Честно говоря мне тоже необходимо было подумать и решить, что делать дальше. Получалось так, что я в то утро дважды пролетел. Ну, во первых, остался без соли счастья, а во-вторых пообещал Марицу Танцующему с Огнем. Ни то и ни другое меня не устраивало никак. И вот почему.
Хм, Марица, дорогая, совсем в горле пересохло. Принеси мне водицы, любовь моя. Только, пожалуйста, из дальнего ручья, я только оттуда и пью.
Как это, с каких это пор? Да всегда. Иди, иди, ненаглядная моя.
Ушла… Слушайте быстрее, пока не вернулась!
Утром того злополучного дня Марица подловила меня у Зала Совета, и смущенно опустив глаза, произнесла: “Сегодня вечером зайду посмотреть на твоих бук. Посмотрим, насколько они у тебя хороши.”
Я улыбнулся, пообещал все приготовить и быстро удалился, чтобы своей счастливой физиономией не спугнуть ее. Плод созрел, сосучка размокла, я победил. Еще ни одна пигалица не уходила из моей норы, образно говоря, живой. Но с Марицей был особый случай и для полной победы мне требовалась соль. Я побежал в свою нору, перерыл там все вверх дном, но ничего не нашел. Полежав на лежанке и поковырявшись в носу — верный способ! — я вспомнил, что давным-давно отдал Болтуну на пару дней целых три куска соли счастья, и понял, что спасен. Легко подпрыгнув — было бы желание — я побежал к торопыге за должком.
“Ха, Скок, неужели ты, столь известный танцор, не можешь обработать какую-то там пигалицу без соли счастья?” — спросите вы меня и будете совершенно правы. Какую-нибудь могу. Подойду, взгляну в глаза, коснусь ее руки и мужественно скажу: “Вчера увидел тебя на Водопаде, и старое защемило мне сердце. Помнишь ту ночь, когда мы танцевали до утра, а буки играли у наших ног? С тех пор как ты ушла, я больше не слышал их смеха.” “Там были буки?” — удивленно спросит она. “Навести маленьких сироток, так скучающих по тебе,” — шепну я, прижму пигалицу к стене, глубоко с шумом вдохну ее запах и затуманю глаза. Ну, а с учетом того, что по опросам нашего Копающегося в мозгах я давно и прочно занимаю первое место в списке самых желанных мужчин Семьи, я вообще ничего этого могу не делать, достаточно просто подойти и сказать: “Сегодня вечером в моей норе”. Но ведь может и гордая попасться. На следующий день прийти. Потом разбирайся с ними двумя. Не люблю бабских скандалов, особенно, если обе замужем.
А вот с Марицей случился облом. Еще три месяца назад она была обыкновенной задрипанной пигалицей и у меня до нее все руки не доходили. Неожиданно для всех она вошла в личную свиту Старика. То ли папа ее ввернул туда, а он у нее не простой, то ли мама удачно станцевала для Старика — не знаю. Да меня это и не тронуло нисколько. Вошла в свиту, и вошла. Мало, что ли, пигалиц у Старика. Да и должность у Марицы была не велика. Вытирательница ног. Подумаешь. Вдруг через месяц одна из пигалиц, не помню какая, танцуя для меня, вдруг произнесла: ”Представляешь, эта страшная Марица уже подает еду для Старика” — “Ну, захотелось нашему главе молоденького тела”, - отмахнулся я и думать забыл о ней. Еще через месяц, занимая свое место в Зале Совета, я увидел Марицу. Она здорово изменилась за это время. Взгляд, осанка, мордокрас, красивое ухоженное платье, одним словом, расцвела. Но не это поразило меня. Обычное дело, когда пигалицы, попав в умелые руки, стремительно хорошеют и радуют глаз. Поразило меня другое. Она привела в зал Совета дедушку Рэммериха, а после заседания увела его. Это вам уже не лапы Старику мыть. Иной уровень.
В тот же вечер я подвалил к ней и поведал о плачевном состоянии моих бук, чахнущих без женской руки. В ответ она отодвинула меня в сторону, сообщила о неотложных делах и ушла. “Так, это, ты что, не придешь?” — спросил я, но ее красивая спина ничего не ответила и гордо удалилась. Я очень тяжело переживал свой первый на моей памяти облом и даже проверил сразу на трех пигалицах подряд, все ли со мной в порядке. Проверив и успокоившись, я крепко задумался о Марице и о себе. “Ну ее,” — в конце концов решил я, — “не хочет для меня танцевать, и не надо. Я тоже гордый. Иногда. Пусть себе Стариком наслаждается”. Решил так и больше не вспоминал о столь важной пигалице. Но неделю назад, увидев ее в Зале Совета, я, честно сказать, обалдел. Она еще больше похорошела, но это в женщинах не главное и не сильно тронуло меня. Представьте себе, Марица сидела рядом со Стариком, следила за реакцией членов Совета и что-то там себе царапала.
Жгучая зависть к Старику накатила на меня. В том, что она танцевала для главы Семьи, я нисколько не сомневался. Это было ясно с самого начала, как только она поползла наверх. Но скорость, с какой Марица не поползла, а поскакала по служебной лестнице, была просто неприличной. Значит, либо она была очень умной, что я отмел сразу же, так как однажды разговаривал с ней, либо, что скорее всего, она танцевала так, что у Старика крыша поехала, и он ее, женщину, сделал Смотрящей за Советом! Тьфу, какая гадость. Что с мужиками бабы делают. А сколько, их, мужиков из-за баб сгорело!
Собрав все свое воображение в кулак и поднеся его к глазам, я внимательно изучил получившееся. Вышла фига. Мое воображение даже в кошмарных снах не сталкивалось с такой ситуацией, чтобы мне отказывали, и я, поковыряв в носу и почесав голову, решил положиться на обстоятельства, но в любом случае действовать тоньше и сложнее. Одним словом, идея танца с Марицей овладела мной целиком и полностью. Я заболел ею. Именно это я начал говорить всем знакомым пигалицам, интересующимся здоровьем моих бук. “С ними все в порядке, а я вот что-то приболел”, - жаловался я, — “стал весь мягкий какой-то и совсем танцевать не могу”. Пигалицы пугались и бежали провериться к знахаркам, а я целую неделю терпел отсутствие их ласк. После того злополучного заседания я перехватил Марицу у норы дедушки Рэммериха и улыбнулся ей.
— Ты так забавно разглядывал свою фигу, ковырялся в носу и чесался, — сообщила она мне.
Я немного засмущался и пробормотал:
— О, я еще и не такое могу, это так, ерунда, — и прочистив горло, сказал — Я вообще-то посоветоваться к тебе подошел.
Не выпуская инициативу из рук, я поведал Марице о якобы давно вынашиваемой мной идее создания фермы по выращиванию бук. Пресекая удивленные возгласы, я торопливо рассказал о значительных достижениях в области дрессировки этих забавных животных и неоценимой помощи обученных бук в повседневной жизнедеятельности человека. Я предложил поставлять наших с ней бук в другие семьи и обменивать их на всяческие полезные вещи, недоступные людям Водопада. Вещая всю эту белиберду, я тихонько прикалывался сам над собой. Да кому они нужны, эти буки? Их в каждой заброшенной пещере пруд пруди.
“…сторожевая бука, бука-землекоп, бука для удовольствий. Да, кстати, у меня таких целых три. Заходи, подарю….”
С ума сойти. Скок — фермер, воспитатель бук. В какой-то момент, решив, что могу зайти слишком далеко и стану совсем похож на идиота, я замолчал и вопросительно взглянул на Марицу. Она закрыла рот, сглотнула слюну, засунула свои глаза обратно и спросила:
— И что, вот так, выстроившись крестом, они могут еще и ходить?
— Пойдем, покажу, — я галантно указал в сторону своей норы.
— Увы, увы, — горестно вздохнула Марица и печально посмотрев мне в глаза, тихо произнесла, — никак не могу, я сегодня вечером занята.
Она сказала это так, так…что я все понял без объяснений. Она бы и рада, давно мечтает, все что угодно, но… Но не свободна она, не свободна. Этот старый засранец совсем заездил бедную девочку. Нужно время, чтобы хоть на вечер освободиться от него. И я решил ждать.
Каждый день я придумывал ей все новые и новые фантастические способности бук, расширял горизонты их применения и увеличивал размеры ожидаемой прибыли от моей затеи. По молчаливому согласию, мы стали играть в исключительно деловые отношения. Каждый раз я настойчиво предлагал ей зайти ко мне и самой убедиться в чудесных свойствах бук, но Марица, ссылаясь на занятость, отказывалась. Пару раз за разговорами я как бы случайно приводил ее к своей норе, но в последний момент она вырывалась, говорила, прости, и удалялась. Я с нетерпением ждал, когда же ей наконец опротивеют мои рассказы о буках и она, вновь услышав о них, прошипит: “Ну пошли, пошли, посмотрим на них”, и потащит меня в нору. И вот на шестой день так и произошло. Ну почти так. Я встретил ее вечером, выходящей из Зала Совета, поздоровался и, как обычно, начал давить:
