— Не напечет? — подойдя к забору и опершись на него локтями, спросил Рыков. — Я говорю, голову-то не напечет? Вы бы шляпу надели или платком каким прикрыли!

— Благодарствую, любезный! Думаю, Господь не допустит! — поднимаясь с гряды, с приветливой улыбкой отозвался отец Глеб и привычно перекрестился.

— День добрый, батюшка! — поздоровался, наконец, Рыков и слегка наклонил голову.

— И вам дай Бог добра! — ответил священник и, с той же приветливой улыбкой, поинтересовался:

— Какие заботы привели вас в мою скромную обитель? Давненько вы уже ко мне не заглядывали, давненько мы с вами не беседовали просто, по душам…

— Давненько… — согласился Рыков, — только, боюсь, и сегодня нам будет не до задушевных разговоров…

Отец Глеб посерьезнел:

— Какие же заботы привели вас ко мне, сын мой? Ничего, что я вас так назвал? Привык, знаете ли… Видимо, дело важное, раз уж вы пришли ко мне, да еще среди дня?

— Не знаю… судите сами!

Он достал из кармана и протянул отцу Глебу свернутый пополам газетный лист. Тот вынул из нашитого на передник накладного кармана большие очки в простой пластмассовой оправе, водрузил их на нос и, развернув газету, принялся читать, вполголоса повторяя вслух некоторые, заинтересовавшие его места. Дочитав до конца, поднял взгляд на Рыкова:

— Вы считаете, что это, действительно опасно для наших сограждан? Мне напротив показалось, что власть хочет как-то нам помочь! Возможно, неуклюже, необдуманно… Но ведь и мы можем ей подсказать, предложить более простые и полезные для нас решения! Полагаю, они обязательно прислушаются к нашему мнению!

— Полагаете? — в голосе Рыкова отчетливо прозвучал сарказм. — Наивная вы душа! В одном вы правы — если бы власть действительно хотела помочь нам, то нашла бы намного более простые решения! Нет, ни о какой заботе тут и речи нет! Им нужно убрать нас отсюда, а проще говоря — очистить от нашего присутствия эту территорию!

— Да зачем же? — искренне удивился отец Глеб. — Кому понадобился этот клочок земли? Чем это место могло так привлечь наши власти?

— Бросьте! — досадливо отмахнулся Рыков. — Власти здесь — всего лишь инструмент! Вроде кнута в руках погонщика. А мы — то самое стадо, которое этот погонщик гоняет по разным углам! Вот только знать бы, с какой целью…

— А кто же этот таинственный погонщик? Вы хотя бы примерно знаете? — забеспокоился отец Глеб.

— Зачем же — «примерно»! Знаю, и достаточно хорошо… — на лице Рыкова мелькнула, было, неприятная ухмылка, но тут же исчезла. — Собственно, поэтому я и заглянул к вам! Решил, вот, посоветоваться… Как с лицом духовным, более нравственным, что ли! Чем мы, грешные…

О предстоящей встрече с главой района жителей Дедовой Луки предупредили загодя. Объявление об этом важном для них событии вот уже четыре дня украшало автобусную остановку. Остановка, правда, находилась почти в сотне метров от крайних домов, у обочины автотрассы, но посещалась населением Дедовой Луки регулярно, поскольку служила местом вечерних встреч и посиделок молодежи.

Андрей Харитонович Мухин, заслуженный механизатор и ветеран труда, а ныне почетный пенсионер, в город выбирался не чаще двух-трех раз в год, на молодежные тусовки, по понятным причинам, тоже не ходил, а посему о предстоящей встрече проинформирован не был. Поэтому появление у калитки местной активистки Синцовой Таньки его несколько удивило. «Не иначе, за самогонкой пожаловала!» — пришла поначалу, казалось, вполне разумная догадка, однако он тут же ее отверг: «Так ейный мужик еще прошлой весной помер — куда ей теперь самогонка-то!»

Синцова Танька, в девичестве Татьяна Вихрова, была давней, еще школьной любовью Мухина, но предпочла ему, ударнику труда и знатному механизатору, его же школьного дружка — совхозного электрика и, по совместительству, сельского киномеханика Петьку Синцова. За это она была решительно вычеркнута Мухиным из списка близких ему людей, как и сам Петька. С Петькой, впрочем, они быстро помирились и оставались друзьями вплоть до его смерти. А вот Таньку Синцову Мухин с той поры недолюбливал, поначалу считая ее досадной помехой их с Петькой мужской дружбе, а впоследствии мысленно виня в смерти своего друга. Справедливости ради, следует отметить, что она отвечала ему полной взаимностью. Неприязнь эта, однако, никак внешне не демонстрировалась и не проявлялась, поэтому при виде Синцовой Мухин, улыбаясь самым любезным образом, вежливо поинтересовался:

— Чего хотела-то, Леонидовна? Если самогонки — так я на этой неделе и не гнал! Заходи ближе туда, к четвергу…

— Ты чего, Мухин, совсем уже выстарился?! — возмутилась Синцова. — Мне твоя отрава без надобности! Ты лучше скажи, почему до сих пор не на площади? Давай, собирайся сей же час!

«Площадью» в Дедовой Луке именовалась небольшая поляна в центре села, напротив недавно поставленного вагончика, снабженного фанерной вывеской «Мини-маркет».

— Чего я там забыл, на этой вашей «площаде»? — удивился Мухин. — Сход, что ли собираете? Так меня никто не упредил даже!

— Какой еще сход! Глава района приезжает, на вопросы отвечать будет! — возмущенная его легкомысленным отношением к общественной жизни, ответила Сивцова. — Сам же бегал, требовал объяснить, что в Щукино за секретный объект строят! Вот, теперь иди, спрашивай!

— Это что, — засуетился Мухин, почувствовав появившуюся возможность поскандалить с самим Главой района, — это мы мигом! Вот только…

Он озабоченно поскреб покрытый недельной седой щетиной подбородок:

— Не побривши я… Как думаешь, ничего?…

— «Не побривши»! — недовольно передразнила его Синцова. — Раньше-то чего думал? С утра чего не побрился?

— Так я бреюсь раз в неделю! Для этой… для экономии! По субботам как раз и бреюсь, когда в баню иду! А вчера ж «тихвинская» была — бани-то никто не топил! Вот я и остался…

— Да, ладно, — смилостивилась Синцова, — иди уж так! Кто там тебя, хрена старого, разглядывать станет!

— А и то верно! — обрадовался Мухин. — Кто там меня станет разглядывать!..

На площади, между тем, было уже весьма многолюдно. Пришли не только все местные жители, но и значительная часть дачников, составлявших большинство деревни, и теперь все ждали только приезда важного гостя — главы районной администрации Береснева Сергея Валентиновича. Ждать, впрочем, долго не пришлось — на мосту показался его внедорожник, спереди и сзади сопровождаемый милицейскими — а по-новому, полицейскими — «десятками» с включенными сиренами и мигалками на крышах. Небольшой кортеж свернул с автотрассы на ухабистую дорогу, ведущую в Дедову Луку и, спустя минуту-другую, остановился на площади. Мигалки были погашены, сирены выключены и, наконец, из задней двери салона внедорожника, предупредительно открытой водителем, появилась высокая, грузная фигура главы района. Он небрежно пожал заискивающе протянутую деревенским старостой Иваном Курочкиным руку, и широко расставив длинные полные ноги в лакированных штиблетах, обратился к собравшимся:

— Здравствуйте, господа! Как видите, власть совсем не так далека от простого народа, как это пытаются представить некоторые не очень порядочные журналисты! И вам вовсе не обязательно ехать к нам в райцентр и записываться ко мне на прием — я сам приехал к вам и готов внимательно выслушать все ваши вопросы и пожелания и ответить на них! Разумеется, в пределах моей компетенции…

Староста попытался, было, зааплодировать, но, заметив, что его никто не поддержал, быстро умолк.

— Ишь, как наш Ванька-то старается! — ехидным громким шепотом прокомментировал этот эпизод пенсионер Мухин, обращаясь к своему давнему приятелю и вечному оппоненту во всех спорах Николаю Алексеевичу Кашицину.

Кашицин, человек столичный и образованный, ответил тоже шепотом, но не совсем понятно:

— Видимо, рассчитывает на какие-то дивиденды!

— На что, Алексеич, говоришь, он рассчитывает? — решив, что плохо расслышал его, переспросил Мухин. — На деньги?