– Да она и так на всю! Долбаная погода! – проревел водитель.

– Не любят вас здешние места. Наверное, натворили что-нибудь в этих краях? – спросил попутчик.

Водитель и экспедитор переглянулись.

– С чего это ты взял? – сглотнув слюну, пробурчал Семеныч.

– Вы сколько лет за рулем?

– А тебе это зачем? – настороженно спросил водитель, ожидая подвоха со стороны собеседника.

– Простое любопытство.

– Ну, допустим, лет двадцать шоферю, – с гордостью ответил Семеныч.

– Двадцать лет – это большой срок. А вы не задумывались над тем, что каждый ваш рейс может стать последним?

– Вот чудак-человек! Я тут каждую кочку знаю. У меня стаж больше, чем у тебя волос. Да я по дорогам ездил, когда ты еще под стол пешком ходил.

– Под стол пешком? Вы, наверное, меня с кем-то путаете. Мне даже неловко. Я и под столом, – слегка возмутился Анатас. – А знать тут каждую кочку просто невозможно.

– Послушай, такое ощущение, что ты из глуши приехал! Ты сам-то понимаешь, чего мелешь?! То про Бога, то про дьявола, то дурака из себя строишь. Что за чушь ты городишь?

– Чушь городить, как вы выразились, не по мне вовсе. К тому же я говорю вам истинную правду.

– Да какая, к чертям собачьим, правда?! – снова взвыл шофер. – Правда в том, что я водитель и уже двадцать лет кручу баранку. Этим ремеслом зарабатываю деньги себе и своей семье на жизнь. Короче, вкалываю, как папа Карло. Понял ты меня теперь? А?! Истину он говорит, искатель!

– Вы, как всегда, ошибаетесь. Истину невозможно найти, ибо она никуда не теряется. И заключается она в том, что это последний ваш рейс, – сухо проговорил Анатас.

– Ребята, ребята! Может, поговорим о чем-нибудь более интересном? – попытался повернуть беседу в другое русло Виктор.

– Нет, мой друг. Боюсь, ваш напарник вскоре не сможет больше ни о чем с вами разговаривать. Тем более, о чем-то интересном.

– Да?! И с чего ж ты взял, что это мой последний рейс?!

– Да ладно вам. Что вы, в самом деле? – Виктор не прекращал попыток сгладить ситуацию. – Тему-то, может, смените?

– Ну уж нет! – не успокаивался Семеныч. – Тут у нас Нострадамус завелся! Судьбы предсказывать может!

– А почему вы так уверены, что я ошибаюсь?

– Ни один человек с уверенностью не может сказать, что произойдет в будущем! И уверять меня, что я больше не сяду за баранку, не надо! Всякий бред слышал, но ты несешь что-то особенное. Я, конечно, помереть-то могу, но уж точно не сегодня.

– Семеныч, хорош болтать! Вон, глянь, к посту подъезжаем, почти приехали.

– Стоят шкуродеры! Ни дождь, ни метель, ни холод им не помеха! Сейчас, Витек, опять деньги начнут клянчить! То фары светят плохо, то аптечки нет! – с ненавистью выпалил водитель. – Рожи наели! Не рожи, а жопы! Скоро в машину залезть не смогут. Все на иномарках ездят, ублюдки. Начальство, видите ли, ругается, так они свои тачки во дворах оставляют, чтобы на работе не светиться. Цирк, да и только! Мусора проклятые! Нет чтобы бандитов ловить, так они с нас три шкуры дерут. Узаконенная мафия! Страна дебилов, никогда мы хорошо жить не будем.

– Езжайте спокойно, они нас не остановят.

– Твоими устами только мед пить. На Стрелецком посту хрен какую машину пропустят, тем более грузовик. Слыхал, Витек, нас сейчас пропустят и еще честь вслед отдадут! – съязвил Семеныч.

Как только машина подъехала к посту, милиционеры, изменившись в лице, словно по приказу, вытянулись по стойке «смирно» и, открыв шлагбаум, отдали честь проезжающему мимо КамАЗу. В кабине воцарилась гробовая тишина. Семеныч и его напарник не могли поверить собственным глазам.

– Э-э-э, – еле проглотив слюну, произнес водитель, поворачивая голову к своему спутнику. – Это как это? Что это вообще значит? Это они кому?

– Вам. Правда не в том, что вы видели. Правда в том, во что вы поверили, – Анатас повернулся к Четырину. – По-моему, мы приехали. Я сойду здесь. Спасибо, что подбросили. Кстати, уютное местечко вы себе выбрали для жизни, Виктор. Если бы вы не создали многих проблем, оно было бы еще лучше. Я гляжу, у вас частный дом, до города рукой подать. Как говорится, живи – не хочу.

– Конечно, – пробормотал Виктор, пытаясь вспомнить, когда это он сказал незнакомцу, где живет.

Его мысли прервал нездоровый гул мотора. Скрежет и визг раздались из сердца машины, и она остановилась рядом с автобусной остановкой.

– Что за черт?! – ругнулся водитель.

– Что случилось?! – спросил Виктор практически одновременно с Семенычем.

– Да хрен его знает! Только поршневую поменял, все новое поставил. Ерунда какая-то. Чему там ломаться-то?! Мать твою! Когда ж я себе иномарку куплю? Буду ездить, как человек?!

– Уже никогда, – Анатас не спеша вылез из кабины и поднял воротник своего плаща. Он взглянул наверх. Свет фонаря лучом ударял в землю, белые хлопья снега густо мерцали под ярким освещением. – До свидания, Виктор.

– Эй, слышь! А мне «до свидания» сказать не надо?!

– Прощайте!

– Постой! А деньги?!

– Ах да, конечно. Как это я мог забыть? – Анатас достал из внутреннего кармана плаща черный бумажник, на котором была вышита золотая змея. – Вам что: рубли, доллары, марки? Чем изволите принять благодарность?

– Нормально-о-о! – протянул Семеныч. – Может, у тебя и золото есть?

– Могу и золотом. Так какие?

– Ну, давай доллары.

– А сколько вы с меня возьмете за ваше доброе дело?

– А сколько тебе не жалко? Вот сколько бы ты нам дал за то, что мы тебя из такой пурги вытащили, а?

Анатас протянул свой бумажник.

– Возьмите. Для хороших людей ничего не жалко. Тем более, деньги – это всего лишь средство создания превосходства. Чем их больше, тем больше проблем. С ними ваши пороки станут еще сильнее. И хотя эти бумажки не имеют ценности, вы почему-то уверены, что смысл жизни именно в них.

– Что, все взять? – недоверчиво переспросил Виктор.

– Конечно, берите.

– Да бери ты, пока дают! – поторопил Четырина Семеныч.

Виктор медленно протянул руку и взял бумажник.

– Берите-берите, – повторил попутчик. – Вы по праву их заслужили, ведь добрые дела в нашей жизни делаются исключительно за деньги.

Анатас улыбнулся и, поправив воротник плаща, пошел прочь от машины, оставив своих спутников наедине с кошельком. Семеныч и Виктор молча смотрели ему вслед, пока его силуэт не скрылся в ночной пурге.

– Вот идиот! – нарушил тишину грубый голос шофера. – Надо ж, полный бумажник бабок оставил! Повезло! Не зря мы столько времени его ахинею слушали. Ну, давай, не томи душу, открывай быстрей, – чуть ли не выхватывая из рук Виктора кошелек, ревел Семеныч.

– Да успокойся ты! Сейчас открою, – отпихивая руки водителя, расстегнул бумажник Четырин.

– Мать моя женщина, роди меня обратно! – в один голос проговорили оба, когда в открытом кошельке показались стодолларовые купюры.

– Сколько же тут? – оглядываясь по сторонам, шепотом спросил Семеныч.

Виктор взглянул на водителя, который пожирал деньги глазами и, улыбаясь, довольно потирал руки.

– Не нравится мне все это.

– Да что не нравится-то? Так подфартить только раз в жизни может! Ты лучше давай посчитай, сколько там, – нервно дергаясь, не отрывал взгляд от валюты Семеныч.

Виктор медленно облизнул большой палец правой руки, потер его об указательный и принялся считать.

– Ну, ну, ну, – нетерпеливо повторял Семеныч.

– Десять тысяч и тридцать центов!

– Это ж до хрена, черт возьми! Это ж по пять тысяч на брата!

– Точно, – согласился Виктор. – Только я себе бумажник возьму, хорошо?

– Да бери! На кой он мне сдался?

– Ну, спасибо. А если он попутал чего? Если вдруг опомнится? Ты сам посуди: такие деньжищи отдал, – принялся делить деньги Четырин.

– Когда опомнится, поздно будет! Деньги пополам и по домам сразу. А там хоть трава не расти!

Пока Виктор делил деньги, его приятель волком смотрел то на него, то на бумажник, на котором золотыми нитками была вышита змея с блестящим камнем вместо глаза. Семеныч про себя пересчитывал каждую бумажку вслед за своим напарником. Жадное чувство зависти разгоралось внутри него. Ему казалось, что у Виктора пачка больше, хотя он мысленно провожал взглядом все купюры. Вдруг змея повернула голову и посмотрела на Семеныча. Теперь у нее было уже два глаза, причем один – угольно-черный, а другой – кроваво-красный. Семеныч вздрогнул и сильно зажмурился. В голове пронесся голос: «Убей!».