В помещении фактории был уже накрыт праздничный стол. Когда подошли и другие гости — Джон Эббетс с недавно приплывшим в Гонолулу двадцатисемилетним сыном Ричардом, тоже моряком, Натан Уиншип, Александр Адамс, Оливер Холмс и несколько русских, прислуживавшие на званом обеде алеуты внесли на двух больших блюдах только что испечённых по-сандвически поросят, и гости стали подсаживаться к столу. Задерживался лишь Джон Янг, и, зная его влияние здесь, доктор Шеффер не рисковал начать торжество.

Появлению Джона Янга предшествовала какая-то возня у входа в факторию. Послышался грозный окрик на русском: «Не трожь!», а потом смачное проклятие на английском.

   — Вы что здесь устроили? — заорал, обращаясь к Шефферу, ворвавшийся в помещение Джон Янг. — Как смели вы поставить у дверей вооружённых солдат? С каких это пор русские стали командовать на этом острове? Запомните, хозяин здесь только один — Джон Янг, — при этом он ткнул себя указательным пальцем в грудь, — и я не собираюсь делить свою власть с какими-то заезжими докторишками!

Налитое кровью лицо Янга свидетельствовало, что премьер-министр находится в состоянии, близком к апоплексии.

   — Да в чём дело, мистер Янг? — попытался успокоить его доктор Шеффер. — Это всего лишь почётная стража, и вы не должны так реагировать на этих людей.

Вызванный Торопогрицким для объяснений караульный — бородатый, лет тридцати пяти, промышленник — пояснил, что это пожилой гость с проклятьями напал на него и норовил вырвать ружьё.

   — Вы напрасно пытались обезоружить его, мистер Янг, — стремясь обратить всё в шутку, сказал доктор Шеффер, — в драке он мог бы проткнуть вас штыком.

Это замечание упало маслом в огонь. Джон Янг, размахивая кулаками, подступил к доктору и выкрикнул ему в лицо:

   — Или вы немедленно уберёте от дверей своих солдат, или я приведу моих, и посмотрим, кто здесь сильнее.

Янг хотел было схватить Шеффера за ворот сюртука, но Тараканов встал между ними. Как бы он ни относился к доктору, сейчас защита чести русского дома была важнее.

   — Полегче, полегче, мистер Янг, — спокойно сказал Тимофей, слегка сжав запястья премьера.

   — Что ты лезешь к нему! — вдруг вскочил со своего места Ричард Эббетс.

Тут встал и Оливер Холмс и попробовал мягко урезонить Янга:

   — Мы же в гостях, мистер Янг, и, право, эти люди совершенно не собирались обидеть вас. Вы всё не так поняли.

   — Я понял всё как надо! — продолжал буйствовать Джон Янг, и теперь-то было уже совершенно очевидно, что он намеренно нарывался на скандал. — Ноги моей в этом доме больше не будет!

Хлопнув дверью, Янг покинул растерянно замершее собрание. Вслед за ним, бормоча под нос какие-то угрозы, вышел Ричард Эббетс.

   — Господа, — пытаясь овладеть ситуацией, провозгласил доктор Шеффер, — не будем придавать значения этому инциденту. Я предлагаю тост за наших американских друзей.

Американцы выпили, чокнувшись лишь друг с другом и словно не заметив протянутую им в знак примирения рюмку доктора Шеффера.

   — Здесь, кажется, запахло жареным, — пробурчал, вставая из-за стола и направляясь к двери, Джон Эббетс. — Я, пожалуй, лучше перекушу на своём корабле.

Уход Эббетса-старшего послужил сигналом и для других американцев. За столом, кроме оскорблённых хозяев и капитанов русских кораблей Уильяма Водсворта и Джорджа Янга, остался лишь Оливер Холмс. Праздник был безнадёжно испорчен.

И всё же доктор Шеффер призвал своих коллег не расходиться и отдать должное искусству их поваров.

   — Они явились сюда с намерением устроить нам скандал, — сделал он вывод. — Может, они считают, что я заплатил за «Лидию» слишком мало?

   — Они надеются, что вы заплатили за «Лидию» слишком много, — бросил загадочную фразу Оливер Холмс, соболезнующе глядя на доктора.

У того брови полезли вверх. Но тут вмешался Торопогрицкий:

   — Боюсь, Егор Николаевич, дело здесь не в «Лидии». В День независимости они тоже пытались затеять ссору с нами.

   — А я не намерен, когда меня оскорбляют, лебезить ни перед Джоном Янгом, ни перед Эббетсом, ни перед кем-либо другим, — своим резким скрипучим голосом сказал доктор Шеффер, и это твёрдое заявление вызвало молчаливое одобрение даже со стороны тех из русских, кто, подобно Тараканову, не питал к доктору особой симпатии.

Доктор Шеффер знал надёжное средство, как бороться с плохим настроением. После скандала в фактории он облачился в некогда пожалованный ему мундир офицера московской полиции, где в прошлые времена служил врачом, и так расхаживал, решая большие и малые дела. Один вид мундира, по мнению доктора Шеффера, дисциплинировал не только его самого, но и подчинённых.

Во-первых, он вызвал к себе капитана «Ильменя» Уильяма Водсворта и потребовал, чтобы через два дня судно было готово выйти в плавание к острову Кауаи. Они пойдут вместе с проданной Каумуалии шхуной «Лидия». Сам он намерен отправиться на «Лидии» в северную провинцию острова — Ханалеи. А «Ильмень» должен бросить якорь в Ваимеа, где находится резиденция короля и уже построена русская фактория.

Во-вторых, он подробно обсудил с начальником местной фактории Кичеровым и комиссионером «Кадьяка» Торопогрицким, что им следует делать здесь в его отсутствие.

   — Вчера вы видели, — сказал доктор Шеффер, — лица наших врагов — Джона Янга, отца и сына Эббетсов, Натана Уиншипа. Я полночи размышлял, почему они ненавидят нас. Причина может быть только одна: у них есть на Кауаи свои тайные агенты, и через оных агентов они что-то разузнали о контракте, который я подписал с королём Каумуалии. Я догадывался, что, как только они разнюхают о данных нам привилегиях, сразу примутся интриговать против. Вчерашний скандал — это только начало. Теперь от них всего можно ожидать. Нужны ответные меры. Надо немедленно взяться за строительство на территории фактории каменного форта. Этим вы и займётесь. Поскольку «Кадьяк» до окончания ремонта будет пока находиться в Гонолулу, считаю необходимым занять всех свободных от ремонта людей на строительстве форта...

   — А кто же будет возделывать долины, которые принадлежат компании? — спросил Пётр Кичеров.

   — Эту работу придётся пока отложить. Вам надо сосредоточить усилия на защите собственности компании здесь, в Гонолулу. Если мы проиграем здесь, долины нам уже не понадобятся. Я жду, что сегодня Джон Янг и Ричард Эббетс принесут мне свои извинения за оскорбления, нанесённые всем русским. Если этого не произойдёт, значит, нам объявлена война со всеми вытекающими отсюда последствиями.

К вечеру на факторию действительно явилась делегация — Джон Эббетс, Натан Уиншип и Джон Янг. Янг был настолько пьян, что, если бы Эббетс и Уиншип не поддержали его, он бы растянулся во дворе. Выпучив глаза, заплетающимся голосом Джон Янг заявил, что, насколько он помнит, вчера они повздорили.

   — Но я никому, — Янг погрозил доктору Шефферу пальцем, — слышите, никому, в мундире ты или без, не позволю оскорблять меня. Я губернатор острова Оаху, и всем вам будет лучше, если вы будете жить со мной в мире.

   — Так будет лучше, доктор Папаа, — ухмыльнувшись, поддакнул Джон Эббетс.

   — Если я правильно вас понял, — сдерживая накипавшее негодование, сказал доктор Шеффер, — вы пришли, чтобы принести извинения за вчерашний скандал?

   — Это ты, Папаа, должен принести нам извинения, — грубо ответил Джон Янг.

Что ж, война так война, решил доктор Шеффер. Es ist gerade Zeit zum Teufelzusagen[2]. Своим резким, скрипучим голосом он сказал:

   — Потрудитесь выйти вон, все трое. И если вы ещё раз самовольно переступите порог русской территории, пеняйте на себя.

Янг и Эббетс с нарочитым спокойствием переглянулись, лениво повернув головы друг к другу. Похоже, столь категоричный ответ пришёлся им даже по вкусу. Не проронивший ни слова Натан Уиншип смотрел на доктора Шеффера, не скрывая весёлого любопытства.