Тут же подскочил тивунец (домоправитель) и поднес Глебу золотую застежку на алой подушечке. Стольник наполнил вином братины, первому подав Глебу.

— Слава князю Глебу! — крикнул Владимир.

— Слава! — откликнулись князья и гридни.

Святополк сделал вид, что крикнул, открыв рот.

Он, считавший себя прекрасным стрелком, оказывается, промахнулся, а этот младенец, который и тетиву-то как следует натянуть не умеет, попал в вожака!

И пока возвращались к загородному дому Владимира, Святополк удумал, как рассчитаться с Глебом.

— Ты такой важный стрелок, Глеб, — сказал он, когда они вернулись к терему. — Я и не знал. А хочешь, докажу, что стреляю лучше тебя?

— И доказывать не надо, — ответил Глеб. — Я в вожака случайно попал.

— А чего ж тогда награду взял? Нет, давай все же поглядим, кто лучше стреляет!

Глеб слушал Святополка, уже догадываясь, что он хочет сделать что-то нехорошее. Но отвязаться от него было не так-то просто.

— Вот я встану у стены, а над головой круг нарисую. И ты в этот круг должен будешь попасть. А потом ты встанешь, я выстрелю. Тогда поглядим, кто из нас меткий и в ком отвага есть.

— Что ты, что ты, брат! Разве можно жизнью играться? — Глеб с удивлением и тревогой смотрел на Святополка.

А тот поигрывал ремешком, закручивая и раскручивая его длинными костистыми пальцами. Тонкие губы его кривила ухмылка, а в холодных серых глазах читались презрение и насмешка.

— Да ты не пугайся, Глеб. Будешь первым стрелять. Идем! — он перестал играть ремешком и взял Глеба за руку.

Глеб вырвался и отпрянул от Святополка. Они стояли у конюшни, куда только что отвели коней.

— Нет, ты пойдешь! — Святополк крепче схватил Глеба и потащил за собой.

Кричать было стыдно, вырваться второй раз не удалось — цепкие пальцы Святополка впились, как клешни, в запястье.

Святополк затащил Глеба за конюшню и толкнул к стене.

— Стой, заморыш, не то прибью! — он нагнулся, взял ком грязи и начертил над головой Глеба неровный круг. — Не двигайся! Я первым буду стрелять, коли ты трусишь.

Он скинул с плеча лук и заложил стрелу, задом отступая от Глеба.

В это время из кладовой, которая была рядом с конюшней, выходил слуга. Увидев, что один княжич целит в другого, он выронил окорок и завопил:

— Убивают!

На крик тут же прибежали стражи, и был среди них Горясер. Он увидел Глеба с бледным лицом, стоявшего у стены, Святополка, который держал лук с заложенной стрелой.

Святополк подошел к слуге и дал ногой под зад:

— Пошел вон, дурак!

Лишь потом повернулся к стражам и сказал, кривясь:

— Мы с Глебом забаву придумали — испытываем, кто метче стреляет.

Стражи переглянулись.

— Ишь ты! — сказал один из них. — А как промашка выйдет? Великому князю про такую забаву сказывали?

— Мы не дети малые! — Святополк уже пришел в себя и злился, что его остановили. — Ступайте, нет тут в вас нужды!

— Не серчай, княжич, — сказал Горясер. — А только на нашем дворе таких забав не видывали. Иди, скажи про то Владимиру.

Святополк вложил стрелу в колчан и произнес:

— Ужо померяемся с тобой меткостью, Глеб, ты не огорчайся!..

— Вспомнил! — повторил Глеб. — Прости меня.

— Да за что же прощать? Я и в прошлый раз по сердцу поступил, и нынче так поступлю.

— Вот, а я плохо о тебе подумал. Это потому, что душа неспокойна, за отца боюсь. Ну а теперь вижу, что друг ты мне. Верно? Не ошибся я?

— Не ошибся, — Горясер выдержал взгляд Глеба, не отвел глаз. — А чтобы ты пуще в том убедился, теперь поскачу вперед, чтобы в Смоленске тебя встретили как положено. Ладьи там добрые возьму — живо в Киев приплывем.

— Надо ли это, Горясер? Ночь скоро.

— Ничего, князь. Хочу тебе услужить. Дорогу я хорошо знаю, ты не волнуйся!

Он сел на коня и поскакал вперед, удаляясь от рыбацкого сельца, куда въезжали уставшие дружинники Глеба.

Ночь истлела, а Ярослав так и не заснул. Когда постучали в дверь опочивальни, он сразу встал, будто давно ждал этого.

— Гонец, князь, — сказал Юшка. — От твоей сестры Предславы.

— Зови! — Ярослав зажег новую свечу и, подняв ее над собой, зорко посмотрел на вошедшего гонца, сразу узнав его.

— А, Корень! С чем пожаловал?

— Беда, князь, — ответил щуплый, маленького росточка гонец.

Сколько помнил себя Ярослав, этот Корень все был таким же — ссохшимся, юрким, как бы без возраста человеком. С детства приставила его Рогнеда к Предславе, и не было у нее надежнее человека.

— Даже и не знаю, с чего начать… — Корень покосился на Юшку. — Принеси-ка мне испить чего- нибудь! — и присел на лавку, хотя князь не разрешал ему этого. — Прости, Ярослав, не держат меня ноги. Скакал как бешеный, а года-то теперь мои какие?

Он успел разглядеть мрачное лицо Ярослава, круги под глазами. Волосы всклокочены, нос как будто сгорбился еще больше, а плечи поникли.

— Видать, не в добрый час я к тебе пожаловал! — Корень повинно опустил голову. — Да нельзя время тянуть, потому как беда не простая, а великая.

Ярослав дохромал до ложа, тяжело опустился, поставив свечу рядом.

— Говори!

Корень рассказал о смерти Владимира, убийстве Бориса. Сказал, что и к Глебу посланы убийцы. Предслава предупреждает, что и к Ярославу могут подослать душегубов. Может и с войском Святополк выступить, потому как ясно теперь — решил он всех братьев перерезать.

— Вот и расплата, — сказал Ярослав. — Бог меня карает за то, что я варягам месть разрешил. Знай, Корень, и у меня тут резня была — выйди во двор, глянь, сколько моих людей лежит. Не успокоились варяги, пока за своих разбойников не рассчитались. Теперь все довольны — напились кровушки! А дальше что? Как я теперь со Святополком биться буду? Кто за меня пойдет? Да что я! Бориса вот жаль, ведь он был лучший из нас. Корень, да что же это творится? Что мы делаем руками своими? Как Бог нас терпит, почему не пошлет на нас дождь огненный? Землю мы осквернили, души растлили… Корень, да ведь мы хуже зверья! А Святополк этот хуже всех! Раздавить его надо, как жабу, иначе он еще не то сотворит! Юшка, ты слышал все. Седлай коня да поскорее скачи к Глебу — опередить надо убийц, посланных Святополком! Все ему скажи, да пусть сюда, в Новгород, идет. Вместе пойдем на Киев, будем мстить за Бориса. Позови воеводу, пусть вече собирает. Упаду в ноги перед народом и покаюсь. Может, простят меня новгородцы… Простят?

Корень жалостливо смотрел на Ярослава. Беспомощно развел руками…

— Юшка, прикажи гонца накормить, да потом спать отведи. Кабы поменяться нам местами, Корень! Зачем я князем уродился?

— То воля Божья, — тихо сказал Корень, выходя из опочивальни Ярослава.

И было вече…

Плотным кольцом окружили новгородцы вечевой помост. Впереди стояли старейшины градские, бояре, дружинники, купцы. Дальше ремесленный люд — плотники, кузнецы, гончары, бондари и сапожники, ладейных да кожевенных дел именитые и безвестные пока мастера. Колыхалось, шумело вечевое поле, ожидая выхода князя и его свиты.

И вот появился он, сильнее, чем обычно, прихрамывающий, с опущенной головой, в синей шелковой рубахе — длинной, до щиколоток, перехваченной в поясе шнурком.

С одной стороны около Ярослава встали варяги — Эймунд, Гунар, Юзеф, с другой русичи — воевода Будый, тысяцкий Коснятин, сотник Лих.

Ярослав подошел к краю помоста и вдруг упал на колени.

Толпа ахнула и притихла.

— Милости вашей прошу, новгородцы! — крикнул Ярослав и поднял голову, и те, кто ближе стояли к помосту, увидели слезы в глазах князя. — Помилуйте и простите, ибо вчера дал варягам волю учинить расправу над отцами вашими и сыновьями, мужьями и братьями! Знаю, тяжко у вас на сердце, горе застит ум и глаза, потому как у самого сердце рвется на части. Режем друг друга хуже зверей — вчера русичи варягов, сегодня варяги русичей.

Жилы вздувались на шее Ярослава, и в хриплом его голосе звучала неподдельная скорбь.