Митра осёдлывает «быка», держась за его рога. Он прыгает на его спине и управляет им. Зверь переходит на галоп и вовлекает своего наездника в дикую и опасную скачку. Митра держится крепко и позволяет себя «нести», свисая с рогов. Вскоре бык выдыхается и возвращается в «пещеру», откуда он и вышел. Митра «укрощает» его и затем приканчивает зверя ударом ножа во имя Солнца.

Мы уже упомянули, что «бык» символизирует элементарную жизненную силу. Её можно идентифицировать как Зелёный Дракон алхимии, тантрическую кундалини или даосский «Дракон». Дисциплины, фокусирующиеся на дыхании, называют эту силу праной — дыханием, рассматриваемым в его «светоносном» и «тонком» измерении. Прана так относится к материальному дыханию, как душа относится к телу. Эта жизненная сила по своей природе ускользающая и сопротивляющаяся принуждению: это беспокойная «ртуть», «непостоянное», «птица» (птица хамса индуистской традиции; хам и са — это обозначения соответственно звуков вдоха и выдоха), которую инициируемый должен «оседлать» и «обездвижить». Эта практика состоит в сфокусированном дыхании и потере в нём; затем в бесстрашном отпускании его, в утопании. Именно это, предположительно, означает выражение «Дракон улетает».

Согласно инициатическим дисциплинам, обнаруживаемым в индуизме, у дыхания есть четыре измерения: материальное (стула),связанное с состоянием бодрствования и умственно–психическими способностями; тонкое, светоносное измерение (сукшма), связанное с состоянием сна и нервной системой; каузальное, огненное измерение (карана), связанное с состоянием глубокого сна и с кровеносной системой; и, наконец, измерение, которое индуистские тексты называют турья (четвёртое), связанное с особым состоянием, наблюдаемым при каталепсии: состоянии очевидной смерти, связанного со скелетом и репродуктивной функцией.

Митра, который после седлания быка «позволяет себя нести» в дикой скачке, не отпуская животное, символизирует Самость, которая по мере того, как она погружается, проходит через эти четыре стадии и через нейтральные области, их разделяющие. В противоположность этому, обычные люди просто теряют сознание и засыпают на самой первой стадии. Бык сдаётся только тогда, когда Митра демонстрирует достаточно решимости и ловкой устойчивой силы, или пока процесс «погружения» не достигнет четвёртой стадии. [26] В этой точке основные механизмы примитивной жизненной силы захвачены и остановлены, ртуть зафиксирована и застыла; «бык» убит. Жизненная сила, наконец лишённая всякой поддержки, остановлена, уничтожена, сожжена до корней.

Как только этот кульминационный пункт достигнут, происходит волшебное преображение. Ослепительная, вихрящаяся, божественная жизнь восходит из глубины, — быстрая, как молния. Эта новая жизненная сила пронизывает всю жизнь преображающим светом. Она воссоздаёт тело ab imo, [27] как сущность чистого действия, как тело славы бессмертного величия; это «лучащееся тело», augoeides, Hvareno, vajra, Dorje. Это различные имена, повторяющиеся в западной и восточной традициях, описывающие одну и ту же силу. Эта новая жизненная сила, имеющая природу алмаза и непреодолимого удара молнии, преобразует смертное, лишённое вечности состояние в бессмертное.

Из раны быка сочится не кровь, а пшеница, Хлеб Жизни, как вечный источник, созданный окружающей пустыней и как чудо появления нового вида растения. Однако всё ещё необходимо преодолеть одно препятствие: стаи нечистых животных толпятся около умирающего быка, чтобы испить его крови и откусить его гениталии, таким образом, отравив источник жизни. Это последний эпизод в этой истории: его смысл состоит в том, что когда бык убит, пробуждается поразительная и сверхчеловеческая сила, в индуистской традиции называемая кундалини. Эта сила немедленно наполняет все принципы и функции, поддерживающие физическое тело. Если во время этого процесса все эти элементы не будут очищены, организованы и объединены, они высвободятся, поглощая и трансформируя к своей выгоде высшую силу, которая должна преобразить их в духовное тело. В результате происходит ужасное движение, истечение, поток сил, принадлежащих животной и чувственной природе, которые теперь необычно возбуждены. Этот феномен назывался «облачностью неба», «бурей» или «потопом». В алхимической и даосской традиции эта «буря» происходит после того, как кто–либо испил «молоко Девы», т. е. «кровь Дракона». В мифе о Митре этот феномен соответствует стае нечистых животных.

Вряд ли подобного опыта можно совсем избежать, так как это самое последнее испытание. Но смотрите — после него небеса разверзаются и чудеса продолжаются. Последние скрытые препятствия уничтожены поднявшимся потоком света и звука, освещающим всё скрытое, похороненное, обусловленное в форме телесных органов, в жестах, в мощном космическом просвещении. Это восхождение человекобога в небесные сферы, в иерархию «семи планет». Здесь внешнее измерение вещей растворяется, становится светлым изнутри, а затем сгорает. Всё становится живым, пробуждается и перерождается изнутри; всё становится символичным, наполненным смыслом, лучащимся— духом неограниченного и вечного тела.

За пределом седьмой сферы лежит КОНЕЧНОЕ, где более не существует «здесь» и «там», но только спокойствие, просвещение и уединение, как в бесконечном океане. Это измерение «Отца», за которым лежит измерение «Орла» — вершина, основание сияющего, вихрящегося мира сил.

Таковы путь и задача, открытая для человека, в соответствии с митраистской мудростью, соперничавшей с христианством за наследие Римской империи. Когда она была вытеснена и перешла на внешний, экзотерический план, эффект мудрости мистерий сохранился в оккультной традиции, но она продолжала неуловимо и невидимо влиять на исторические события Запада. Сегодня снова она простирается за пределы этого мира, который наука «освободила», а философия «усвоила». Она снова проявляется в пока что весьма беспорядочных попытках; в существах, которые раздавлены весом истины, оказавшейся слишком тяжёлой для них, которую, тем не менее, смогут принять и утвердить другие. Она снова проявляется в Ницше, в Вайнингере, в Брауме, в самых радикальных течениях современного идеализма. Она снова проявляется и в нас, в нашей тоске по бесконечному, в единственной ценности, которую мы лелеем: в величественной и солнечной жизни — жизни света, свободы и силы.

Ultra, 1926

Рене Генон занимает очень важное место среди тех немногих людей на Западе, кто внёс свой вклад в ориентацию и прояснение в изучении эзотерических наук и традиционной духовности — не только на основе эрудиции, но на основе реального, основанного на инициации, знания. Мы обычно советуем тем из наших читателей, кто не знаком с работами Генона, изучить их, потому что они единственные в своём роде и уникальны по своей ценности, а также потому что их можно использовать как целостное дополнение к тому, что мы излагаем сами — по крайней мере в том, что касается основ. Однако мы должны сделать оговорки в том, что касается отдельных тезисов, так как часто направление Генона демонстрирует образ мысли, отличающийся от образа, лежащего в основе наших формулировок, а также потому, что направление Генона в своей основе является теоретическим, а наше — наоборот, практическим. Следовательно, будет полезно кратко рассмотреть отношения, в которых, как мы думаем, такая ситуация имеет место, чтобы наши последователи смогли найти возможность адекватно использовать тезисы Генона, помня о вышеупомянутой интеграции.

В первую очередь мы просто укажем на наши доктринальные расхождения, не останавливаясь на них подробно. Мы не согласны с Геноном в вопросе отношения между царской и жреческой инициацией; в вопросе его положений о Малых и Великих Мистериях; и, наконец, в его сведении понятия «магии» к его низшему и уничижительному значению. Эти три вопроса, в сущности, в определённой степени связаны друг с другом, и мы уже упоминали о них ранее (см. статью «Действие, созерцание и Западная традиция»). Но сейчас мы хотели бы коснуться проблемы инициации в общем [28] .