М. Грей отмечает, что знакомство Эбера с Батцем не изменило тона «Отца Дюшена». Принятая Эбером манера обсуждения политических событий позволяла ему пропагандировать то одну, то другую идею. По ее мнению, одним из доказательств того, что журналистская деятельность Эбера являлась лишь прикрытием и вместе с тем орудием осуществления планов роялистского подполья, являются нападки, с которыми обрушивался «Отец Дюшен» на видных генералов — Кюстина Бирона, Ламарльера и других, командовавших армиями Республики. Он обвинял их в том, что они являются такими же изменниками, как и Дюмурье. В июне 1793 г. «Отец Дюшен» предлагал с целью сделать республиканские армии непобедимыми поставить во главе их «только настоящих санкюлотов, старых инвалидов». Здесь, мол, Эбер перегнул палку: всерьез требовать, чтобы войсками командовали «санкюлоты, старые инвалиды», значило выдать себя. М. Грей пыталась найти в этом журнале скрытые намеки на подлинные цели его издателя. Так, в октябре 1793 г., давая оценку заявлению лидера жирондистов Бриссо в Революционном трибунале, Эбер писал: «Я не оспариваю его талантов, я знаю даже, что заговорщик нуждается в них, чтобы завоевать благосклонность народа»[545]. Грей считает эту фразу «таящей глубокий смысл». Позднее на аналогичное обвинение во время его процесса в Революционном трибунале Эбер ответил:
— Нет писателя, против которого нельзя было бы возбудить дело, вырывая отдельные фразы из его сочинений!
Однако исследовательница идет дальше. Она приводит цитату из одного декабрьского номера «Отца Дюшена», где «резюмируется его программа удушения революции путем истребления «самых знаменитых якобинцев»: «Если мне удастся заставить умертвить или гильотинировать два десятка монтаньяров, это будет конец, контрреволюция будет осуществлена; никто не будет знать, за какую ветвь зацепиться, никто ие будет более доверять никому, каждый будет опасаться собственной тени»». Это звучало бы очень убедительным доказательством вины Эбера в том, что он был роялистским агентом, если бы не одно обстоятельство, которое не скрывала, впрочем, и сама Грей. Приведенные выше слова Эбер вкладывает в уста английского премьер-министра Уильяма Питта, дабы более наглядно изобличить планы этого главы антифранцузской коалиции…
К зиме или ранней весне 1793 г. относится, по мнению исследовательницы, знакомство помощника прокурора Коммуны Жака Рене Эбера с негоциантом Жаном Батцем. Прибыв в Париж, Батц поставил перед собой две цели — во-первых, организовать бегство Марии-Антуанетты и дофина и, во-вторых, довести до предела столкновения между различными группировками революционеров. Неудача попытки похищения королевы и дофина нисколько не обескуражила Батца. Отложив на время осуществление повторной попытки, он еще более рьяно взялся за свою вторую цель — разжигание вражды между революционерами, чтобы тем самым дискредитировать Республику в глазах населения. Впрочем, независимо от намерений барона борьба эта и так разгоралась, будучи отражением реальных объективных классовых противоречий, столкновений политических интересов и целей различных партий. Биографы Батца полагают, что весной 1793 г. он решил всячески способствовать падению стоявших у власти жирондистов. Барон подозревал их в стремлении восстановить конституционную монархию на свой манер — учредить регентство во главе с Филиппом Орлеанским, поскольку еще только через десять лет дофин должен был достигнуть совершеннолетия. Это прямо противоречило планам Батца сыграть главную роль в реставрации абсолютной монархии.
Чтобы придать вес гипотезе о связи Эбера с Батцем, надо доказать самый факт их знакомства. Прямых доказательств, если не считать доноса Шабо и не внушающих доверия материалов процесса Эбера, видимо, не существует. Не состоялось ли это знакомство у депутата Конвента Делоне из Анжера или другого депутата — Жюльена из Тулузы? — задает вопрос М. Грей; она называет не только этих участников «дела Ост-Индской компании», но и многих других лиц, которые поддерживали дружеские отношения как с Батцем, так и с Эбером, — уже известного нам инспектора тюрем Мишониса, Луизу Декуан, хорошо знавшую жену помощника прокурора Коммуны, Проли и др. Нет сомнения, что среди людей, посещавших квартиру Эбера, было немало подозрительных личностей или даже заведомых роялистских агентов, в том числе известная нам графиня Рошуар, которая, как злословили, была в связи с Шабо и одновременно помогла бегству и укрыла у себя в замке аббата Эджуорса, исповедника Людовика XVI (факт, подтвержденный самим аббатом).
Однако даже факт знакомства некоторых доверенных лиц Батца с Эбером сам по себе еще ничего не доказывает. Батц вербовал своих агентов среди служащих Коммуны, администрации парижских тюрем, находившихся в ее ведении, а эти люди, как и сотни других, не могли не встречаться с таким известным лицом, как автор «Пер Дюшена». Эбер явно не мог бывать часто в доме Батца в Шаронне, который посещали другие заговорщики. М. Грей объясняет это осторожностью и скрытым презрением барона к своему сообщнику, публично оскорблявшему монархов[546]. Эбер по поручению Коммуны посещал Марию-Антуанетту в тюрьме Консьержери, был знаком с жандармами, в том числе с неким Жильбером, безусловно передававшим королеве какие-то послания от роялистов.
Но это еще не основание высказывать предположение, что Эбер сообщил королеве о подготовке ее бегства. На основе таких «допущений» М. Грей пытается интерпретировать все действия Эбера. Так, например, Эбер предостерегал в своей газете, что вокруг тюрьмы, где содержится королева, слоняются какие-то подозрительные личности, явные заговорщики, или «Пер Дюшен» рассказывал о посещении Эбером королевы, сопровождая этот рассказ обычной для него бранью по адресу «австрийской тигрицы». Из этого М. Грей делает вывод, что Эбер хотел отвести от себя подозрения в случае успешного осуществления очередной попытки бегства королевы, в организации которой он, мол, принимал активное участие. А если в нескольких номерах (например, в августе 1793 г.) «Пер Дюшен» не упоминал о королеве, это считается явным свидетельством желания Эбера отвлечь внимание от планов Батца. Такая «синхронизация» планов Батца и выступлений «Пер Дюшена» малоубедительна.
В августе 1793 г. Колло д’Эрбуа, выступая в Конвенте, обрушился с резкой критикой на министра внутренних дел Тара, обвиняя его в слабости и неумелом ведении дел. Тара подал в отставку. Эбер безуспешно добивался своего назначения на этот пост. По мнению М. Грей, это было в немалой степени связано с подстрекательством со стороны графини Рошуар, которая узнала, что в тюрьме Сен-Пелажи зарыты 1 800 тыс. ливров. Будучи министром, Эбер-де мог продать здание этой тюрьмы под предлогом, что там может быть налажено производство каких-либо нужных изделий. Таким образом удалось бы проникнуть в это помещение, откопать сокровище и поделить его между графиней и Эбером. Однако, как отмечает в другой связи М. Грей, Эбер выдвигал тогда же свою кандидатуру и на пост министра иностранных дел, что никак не вяжется с кладоискательством в здании тюрьмы Сен-Пелажи!
Как заметил, наверное, читатель, пока что у М. Грей дело ограничивалось «синхронизацией» выступлений Эбера и действий Батца и его сообщников, без предоставления каких-либо документальных доказательств, что революционные тирады «Пер Дюшена» прикрывали козни роялистского подполья, и в особенности самого издателя этой газеты. В одном случае, казалось бы, такое свидетельство имеется. Как отмечает М. Грей, речь идет о документе из частного архива (из какого именно, остается неизвестным). Документ представляет собой сделанную Людовиком XVI в Митаве (Елгаве) запись содержания беседы, происходившей «тем же утром» между ним и упомянутым аббатом Эджуорсом. Согласно этой записи, когда аббат был в Лондоне, мадам де ля Тремуай сообщила ему, будто ее близкая подруга Шарлотта Аткинс по поручению эмигрантов взялась передать записку королеве, содержавшейся тогда в Консьержери. Приехав в Париж, Аткинс встретила Эбера, обязанного ей. Передав ему крупную сумму, англичанка якобы добилась согласия устроить ей краткое свидание с Марией-Антуанеттой. С большими трудностями Аткинс удалось передать записку королеве, которая ее прочла, но не успела ответить, так как в этот момент Эбер закричал, что время вышло, и заговорщице пришлось спешно удалиться.
