Челюсти промышленников перестали жевать: потрясла цифра.

— Далее — маис и таро, очень важные культуры для пропитания северо-западных владений компании. На стандартном поле в шестьсот квадратных футов я получил урожай маиса в сто шестьдесят пудов. По моим подсчётам, на полях Кауаи маис принесёт нам двести — триста тысяч гишпанских пиастров. Мы будем выращивать здесь табак, производить соль. Табак, ежели считать очень и очень скромно, даст не менее ста тысяч пиастров в год. Всё сандаловое дерево, растущее на Кауаи, принадлежит, согласно моему договору с королём, нашей компании. Реализация этого товара в Китае — это ещё не менее двухсот тысяч гишпанских пиастров ежегодно. Огромное будущее у сахарного тростника, масляничных орехов кукуй, находящих всё большее применение в медицине. А виноград, апельсины, лимоны, бананы, папайя? Со временем мы пробьём торговые пути и в Кантон, и в Южную Америку, и в Японию, и на Филиппины. Благодаря нашему господству на Сандвичевых островах Россия станет контролировать всю торговлю в этом районе. Вот теперь, друзья мои соратники, когда я изложил вам наши перспективы, вы должны яснее понять, за что мы боремся и что мы собираемся здесь утвердить!

Доктор Шеффер, уставший от продолжительный речи, с облегчением перевёл дыхание. Глаза его лихорадочно блестели, на щеках выступил румянец.

Лещинский, потом Никифоров, Однорядкин зааплодировали.

   — Прямо, Егор Николаевич, дух от вашей речи захватило, — покачал головой Филипп Осипов.

   — Вот это горизонты! — восхищённо выдохнул Однорядкин.

   — Но осуществление этих планов, — вновь вернулся к любимой теме доктор Шеффер, — зависит, как понимаете, не только от нас с вами. Нас должно поддержать в этих планах руководство компании в Санкт-Петербурге, и я не сомневаюсь, что оно нас поддержит. Нас должны поддержать и государь император, и правительство Российской империи. Выпьем же за здоровье благодетеля нашего государя императора!

Теперь уже пили часто — за всю императорскую семью, за Баранова, за доктора Шеффера, жадно закусывали. Попробовали даже спеть хором сочинённую Барановым песню в честь русских промышленников.

Расходились далеко за полночь. С моря задувал свежий ветер. На фактории, где собрались рядовые промышленники, ещё продолжалось гулянье, слышались развесёлые песни. Один из промышленников хотел отметить наступление Нового года ружейной пальбой. Его с трудом удержали, дабы не потревожил деревню.

Доктор Шеффер, проводив гостей, вышел прогуляться к гавани. На «Ильмене» горели огни в нескольких каютах: должно быть, и там веселились моряки во главе с Джорджем Янгом. На стоявшем ближе к берегу «Кадьяке» огней, кроме сигнального фонаря, видно не было. Арестант Уильям Водсворт, вероятно, спал. Так тебе и надо, с мстительным чувством подумал о нём доктор Шеффер. Предатель Водсворт сам выбрал свою судьбу.

Борт «Кадьяка»,

1 января 1817 года

Очнувшись и обнаружив себя отнюдь не в русской фактории, а в корабельной каюте, капитан Уильям Водсворт начал усиленно вспоминать, каким образом он сюда попал. Вчера он пил с кем-то из русских, потом пил один, а что же было дальше? Каюта, в какой он находился, была отнюдь не его просторной капитанской каютой на «Ильмене». На его корабле вообще не было такой каюты. Кажется, он на «Кадьяке».

С трудом встав с койки и выглянув в иллюминатор, Водсворт уверился в своей правоте. Он увидел перед собой гладь моря и стоящий поодаль, несколько левее «Ильмень».

Ну хорошо, продолжал размышлять Водсворт, он был пьян, крепко спал, но неужели были пьяны и те, кто доставил его сюда, перепутав «Кадьяк» с «Ильменем»? Чёрт бы побрал этих русских, всегда что-то напортачат!

Водсворт решительно двинулся к двери и обнаружил, что она заперта.

— Эй, вы там, немедленно откройте! — саданул он по двери кулаком.

Послышались чьи-то шаги, звук ключа в замочной скважине, и вот дверь распахнулась. На пороге стоял худощавый, с рыжими бакенбардами на впалых щеках капитан «Кадьяка» Джордж Янг.

Эти два моряка, подписавшие контракт с русской компанией, недолюбливали друг друга. Англичанин Джордж Янг всегда считал, что надо честно отрабатывать свой хлеб. Он командовал «Кадьяком» уже несколько лет, водил его на промыслы в многочисленные проливы архипелага Александра и к острову, по имени которого эта английская шхуна, принадлежавшая раньше капитану Генри Барберу, получила своё нынешнее название. Когда Баранов предложил ему идти на Сандвичевы, он подчинился без колебаний, хотя понимал, что судно старое и поход сопряжён с некоторым риском. Во время ремонта в Гонолулу и здесь, на Кауаи, он ближе узнал Уильяма Водсворта, с которым ранее лишь мимоходом виделся в Ново-Архангельске. И то, что он знал теперь, отнюдь не вызывало у Янга уважения к капитану «Ильменя». Толстопузый американец был гулякой, пьяницей. Недаром его первый помощник Ник Харпер предпочёл остаться на Оаху.

Однажды в Гонолулу Харпер проговорился Янгу, что они кое-что сделали с кораблём, чтобы устроить себе небольшой отдых в Гонолулу. Таких действий со стороны капитана, как намеренное повреждение вверенного тебе корабля, Джордж Янг понять не мог. Впрочем, позже кое-что стало для него проясняться. В беседах с ним Водсворт не раз проклинал доктора Шеффера за его начальственные замашки, а более всего за то, что Шеффер склонил короля Каумуалии принять российское подданство и поднять над островом Кауаи русский флаг. Как-то Водсворт, заметив, что Джордж Янг равнодушно реагирует на проклятия в адрес Шеффера, с подозрением спросил: «А ты что, поддерживаешь его?» — «Я моряк, — сухо ответил Янг. — Политика — не моё дело. Моё дело командовать кораблём». — «Во-от оно что!» — зло протянул Водсворт и с тех пор никаких откровенных разговоров с Янгом уже не заводил.

И вот сейчас Джордж Янг стоял на пороге и холодным рыбьим взглядом смотрел на Уильяма Водсворта.

   — В чём дело, Джордж, почему я здесь и почему, чёрт побери, я заперт в каюте твоего вонючего корабля?

Краска бросилась в лицо Джорджу Янгу. Таких шуток насчёт своего корабля он не переносил.

   — До вашего здесь появления, мистер Водсворт, — с издёвкой ответил он, — никакой вони на моём корабле не было. Я бы с удовольствием освежил воздух, но доктор Шеффер приказал мне держать вас здесь под арестом.

   — Какой арест? По какому праву? — взъярился Водсворт.

   — Доктор Шеффер передал мне, что как только вы проспитесь, он прибудет на корабль и сам с вами побеседует.

Ступив обратно за порог, Джордж Янг щёлкнул замком двери.

Доктор Шеффер явился на корабль вскоре после полудни. Его сопровождал здоровенный промышленник, державший в руке винтовку с примкнутым штыком. Они зашли в каюту оба, охранник заслонил собой дверь.

   — Как вы чувствуете себя, капитан Водсворт? — своим неприятным металлическим голосом спросил Шеффер.

   — Нормально, — буркнул Водсворт. — Но как смели вы арестовать меня?

   — Ах, вы не понимаете?! — доктор Шеффер в показном удивлении вскинул брови. — Так я объясню вам, капитан Водсворт. Вы арестованы за распространение слухов, порочащих Российско-Американскую компанию, за оскорбление моего личного достоинства и за пренебрежение вашими обязанностями капитана корабля, из-за чего вы едва не погубили «Ильмень» в гавани Ханалеи.

   — Всё это ещё надо доказать, — огрызнулся Водсворт.

   — У меня достаточно доказательств и свидетелей против вас. При первой же возможности я отправлю вас под стражей в Ново-Архангельск и обстоятельно напишу Баранову о вашем поведении. Он нанимал вас на службу, ему и суд вершить. Но я буду просить его, чтобы он не платил ни цента из причитающегося вам жалованья. Более того, я потребую, чтобы вы возместили компании стоимость пропитого вами имущества.

   — Ах ты дрянь! — сжав кулаки, Водсворт хотел кинуться на щуплого доктора, но выступивший из-за спины Шеффера охранник оттолкнул его к стене.