В этот раз они не торопились до захода солнца предаться любви. Им надо было кое-что сказать друг другу. Тараканов, ударяя себя рукой в грудь, с широкой улыбкой на лице говорил: «Тимофей, Тим», и слышал в ответ, когда её пальцы чуть касались развилки меж вздувшихся холмиков грудей: «Лана». Лана — Калахина — одно созвучие этих имён наводило на мысль, что по счастливому жребию судьбы молодость можно пережить вторично.

Они познавали друг друга сладостно и неторопливо, приминая своими телами цветы, вбирая всеми порами их терпкий аромат. Они засыпали под призрачным светом звёзд и просыпались под шум прибоя.

Лана показала ему укромное место в стороне от бухты, в которой стояли корабли. Они спускались туда проложенной меж густой травы тропой и, сбросив одежды, заходили в море. Несмотря на формы зрелой женщины, Лана была совсем юной по сравнению с ним: ей было всего лишь восемнадцать. Им не терпелось научить друг друга тем словам и понятиям, которые они любили, из которых складывался для них мир. Используя те же приёмы, какие когда-то применял он в уроках с Калахиной, Тараканов вскоре узнал, что на языке его возлюбленной море в том месте, где стоят корабли, называется «каи», а открытое всем ветрам, где они купались, — «моана». Небо было созвучно её имени — «лани», а дом — «хале». Любить друг друга для её народа звучало так же, как приветствовать другого, — «алоха». Он же был для неё «кане» — мужчина, муж, любовник. Иногда, нежно гладя его тело, она говорила: «Кане маикаи», и Тараканов понимал: это значит «прекрасный муж, прекрасный любовник». Она же называла себя его «вахине», его женщиной.

Лишь позднее, когда Тараканов постиг азы её языка, он смог понять слова: «Лана кане маке» — муж Ланы умер, я вдова. Ещё позднее он узнал, что её муж был рыбаком и его унесло с собой море.

Остров Кауаи,

октябрь — ноябрь 1816 года

Доктор Шеффер вернулся из Ханалеи в самом замечательном расположении духа.

Прибытие «Ильменя» в гавань Ваимеа король Каумуалии отметил поднятием у своей резиденции флага Российско-Американской компании и семизалповым салютом береговых орудий. И не стал дожидаться, пока доктор навестит его, а сам в сопровождении группы вождей, алии, пришёл на факторию, чтобы засвидетельствовать русскому другу и союзнику своё почтение и узнать, доволен ли он недельным пребыванием в Ханалеи.

   — В долине Шеффера, ваше величество, — сразу поправил его доктор. — Я выполнил вашу просьбу, дорогой король, и назвал эту долину своим именем. И я бы хотел, ваше величество, чтобы вы дали пример всем другим канакам, как следует называть теперь эту долину. А имя Ханалеи носит теперь главный вождь долины Шеффера и её капитан... — доктор замялся, вспоминая прежнее имя главного вождя.

Вернувшийся вместе с ним вождь Ована Тупигиа услужливо подсказал: «Каллавати».

   — ...Вождь Каллавати, — закончил Шеффер. — Вождю же Тупигиа, — доктор показал пальцем в выручившего его, — я дал имя Платов — в честь героя русской войны против узурпатора Наполеона. Ещё одному вождю я дал русское имя Воронцов...

Каумуалии едва заметно нахмурился. Ему не понравилось, что доктор замахнулся уже и на его вождей, алии, награждая их непривычно звучащими русскими именами. И почему это канаки должны забыть славное имя Ханалеи, означавшее на их родном языке «Долина венков» или «Цветущая долина»? Впрочем, тут же подумал король, если его главнокомандующему в предстоящей войне с Камеамеа нравится эта игра в изменение имён на собственный лад, он, Каумуалии, готов её поддержать. Близкие к королю люди недавно сообщили ему, что на острове Гавайи доктора с непроизносимым для канаков именем называли на гавайский лад «каука Папаа».

   — Носить русское имя — большая честь для любого алии Кауаи, — любезно отозвался король. — Называться канакским именем — тоже большая честь для любого русского. Разрешите и мне, мой дорогой друг, отныне именовать вас «каука Папаа». «Каука» значит на нашем языке «доктор». Имя Папаа очень нравится канакам, и за глаза вас так здесь и называют. Название «долина Папаа» не вызовет у моего народа протеста.

Краска невольно бросилась Шефферу в лицо. А что ему теперь оставалось делать? Лишь хорошую мину при плохой игре.

   — Благодарю за честь, ваше величество, — пробормотал доктор Шеффер с кислой улыбкой. — Мне и самому, — покривил он душой, — очень нравится обращение «каука Папаа».

Посчитав вопрос об именах исчерпанным, Каумуалии перешёл к волновавшей его теме:

   — Как обстоят дела со строительством форта в долине Папаа?

Доктор Шеффер с готовностью ответил:

   — Я заложил на восточном берегу реки, недалеко от устья, не один, а даже два форта. Правда, из-за недостатка людей, которые привлечены к работе на плантациях, эти форты придётся строить не из камня, как здесь, в Ваимеа, а с помощью дерева и земляных насыпей. Но и такие крепости будут надёжно защищать долину... — он едва не сказал «долину Шеффера», но вовремя осёкся. Сказать же, по примеру короля, «долину Папаа» у него не поворачивался язык.

Каумуалии так и не узнал, что первому из заложенных фортов доктор Шеффер дал имя Александра, второму — Барклая — в честь ещё одного русского героя войны с Наполеоном. Он не упомянул этого, чтобы вновь не раздражать короля. Услышанному же тот одобрительно покивал головой и благосклонно спросил:

   — Что ещё хотел бы сказать мне каука Папаа?

И доктор решил воспользоваться моментом и присутствием первых вождей острова во имя дальней цели.

   — Ваше величество, — скорбным голосом начал он, — мне неприятно затрагивать эту тему, но и промолчать не могу. Начальник нашей фактории Фёдор Лещинский, вы его знаете, только что доложил мне о состоянии дел здесь, в Ваимеа. Он пересказал слова кого-то из канаков, что ваш вождь... — доктор сверился с лежавшей на столе бумажкой, — вождь Камахалолани, наслушавшись всяких сплетен о русских от недавно побывавших на острове американцев, распространяет злобные слухи, говорит, что русские погубят канаков, ввергнут их в кровопролитную войну. Этот вождь подбивает своих подданных не подчиняться приказам русских и не работать на строительстве форта. Если мы сразу не пресечём такие разговоры, наша армия не будет боеспособной и мы никогда не победим короля Камеамеа. Как главнокомандующий русско-канакским войском, я обязан поставить вас в известность об этом прискорбном происшествии.

По лицу короля прошла тень, и он гневно заговорил с сидевшими на полу вождями, обращаясь преимущественно к пожилому, лет пятидесяти, мужчине с перебитым то ли в драке, то ли в сражении носом. Должно быть, это и был вождь Камахалолани. Тот что-то угрюмо бубнил в своё оправдание.

   — Алии Камахалолани, — повернулся наконец король к доктору, — уверяет, что его слова были неправильно поняты. Он лишь передал кому-то, что говорили ему о русских американцы. Но сам не поддерживает американцев. Если же каука Папаа считает, что этот алии в чём-то виноват перед ним, вождь готов принести свои извинения и делом искупить свою вину. Камахалолани предан нашей общей с русскими борьбе против Камеамеа и, как только начнётся война, поставит в наше войско своих лучших воинов.

   — Благодарю вас, ваше величество, я вполне удовлетворён объяснением алии Камахалолани, — доктор Шеффер кивнул в сторону провинившегося. Но ковать железо имело смысл, пока горячо.

   — У нас, в России, — доктор потыкал большим пальцем за спину, где, по его предположению, был север, — есть замечательная традиция. Если император, или, по-вашему, король, награждает за особые заслуги перед отечеством кого-либо из своих подданных участком земли, то тем самым он подаёт сигнал и другим высшим лицам двора. Они тоже стараются, каждый по-своему, облагодетельствовать королевского избранника и наградить его кто чем может. А у вас, ваше величество, нет такого обычая?