— Знакомься — мой старый друг-альпинист Нодар!

— Так вы, оказывается, знакомы?! — рассмеялся Марченко, — Ну, черти, ну конспираторы! То-то я думаю, чего это Нодар, как про тебя услышит, так сразу теряется!

Он направился было к своему заветному шкафу, но Алексей остановил его:

— Давай отложим коньяк до вечера! Нужно сегодня постараться все дела закончить — я хотел завтра с твоими монтажниками вернуться в Тынду.

— Да и мне сейчас в церковь нужно… — поддержал его Нодар.

— Постой, в какую церковь? — удивился Алексей, — Здесь же никогда церкви не было!

— Да это он в Алдан собрался в церковь! — объяснил вместо Нодара Марченко, — Там недавно отстроили, всем поселком деньги собирали! Кстати, советую съездить — красивая получилась! А купола — синие, как в старину было принято!

— А в церковь тебе зачем? — спросил у Нодара Захаров, — Ты же, вроде, раньше этим не особо интересовался…

— Так я и сейчас «не особо»! Просто мы на сегодня службу заказали. Поминание, кажется, называется. Нужно съездить, проверить, все ли путем, а то мои бойцы запросто могли чего-нибудь напутать!

— Друг у него погиб недавно, — объяснил Алексею Марченко, когда Нодар уехал, — Сегодня как раз девять дней… А ты чего так резко на материк собрался? Случилось что?

— Да, как сказать… — не зная, с чего начать, замялся Захаров, — Приехал, вот, просить у тебя совета и помощи!

— Да, дела!.. — выслушав его, протянул задумчиво начальник мехколонны, — Тут нечего и рассуждать — возвращаться домой тебе надо, а то и попрощаться не успеешь, тьфу-тьфу! Просто так, я понимаю, ты денег не возьмешь?

Захаров отрицательно покачал головой.

— Тогда давай вот что: заключаем с тобой договор на три года полного обслуживания моей конторы, а я тебе всю сумму авансом сразу перегоняю на счет, идет?…

По пятницам после восьми вечера бассейн всегда закрывался «на спецобслуживание». Это время принадлежало только начальнику мехколонны и тем посетителям, кого он сам приглашал. В этот раз кроме Алексея и Нодара никого посторонних в бассейне не было.

Плавание в бассейне сменяла сауна, за которой следовал небольшой отдых в холле с рюмкой коньяка и долькой лимона или ломтиком апельсина, после чего вся процедура начиналась сначала. Нодар, как обычно, от алкоголя отказался, заменив его обычным яблочным соком.

— Ну, с такой охраной можно быть спокойным! — подсмеивался над ним Марченко, — Вот был бы он еще и к бабам равнодушен!..

— Если мужчина равнодушен к женщинам, то это уже не мужчина, а только половина мужчины! — словно тост произнес Нодар.

— Почему половина? Тогда уж прямо говори — не мужчина! — поправил его Марченко.

— Нет, батоно Петре, именно половина! Вторая его половина — это его друзья. Вот когда у мужчины нет друзей, то он совсем не мужчина! Ты согласен, Лексо?

— Конечно, согласен! — подтвердил Захаров, не понимая, к чему Нодар клонит.

— Ну, у нас и друзья есть, и женщины любимые… Так что, вполне можем считать себя полноценными мужиками! — пошутил Марченко.

— Все верно… только и те, и другие иногда от нас уходят… — продолжал гнуть что-то свое Нодар.

— Ладно, «генацваля», — перебил его Петр Дмитриевич, — кончай тоску нагонять своей восточной философией! Пошли лучше в бассейн! Давайте на спор — кто дальше нырнет! На коньяк! Гарантирую, хоть я и самый старый, а каждому из вас форы дам! Ну, как — согласны?

С этими словами начальник мехколонны скинул с себя простыню и решительно направился в бассейн. Убедившись, что тот их не слышит, Захаров негромко спросил Нодара:

— По дороге сюда мне водила сказал, что на Бригадирском кто-то замочил четверых залетных. Говорит, что, вроде бы, твои ребята…

Нодар грустно посмотрел на него и, немного помолчав, ответил:

— Я ведь тебе еще прошлый раз сказал, что мы мокрухой не занимаемся! Это Али-Бабы работа…

— Постой, а Али-Бабе это зачем? — удивился Захаров, — Он ведь сам из этих…

— Да! — спокойно согласился Нодар, — Вроде незачем… Тем более что Али-Баба уже не просто «авторитет» — он сейчас в районе «смотрящий». А завалил потому, что нас испугался! Испугался, что мы про этого парня убитого на него подумаем и мстить станем!

— Хочешь сказать, что тот коммерсант из ваших был? — догадался, наконец, Захаров.

— Из наших… — хмуро подтвердил Нодар, — Да ты его тоже знал — тезка это твой, Алексей! А в Афгане его звали Лисом…

…Старика он застал сидящим на высоком взгорке и внимательно вглядывающимся в пологий противоположный берег реки, на котором бурно кипела жизнь. Вот по широкой тропинке к реке спустилась какая-то баба с тазиком и принялась полоскать выстиранное белье в реке. Чуть выше по течению в воде с шумом и визгом плескались дети приехавших на лето московских и питерских дачников. А метрах в ста ниже, где спадавшая к концу лета река открывала неглубокий брод, загорелый до черноты худой парнишка-тракторист мыл в реке свой старый, выкрашенный голубой краской, но уже изрядно облупившийся, трактор «Беларусь».

Услышав шаги, старик, не оборачиваясь, махнул Алексею рукой.

— Я вот думаю, почему так получается? Река, вроде как, одна, а на разных берегах и жизнь совсем разная! Ты как, Леха считаешь?

— У тебя что — глаза на затылке? — удивился Захаров, — Я ведь только с автобуса. Не мог же ты знать, что я именно сегодня приеду!

— Почему на затылке? Тоже, велика задача! Кто ж, окромя тебя, ко мне ишшо заявится? Ты надолго, али как?

— Да нет, на денек, завтра двухчасовым уеду. А что ты там насчет реки-то спрашивал?

— Да вот, говорю, жизнь — интересная штука! Вроде этой речки… Будто, и рядом берега, а не пересекутся нигде! И мы на них тоже — вроде и рядом, а не стренуться нам, не пересекнуться! Вона, соседка у меня была, Верка Клюка… Сына у ней в 41-м на войну забрали, а через год прислали бумажку: мол, так и так, пропал ваш Мишка без вести! Она где только его не искала после войны! По всем военкоматам письма писала! Только в 67-м и нашла, года за два до смерти. Сообщили, значит, что погиб он в Синявинских болотах, и даже фамилия евоная на этом памятнике братском есть. Она так и ездила туда, пока не померла — все цветы возила…

— Ну? — нетерпеливо перебил его Захаров, — А речка тут причем?

— А притом! — настырно повторил Алексеич, повернув к нему лицо, — Притом! Нонешним летом копались в нашем лесу поисковики эти… ну, которые солдат погибших ищут — они кажен год тут копают! Говорят, тут солдат наших тысяч триста, а, может, и все пятьсот в болотах еще без успокоения лежат! Ну, и нашли медальон смертный, а в нем так и прописано: Алексеев Михаил Иванович, деревня Хотынь. Сынок Веркин, то есть! Вот и получается, что она его незнамо где искала, а он — вона, тут рядом и лежал. Так и не стренулись…

Алексеич достал из нагрудного кармана «беломорину», тщательно продул ее и закурил. Потом, затянувшись несколько раз, спросил:

— А ты чего не ко времени приехал? Сейчас еще ни охоты, ни рыбалки… Али случилось чего?

— Случилось… Я, наверное, больше уже не приеду, Алексеич. В последний раз заехал, можно сказать — попрощаться!

— Что так? Нешто дорого стало с твоих «северов» сюда летать-то?

— Да мы, вроде как, уже уехали с этих «северов»… Вобщем, вернулись домой! Да, собственно, причина не в этом… Понимаешь, я смысла во всем этом, — Захаров широким жестом обвел пейзаж вокруг себя, — не вижу! Раньше видел, а сейчас словно потерял…

— А знаешь, Леха, — оживился старик, — я, вот, тоже чегой-то понимать перестал! Всю жизнь мы что-то строили, строили, а теперь — вроде и строить нечего! Али, некому… А, может, незачем? Начнешь вспоминать — самому не верится, что была какая-то другая жизнь! Вроде как приснилось, что ли? Вроде, я так и просидел здесь на бережке, на другую сторону речки глядючи, как там настоящая жизнь идет! Н-да… Так чего случилось-то?…