Он смело запел, как будто мог проложить свой путь через напавших на него лишь силой своего голоса. Он пел какие-то обрывки фраз, которые приходили ему в голову, надеясь, что это как-то сработает. И это сработало. Изображения рун вырвались из посоха мерцающим водоворотом и поднялись в небо, образуя яркие, сложные узоры на темном фоне туч.

Гарпии наблюдали, как эти изображения улетали в небо, но не последовали за ними.

Отчаяние Пена росло. Он не знал, что еще он мог сделать. Он продолжал петь, яростно добавляя крики и вопли, пытаясь отыскать хоть что-то, что заставило бы гарпий улететь. Но, увидев, что его магия ограничивалась только мерцающими изображениями, которые танцевали, улетали и больше ничего не делали, женщины-птицы снова двинулись на него. В тусклом свете сверкали их острые глаза, а странные рты жадно открывались и закрывались.

Пен плотнее сжал обеими руками темный жезл и приготовился воспользоваться им в качестве дубинки. Это было все, что у него осталось.

Однако именно тогда, когда казалось, что у него не осталось никаких шансов, на горизонте появился какой-то темный образ, летящий к нему, быстро вырастая и обретая форму. Дракон! Он снова отслеживал изображения рун, направляясь к их источнику. Как он смог заметить их с такого расстояния, Пен понятия не имел. Но он летел прямо туда, где над головой кружился и танцевал самый большой их хоровод.

Уставившись на Пена своими яркими, жесткими глазами, гарпии поначалу не увидели дракона. Потом дракон заревел — другого слова для этого невозможно подобрать, — и они быстро обернулись, вытянув шеи, высматривая источник этого рева. Одни сразу же взлетели, но остальные замешкались, не желая отказываться от своей добычи.

Упав с неба с такой скоростью, что Пен, который подумал было попытаться убежать, ничего не смог сделать, кроме как стоять и смотреть, дракон рухнул на них, как камень. Он хватал гарпий, как кошка хватает маленьких птичек, разрывал их на части и отбрасывал в сторону, стараясь как можно быстрее добраться до всех них. Некоторые гарпии полетели на дракона, вытянув свои свирепые когти, но зверь просто дробил их своей огромной пастью и кидал на землю. Гарпии визжали, шипели и бешено хлопали крыльями, не находя выхода.

Одну за другой дракон убил их всех, кроме двух, копошащихся на пропитанной кровью земле и скулящих от безысходности. Дракон игрался с ними, подталкивая их то так, то эдак. Пен смотрел на все это, пока не осознал, что может быть следующим, и стал медленно отступать. Над головой по-прежнему парили в танце изображения рун, а их новые порции слетали с темного жезла, чтобы крутиться вокруг дракона, как светлячки. Если дракон их и видел, то никак это не показывал. В данный момент все его внимание было приковано к новым игрушкам.

Пен добрался до края рощи так, что дракон не заметил, и нырнул между деревьев. Оказавшись в роще, он обернул темный жезл своим плащом, перестал думать о своей тете и подождал, когда руны погаснут.

Вспотев так, что вся его одежда промокла, он тронулся в путь, едва заставив себя двигаться. Он подумал, что ушел от дракона на безопасное расстояние. Но вряд ли далеко, если тот увидел изображения рун. Он должен быть счастлив, ведь дракон спас его жизнь, однако это заставило его еще сильнее понять, насколько он был уязвим. В данный момент он мог чувствовать себя в безопасности, однако он будет оставаться в опасности до тех пор, пока не покинет Запрет и не вернется в Четыре Земли. До того, продолжительность его жизни вряд ли сравнится с длиной его руки. Он должен найти свою тетю, причем быстро, иначе на нем можно поставить крест.

Он продолжал шагать, отказываясь оглянуться назад, направляясь в ту сторону, куда, как он знал, ему нужно идти. Он держал темный жезл внизу, боясь сделать что-нибудь, что вновь оживило бы руны.

Он прошел почти полмили, прежде чем перестал слышать хруст костей.

Как бы часто она не смотрела сердито на него, он никак не мог остановиться:

— Такая мощь, Стракен-Королева! Такая невероятная сила! Никто с тобой не сравнится — из тех, что есть или были! Я чувствовал, что ты особенная, чувствовал, Грайанна из леса! Когда я впервые тебя увидел из своего укрытия и узнал, кто ты такая, я понял также, что ты собой представляешь! Это было в твоих глазах и в том, как ты себя держала. Это проявлялось в твоем голосе, когда ты впервые заговорила со мной. Ты очнулась в тюрьме, отправленная твоими врагами на погибель, и все же ты не показала никакого страха! Это свидетельство настоящей силы!

Она терпела его в основном потому, что не знала, как заткнуть ему рот. Века Дарт оказался сгустком накопившейся энергии, отскакивая от стен пещеры, бегая по неровному полу, проносясь туда-сюда, устремляясь вперед, затем поворачивая обратно, как какое-то дикое животное, которое никак не найдет выход. Она не думала, что он сам успокоится, уж таков он был — существо неукротимых капризов и неконтролируемых стремлений. Он вел себя точно так же, как и во время путешествия к версии Хейдесхорна в Запрете, поэтому его гиперактивность не стала неожиданностью.

В любом случае, она слишком устала, чтобы делать что-то большее, чем переставлять ноги и двигаться вперед.

— Сколько еще? — спросила она.

— Не далеко, уже не далеко, — ответил он, возвращаясь, чтобы взять ее за руку, которую она раздраженно выдернула. — Эти туннели выходят к Пашанону и там мы окажемся снаружи, на свежем воздухе и свете!

Все это относительно, решила она, представляя себе мир, ожидавший ее со своим маслянистым воздухом и тусклыми небесами. Она не ощутит по-настоящему свежего воздуха и света до тех пор, пока не вернется в свой собственный мир. Она снова задумалась о мальчике, который шел ее искать, спасителе, который был обещан ей Чародеем-Владыкой. Это казалось настолько невозможным, что она не могла заставить себя признать, что этот мальчик настоящий. Однако, если бы его не было, то она навсегда окажется здесь в ловушке. Поэтому она продолжала лелеять слабую надежду, что он все-таки появится, в точности следуя словам обещания или каким-то другим образом. Она просто желала, чтобы это произошло как можно скорее, потому что начинала терять силы.

Ей потребовалось лишь мгновение, чтобы осознать истину этого утверждения и понять, что оно верно. Это происходило незаметно — она не думала, что сможет с этим справиться, пока находится здесь, в Запрете. Ее физические силы истощались в результате плохого питания, недостатка воды и сна, изнуряющей борьбы, которую она вела с Тэлом Риверайном. Эмоциональные и психические силы тоже ослабевали, причем гораздо более разрушительным образом. Ей пришлось несколько раз прибегнуть к магии, и в каждом случае она ощущала, как что-то меняется внутри нее. И так было мало хорошего в том, что она была вынуждена воспользоваться магией — еще хуже было то, что ей пришлось использовать магию такими ужасающими способами. Часть ее психики была разрушена, когда она уподобилась фурией. Сопротивление власти заколдованного ошейника опустошило все, что у нее осталось, кроме силы духа.

Но сражение с граумфом погрузило ее на новый уровень отчаяния, довело ее до того, что она уже буквально боялась снова призвать магию. Именно так действовала магия песни желаний. Она должна быть благодарна за то, что все еще управляет ее после всего того, через что ей пришлось пройти. Она должна бы радоваться ее появлению. Однако сила ответа магии ужаснула ее. Эта магия была не только мощнее того, чего она ожидала, но и почти неуправляемой. Магия не просто появлялась, когда ее призывали, готовая исполнить то, для чего это делалось. Она вырвалась из нее настолько дикой и разрушительной, что Грайанна не смогла ее сдержать. Более тридцати лет прожила она с песней желаний, и до прихода в Запрет она всегда знала, чего от нее ожидать. Но теперь все изменилось. Магия обрела что-то новое, стала чем-то, чего она еще не поняла. Она стала незнакомым существом, живущим внутри нее, представляя собой угрозу, заставляя ее впервые за все эти годы бояться.