— Ладно, «феллини», шевели батонами! — ухмыльнулся Рыков. — А то супруга, поди, совсем заждалась! Так, на чем, говоришь, мы остановились? А, вспомнил — на том, как ко мне следователь во второй раз пришел! Так вот, ровно через две недели он снова появился в моей палате…
Февраль 1992 г.
В следующий раз следователь появился у Быкова ровно через две недели. Но теперь он выглядел как обычный посетитель, зашедший навестить больного товарища — в руке был большой полиэтиленовый пакет, в котором оранжево просвечивали апельсины, а в заметно оттопыривавшемся под белым больничным халатом пиджаке угадывалась сунутая за пазуху бутылка. Бутылку, впрочем, семенившая позади него дежурная сестра, решительно отобрала: «Что это вы себе позволяете! Здесь больница, а не пельменная!». Следователь неожиданно легко уступил ей бутылку и, когда она, возмущенно хлопнув дверью, вышла из палаты, нагнулся к лежавшему на кровати Быкову и шепотом пояснил:
— Это для конспирации! После объясню… Вам вставать, ходить уже разрешают? Тогда давайте я помогу одеться! Пойдемте, прогуляемся по двору — разговор есть…
Они спустились к служебному выходу, через него вышли в небольшой сквер, расположенный позади больницы, и теперь медленно прогуливались по единственной дорожке, покрытой плотно утрамбованным ногами больных снегом, и тянувшейся вдоль окон больничных палат от одного забора к другому. Быков неуклюже ковылял на одной ноге, опираясь на костыли и держа другую, закованную в гипс, на весу. Иногда он случайно задевал ею за встреченный на пути выступ или бугорок, и тогда колено пронзала острая игла мгновенной боли, заставляя его невольно морщиться. Заметив это, следователь хотел взять его под руку, но Быков решительно замотал головой:
— Так мы еще и грохнемся парой! Вот тогда моему колену точно хана будет!
Когда они отошли от дверей на достаточное, по мнению следователя, расстояние, он негромко спросил:
— Хотите знать, что в действительности произошло с вами и вашей семьей? Если — нет, то я больше не стану вас беспокоить своим присутствием. Вы и так в этой истории самая пострадавшая сторона!
— А что нового вы мне может сообщить? — с трудом выталкивая слова через перекошенный травмой и стянутый многочисленными пластырями рот, равнодушно поинтересовался Быков. — Я и без того уже понял, что это дело рук Пузырева и его компании. И причина, в общем-то, тоже большого секрета не представляет — почти сотня миллионов долларов… Если говорить точно — половина от ста семидесяти двух миллионов, от того транша, который нам должна была выделить Европейская гуманитарная миссия. А доказательств, как я понимаю, у вас никаких нет, верно? Видно, сейчас время такое, что убить легко, а доказать — трудно. Да, что там — практически невозможно! Ну, и чем вы мне можете помочь? Посочувствовать? Кстати, вы так и не представились…
— Да, конечно, извините… Кияшев, Равиль! — торопливо назвал себя следователь. — Отчество не называю — вы его все равно ни произнести, ни, тем более, запомнить не сможете!
— Отчего же? — голос Быкова по-прежнему не выражал никаких эмоций. — На память я, вроде бы, до сих пор не жаловался!
Следователь скептически усмехнулся:
— Ну, если настаиваете… Отца моего звали Нурмухаммеддин. Продолжать?…
Быков на секунду задумался, потом тоже усмехнулся и согласно кивнул головой:
— Вы правы, лучше без отчества! Да, между прочим, у меня самого оно не слишком благозвучное! Так что, давайте оба обойдемся без этих политесов! И вообще — почему бы просто не перейти на «ты»? Не против? Тогда, может, объяснишь, зачем такая конспирация? Ни опасности, ни даже интереса для этой публики я, как мне кажется, не представляю… Во всяком случае, с их точки зрения!
Кияшев бросил на него короткий косой взгляд и, снова глядя себе под ноги, негромко произнес:
— Как я и думал…
— Что думал? — неожиданно обозлился Быков, прекрасно расслышавший и понявший его негромкое замечание. — Что я постараюсь отомстить?! Не забывай — у меня там жена и сын остались…
Произнести «погибли» он не смог. Слово застревало в глотке, вызывая в ней першение, и едва не заставив Быкова закашляться.
— Жена и сын… — повторил он и жестко закончил мысль. — Поэтому, так или иначе, а ответить им придется! И рассуждать на эту тему или обсуждать ее я не собираюсь!
Такая длинная фраза далась ему с трудом, и он замолчал, стараясь успокоить и дыхание, и бешено колотившееся сердце. Он неловко зажал один костыль под мышкой и, опираясь на второй, полез в карман пальто за носовым платком. Достав платок, прижал его к начавшим кровоточить губам, и некоторое время держал так. Затем убрал платок в карман и обернулся к наблюдавшему за его действиями следователю:
— Еще вопросы?
Кияшев огорченно покачал головой:
— Зря… Я и не собрался тебя ни в чем убеждать! Ты ведь не малое дитя, и не мужик безграмотный — сам прекрасно все знаешь и понимаешь… В том числе и о том, что отвечать за свои поступки, если так случится, придется не только им, но и тебе! Только, прежде чем кидаться с шашкой на амбразуру, может, все же выслушаешь меня?
— Да я, в общем, и не против… — смутившись, ответил Быков. — Извини, погорячился…
— Ничего, я все понимаю… Ладно, вернемся лучше к нашим «баранам», в смысле — ко всем этим «пузырям» и «толянам». Только давай так: я тебе по порядочку все изложу и разложу, а после ты уже задашь свои вопросы, если они, конечно, появятся, договорились?…
Следователь подумал немного, собираясь с мыслями, затем стал рассказывать:
— Ну, прежде всего, я здесь представляю не местную милицию или прокуратуру, а областной УБОП. Но и это, говоря откровенно — надеюсь, мы говорим откровенно? — не совсем правда… Точнее, не вся правда. Фактически, местный УБОП — только прикрытие. На самом деле меня еще полгода назад командировали сюда из Москвы. Есть там при ФСК служба такая, СЭБ называется… А с тобой мы знакомы уже давно, почти год.
Быков удивленно покосился на него, но ничего не сказал. Заметив его взгляд, Кияшев пояснил:
— Все эти ваши «гуманитарные» фонды давно вызывали у нас подозрения. Деньги крутятся огромные, продовольствие, вроде бы, тоже закупается в больших количествах, а из регионов постоянно жалобы идут — мол, опять на прилавках пусто, талоны отоваривать нечем. Зато коммерческие лавки от товаров ломятся! В общем, было решено провести массовую проверку их деятельности. Понятное дело, афишировать проверку никто не собирался, поэтому нас и отправили по регионам — вроде как «в помощь» местным УБОПам. Но и их тоже особо посвящать не стали — было такое предположение, что они во всех этих махинациях каким-то боком участвуют. Не напрямую, конечно! Где-то информацией поделятся, где-то наоборот — придержат ее… В том числе и от нашей службы! А на тебя я обратил внимание сразу, как только приехал сюда и занялся вашим фондом. Навел по нашим каналам справки, а когда получил подробную оперативку, решил задействовать тебя в операции напрямую.
— Это вроде «агента под прикрытием»? — язвительно поинтересовался Быков. — «Знаем, плавали»… Я этих американских боевиков уже насмотрелся по видеосалонам, когда по аэропортам мотался, да вылета сутками ждал! А меня спросить постеснялись? Ну, типа, «готовы ли вы, дорогой наш Супергерой, еще раз рискнуть жизнью за любимую нашу Родину?» Или были уверены, что я тут же соглашусь? Извини, но этими пирогами я еще при «совке» наелся досыта!
Кияшев невозмутимо выслушал его гневную отповедь и спокойно заметил:
— Так ведь не задействовали! Просто не успели… А если бы успели, может, здесь нам и встречаться бы не пришлось! Да и твои, скорее всего, были бы живы …
«А ведь он прав!» — с неожиданной злостью подумал Быков, а вслух с досадой ответил:
— Тем более, значит, хреново работаете! Как обычно, всё «задним умом», да «знал бы, где упасть…»
— Извини, — согласился следователь, — есть тут, конечно, и моя вина, только… Это же был не первый твой контракт, правильно? Ну, и где гарантии, что все это не могло произойти раньше, до того, как мы на них обратили внимание? А ты сам? Неужели не подумал, что на такие серьезные суммы обязательно найдутся желающие их прибрать к рукам? Тем более в наше время! Расслабился, видно, гордыня взыграла! Я, мол, теперь большой человек, уважаемый… За границу летаю, как домой, денег немеряно! Платили-то неплохо, наверное?
