— Выдумаете?

— Конечно! Ну против кого им стрелять, если все их требования будут удовлетворены? Палаты выбраны народом, так? Правительство отвечает перед народом. Что еще надо? Да ничего! А пришлем войска — сразу накалим обстановку. Думать будут, что порядок восстанавливаем силой. Что обманываем.

Рузский был уверен в справедливости своих доводов. Ему казалось, что дело обстоит именно так, как он говорит. Он верил Родзянко, который был всего лишь мыльным пузырем, изображающим из себя правителя России. Реальная власть была в руках Совдепа. Суханов (Гиммер), Стеклов (Нахамкес) и другие руководители Совета рабочих и солдатских депутатов давали разрешение Родзянко на создание Временного правительства. Они хорошо понимали, что это правительство действительно временное, что как только не будет царя, прибудут в Петроград их вожди, скинут временщиков и свершат «всемирную социалистическую революцию». На деньги еврейских банкиров, подданных германского правительства, в запломбированном вагоне через линии фронтов беспрепятственно приедут Ленин (Ульянов), Зиновьев (Апфельбаум), Войков (Вайнер) — как раз те люди, которые и будут в числе главных действующих лиц в судьбе государя и его семьи.

Из Нью-Йорка на комфортабельном пароходе отправятся в Петроград не менее важные вожди «пролетариата», возглавляемые Львом Троцким (Лейбой Бронштейном). На царя, на Россию их двинет капитал, сосредоточенный на Уолл-стрите банкирами, среди которых особенно рьяным будет Яков Шифф.

Лидеры Думы, создатели Временного правительства, считали, что это они вершат историю, они ведут Россию к «европейской цивилизации», что на этом пути у них есть «добрые друзья» в Европе и Америке. «Добрые друзья» на февраль, потом на октябрь семнадцатого года дали сто миллионов долларов в ценах тех лет.

— Ну, решайтесь, Ваше величество! — резко сказал Рузский. — Вы должны думать и о себе, и о своей семье. Кто их защитит, если вы не остановите войска? Они будут знать, что вы решили, — я обязан телеграфировать. Михаил Васильевич возложил обязанности на меня, так как сам он нездоров… к аппарату не подходит.

Государь молча посмотрел на Рузского. Он ждал, что этот человек, так уверенный в своей правоте, обязательно скажет о семье царя. Это же очень веский аргумент, как его не использовать…

— Дело не столько во мне и в моей семье, — сказал государь. — Я вам говорил, что лично мне ничего не надо. Но я не верю в ваше «ответственное правительство». В то же время, если можно избежать кровопролития, надо идти на ваше предложение. Я никогда не хотел и не хочу, чтобы лилась кровь. Я согласен подписать Манифест. Текст, конечно, готов? Он у вас?

Рузский при всей своей наглости смешался. Он никак не ожидал, что государь в состоянии предвидеть действия Петрограда и Ставки.

— Я… сейчас принесу, — запинаясь, сказал он.

— Идите. А я составлю телеграмму Иванову.

Как только Манифест был подписан государем, Рузский вместе со своим начальником штаба генералом Даниловым отправился в город.

В половине третьего ночи i марта они были на связи с Родзянко.

Но теперь Родзянко сообщал, что Манифест опоздал. Требование другое: отречение Николая Второго в пользу наследника Алексея при регентстве великого князя Михаила Александровича.

Требовалось «дожать» царя. Родзянко властно сообщил, что для принятия отречения едут во Псков представители Думы Гучков и Шульгин. Рузский об этом должен доложить государю.

Такого стремительного развития событий генерал не предполагал. Накрывшись шинелью, он прилег на диван, приказав разбудить его на рассвете. Ему требовался хотя бы кратковременный отдых. Прилег, также накрывшись шинелью, и государь.

По-прежнему не было вестей из Царского, где все дети больны. В Ставке нет человека, который помог бы ему и России. Там помогают его врагам, это теперь совершенно ясно.

Алексеев сказался больным. Гимназический прием…

И тут опять государю вспомнился «косоглазый друг» на паперти храма в Могилеве, как он, пряча глаза, торопливо говорит: «Ангела Хранителя, Ангела Хранителя в дорогу…»

В четверть второго марта 1917 года начальник Генерального штаба Михаил Васильевич Алексеев дал телеграмму номер 1833 вдогонку генералу Николаю Иудовичу Иванову, посланному верховным главнокомандующим в столицу для наведения порядка: «Частные сведения говорят, что 28 февраля в Петрограде наступило полное спокойствие. Войска, примкнув к Временному правительству в полном составе, приводятся в порядок. Временное правительство под председательством Родзянко, заседая в Государственной думе, пригласило командиров воинских частей для получения приказаний по поддержанию порядка. Воззвание к населению, выпущенное Временным правительством, говорит о необходимости монархического начала в России, о необходимости новых выборов для выбора и назначения правительства. Ждут с нетерпением приезда Его Величества, чтобы представить ему все изложенное и просьбу принять это пожелание народа.

Если эти сведения верны, то изменяются способы ваших действий. Переговоры приведут к умиротворению, дабы избежать позорной междоусобицы, столь желанной нашему врагу, дабы сохранить учреждения, заводы и пустить в ход работу.

Воззвание нового министра путей сообщения Бубликова к железнодорожникам, мною полученное кружным путем, зовет к усиленной работе всех, дабы наладить расстроенный транспорт. Доложите Его Величеству все это и убеждение, что дело можно привести мирно к хорошему концу, который укрепит Россию. Алексеев».

Копии этой телеграммы, остановившей войска, идущие за царя, за Россию против временщиков, были посланы всем главнокомандующим.

Предательство свершилось.

А как у Иуды был ящик, то некоторые думали, что Иисус говорит ему: купи, что нам нужно к празднику, или чтобы дал что-нибудь нищим.

Он, приняв кусок, тотчас вышел; а была ночь.

16 июля 1918 года. Вечер

Не спится.

Духота. Если бы, как прежде, утомился работой, то бессонница отступила бы. И в Царском, и в походе, и в гостях, где приходилось ночевать, он всегда спал хорошо. Это отец приучил с детства всех пятерых детей спать на простых солдатских кроватях и жестких подушках. Утром, в любое время года, они обливались холодной водой. На завтрак ели кашу.

Как жаль, что быстро пролетело время! 6 мая, в день памяти Иова Многострадального, ему исполнилось пятьдесят лет. На один год он прожил уже больше, чем его отец. Восшествие на престол Александра III состоялось 2 марта 1881 года. И 2 марта 1917 года государь император Николай Второй подписал Акт отречения от престола.

Второго марта… Они пишут о Манифесте отречения. Но был другой Манифест — о создании «ответственного правительства», который они не приняли. Об отречении же был Акт, а не Манифест. Это ведь совсем разные понятия. Было еще «Прощальное слово к войскам». Как узнал государь, это «Слово» запретил распространять в войсках Гучков, военный министр. «Слово» царя до войск не дошло.

Гучкова государь хорошо запомнил. Он, конечно, знал об этом «неторгующем купце», как сам себя называл этот думский лидер, красноречивый оратор с репутацией героя. Он воевал в Африке на стороне буров против англичан. Воевал в Македонии на стороне восставших. То есть изображал русского Байрона. Вот только стихов не писал. Зато был хорош собой, смел, решителен. Жизни своей не пожалеет за Родину. Родина его, разумеется, должна быть либеральной, но при сохранении монарха. Главные фигуры в правительстве — представители крупного капитала, как это и начертано на знаменах партии октябристов, один из создателей которой — он, Гучков Александр Иванович.

Он был председателем III Государственной думы. И еще председателем масонской военной ложи.

Вместе с Гучковым к царю ехал во Псков Василий Витальевич Шульгин. Это был лидер «прогрессивных националистов», депутат Госдумы, редактор газеты «Киевлянин». Его избрали во Временный комитет. Как человека, который сам себя называл монархистом, его решили направить к государю.