
В 1698 г. один монах, прославившийся изгнанием бесов из женского монастыря, по поручению своего коллеги генерального инквизитора Томаса Рокаберти твердо установил, что король околдован. Монах узнал это из первоисточников — от демона, которого он вынуждал говорить устами монахинь (чтобы добиться такого результата, требовалась «сложная» процедура: необходимо было класть руки на алтарь и читать нужные молитвы). Король был околдован еще 14 лет назад, откровенно сообщил дьявол на латинском языке. В стакан шоколада, поданный королю, подсыпали пепел от сожженных костей одного казненного преступника. Удрученный Карл пил разные целебные напитки, которые, по мнению сведущих людей, очень хорошо помогали от порчи. Однако этого было недостаточно.
Первым посочувствовал Карлу один из главных претендентов на испанское наследство — германский император Леопольд. Он сообщил в Мадрид, что опрос черта, которого на этот раз принудили говорить устами одного мальчика, подтвердил самые худшие подозрения относительно печального положения испанского монарха, одолеваемого легионом бесов. Для борьбы с ними был прислан опытный человек — капуцин Маурус Тенда. Прибывший монах скоро с головой ушел в придворные интриги и даже, кажется, стал манкировать своими прямыми обязанностями, чем способствовал махинациям французской партии, старавшейся спихнуть капуцина, как австрийского агента, с такой важной должности[373]. А архивы испанской инквизиции и поныне хранят сведения о расправе святого судилища с невинными жертвами всей этой истории — теми, кто, по его мнению, способствовал в данном казусе проискам владыки преисподней.
Массовая истерия, находившая выражение в ведовских процессах, как уже отмечалось, хронологически точно совпадает с конфликтом протестантизма и контрреформации в XVI–XVII столетиях. Это заставляет задуматься, не существует ли подобной же связи и в другие эпохи. Стоит лишь поставить этот вопрос, чтобы стал очевидным ответ. Такое совпадение явно прослеживается во всех подобных конфликтах. Поскольку же речь идет о новой и новейшей истории, оно особенно ясно обнаруживается во времена, когда предпринимались попытки военного решения конфликта или велась подготовка к такой возможности. Примеры многочисленны — от Вандеи времен Великой французской революции до нацистского «третьего рейха» или США времен разгара «холодной войны» и разгула маккартизма. Об этом следовало бы задуматься западным ученым, которые ищут корни «массового безумия», «общественной истерии», имеющей немало сходного с тем, что пришлось пережить людям во многих странах и в нашем XX столетии[374].
Гонения начали ослабевать в конце второй трети XVII в. В это время стали прислушиваться к голосу противников преследований, особенно Фридриха Шпее. Его знаменитая книга «Предостерегающее сочинение в связи с ведовскими процессами» первоначально была издана анонимно, и имя ее автора стало известно только в начале XVIII в. (в 1731 г. очередное издание книги Шпее появилось уже с его фамилией и с цензурным разрешением Иезуитского ордена). В 1677 г. вышла книга Д. Уэбстера «Демонстрация мнимого ведовства».
Наиболее значительным произведением второй половины XVII в., направленным против «охоты на ведьм», был «Заколдованный мир» амстердамского священника Балтазара Беккера, первый том которого вышел в 1691 г., а второй — в 1693 г. Подобно своим предшественникам, Беккер не отрицал самого существования дьявола, в чем его обвиняли демонологи (включая и синод голландской реформатской церкви, отстранивший автора «Заколдованного мира» от исполнения обязанностей проповедника). Но Беккер отнимал у «князя преисподней» способность вмешиваться в земные дела. О дьяволе, указывал Беккер, мы знаем лишь то, что содержится в Священном писании. Беккер, приноравливаясь к образу мыслей своего читателя (да и своих собственных), разъяснял, что вера ведовства родилась из языческих представлений и ложного истолкования Библии, из манихейской ереси, согласно которой мир является полем борьбы сил добра и зла, из грубых искажений, внесенных в христианство католической церковью, и неумения протестантизма отвергнуть эти небылицы. А отсюда следовал вывод: никогда не существовало и не существует ни колдунов, ни колдуний, все смертные приговоры, вынесенные на бесчисленных ведовских процессах, были просто юридическим убийством. Собственно, вера в ведовство уже исчезла среди образованных людей того поколения, к которому принадлежал Беккер. Однако они формулировали свою позицию очень осторожно. Так, известный английский писатель Аддисон в начале XVIII в. замечал, что, по его мнению, нечто вроде ведовства существует, но нельзя верить любому обвинению в занятии колдовством. Беккер, тоже оставаясь непоследовательным, шел дальше. Неудивительно поэтому, что его категорическое отрицание факта ведовства произвело сильное впечатление. Вскоре вышли немецкое, английское и французское издания первого тома «Заколдованного мира».
Несмотря на ярость церковника, Беккер встретил сочувствие даже во влиятельных буржуазных кругах Амстердама. Городское управление и после устранения Беккера с поста проповедника продолжало выплачивать ему жалованье, а впоследствии — пенсию его вдове. Беккер скончался в 1698 г. По его просьбе были записаны разговоры с сыном и друзьями, которые он вел незадолго до смерти. Эти материалы были сразу напечатаны, как указывалось в заголовке, чтобы «предотвратить ложные слухи»: ведь сколько врагов Беккера и просто любопытных ждали его смертного часа, считая, что дьявол непременно появится, чтобы забрать в пекло дерзновенного, осмелившегося отрицать его власть. В результате новейших исследований выявлено, что влияние книги Беккера за пределами Нидерландов было менее заметным, чем прежде полагали историки. Когда в 1718 г. было опубликовано сочинение Френсиса Хетчинсока «Исторический очерк ведовства», неверие в ведовство уже стало преобладать в образованных кругах европейского общества.
