— Ну, ты даешь! Тебе что, одной в день уже мало? — и развернулся, чтобы уйти.

— Ыыыы! — истошно завизжал я, не давая ему скрыться в траве.

К моему облегчению, Одноглазый обернулся и подозрительно уставился на меня.

— С тобой все в порядке. Скок? Не волнуйся, я сейчас уйду и твои дамы вернутся.

Я в ответ сделал страшные глаза и вновь выдал серию оглушительных ыков. В тот же миг травы вокруг нас зашевелились и на поляну выбежало несколько мужиков Травы. Увидев меня, они изумленно поозирались и один из них спросил Одноглазого:

— А птица где? Скок, что ли, поймал?

— Сам он и есть птица, — сумрачно ответил Одноглазый, а я радостно замычал. Через пару мгновений все присутствующие на поляне за исключением меня, валялись от хохота, дергая ручками и ножками, я же, к своему удовольствию, почувствовал, что наконец-то отмерзаю. Оказывается, пока я развлекался с этой поганкой Фуксией… “Какая Фуксия,” — удивились люди Травы, услышав мой рассказ, — “Факсия, наверное, Фиалкина подружка, она у нас немного того, больная,” — смущенно добавили они. — “С детства до мужиков страсть как охоча. Мы ее стараемся не пускать никуда, а сегодня, вишь, как-то прорвалась“.

Так вот, пока я развлекался с этой поганкой Факсией, Одноглазый отправился с мужиками ловить золотых птиц. В этом году их что-то много развелось в Траве. Услышав мой зов, Одноглазый убедил всех, что это самец токует над самкой и нечего блуждать в зарослях, а надо просто идти на звуки песни любви и брать их обоих. Получается, что в самом деле Одноглазый мне жизнь спас. Вот так так. Хотя ерунда это все. Я бы и сам как-нибудь извернулся. Это уж точно.

Я хмыкнул, плюнул в сторону горе-спасателя и улегся поудобнее, надеясь быстренько уснуть. Как бы не так. Что бы я ни делал, сон ко мне не шел. Я принимал одну соблазнительную для него позу за другой, но он сидел на голове Одноглазого и строил мне забавные рожицы, не приближаясь ни на шаг. В отместку я запустил в него камнем, кажется попал, послушал учителя, как надо ругаться, и решил выйти из себя. Пускай у меня завтра голова-то поболит, ножки поотнимаются. Хочет Одноглазый, не хочет, а придется ему меня на себе поносить.

Выйдя из тела, я не стал травмировать душу разглядыванием ночных кошмаров, а сразу же перенес себя в тронный зал крысятника, надеясь воочию увидеть начало изгнания крыс из Долины. К моему удивлению, никто не спал, и адские отродья шныряли туда-сюда, а ее величество изволили кушать, принимая из мерзких лапок прислуживающих ей крыс какую-то гадость и отправляя ее в свою слюнявую пасть. При ближайшем рассмотрении, гадость оказалась восхитительной манной, и я горестно затосковал, вспомнив, что со вчерашнего утра ничего не ел. Вдруг королева повернулась ко мне, и жеманно так спросила:

— А кто это к нам тут пожаловал? Что это за таракашка такой?

Таракашка? Я таракашка? А сама то кто, хотел спросить ее я, но не успел.

Крыса мигнула серым бликом и сквозь сумерки устремила ко мне стремительно раскручивающуюся белесую плеть. Сначала я нисколько не испугался, потому что и предположить не мог, что меня, проходящего сквозь любые самые толстые скалы, можно чем-ни будь схватить. К тому же я уже начал открывать рот, чтобы объявить королеве, что она бука распухшая — вот и был захвачен врасплох.

"Бу..!" — сказал я и подавился продолжением. Плеть бесшумно обвилась вокруг меня и ласково потащила к крысе. Я дернулся. Безрезультатно. Дернулся посильнее. Оказался поближе к крысе. Судорожно схватился руками за плеть и перекусил ее. Обвиваший меня кусок тут же истаял, а за остаток я ухватился второй рукой и изо всех сил дернул на себя.

Как вы думаете, что я вытащил из королевы?

Сердце? Скелет? Ничего не вытащил? А может ничего и не тащил?

Нет, нет, и нет. И тоже нет!.

Я выдернул из нее душонку — маленькую и подлую. Внешне она сильно напоминала свою хозяйку, вот только сделана была из клубящейся пыли. Выскочив из крысы, душонка пискнула от страха, вырвала из моих рук плеть, всосала ее и отпрыгнула вглубь зала. Затем с ней начали происходить странные изменения: она скруглилась, вырастила себе жуткого вида клешни, прорезала огромную пасть и кинулась на меня. "Бедный малентький Скок! Вот ты и попался" — культурно говоря, подумалось мне, от горя я скукожился донельзя, уткнулся носом в коленки и закрыл глаза. "Гады! Гады! Гады все! Одноглазый, зараза, подставил!" — пронеслось в моей голове, и от обиды на весь мир я оброс острыми злыми иголками. Пропади все пропадом.

Препротивнейшая дрожь и мерзопакостность — вот самые точные определения моих ощущений от столкновения с крысой. Если бы мы были во плоти, меня бы наверняка сильно ударило, скорее всего мы бы куда-нибудь покатились — уж слишком быстро она летела, и мне, конечно, было бы больно. Иное дело столкновение душ. Мы пересеклись. Не целиком. Чуть-чуть. И в первое мгновение меня начало распирать. Я почувствовал, как слой за слоем стали истончаться и исчезать мои иглы, наполняя сердце отвратительной дрожью и пустотой, как вдруг все кончилось.

Крыса стекла, увлекая за собой частички моей души. В основном иголки, ну и еще чего-то: так, всякую ерунду. Поскукожившись несколько мгновений, я отодрал нос от коленей и одним глазком выглянул наружу. Увиденное наполнило меня гордостью и я отважно распух.

Большая крыса сидела там же, где и была, причем с глупо открытым ртом. Одни мелкие крысы замерли, другие совершали лишенные мысли хаотические движения. Громко завывая, по пещере носился пылевой вихрь. Он безуспешно пытался принять хоть какую-нибудь устойчивую форму, но через мгновения рассыпался в туман. Я же потихоньку, спиной, на цыпочках, начал удаляться домой, но что-то меня держало. Может быть двое детей, а может быть директор школы… Ой, то есть духи теней или крысиная сила.

Неожиданно крыса справилась с душевными возмущениями, остановилась на шаре с клешнями и ртом, разинула пасть и выкашляла какую-то гадость. Эта дрянь с невероятной скоростью влилась в меня, наполнив мою душу чувством полноценности и значимости. Пыльная морда подавилась мной! Я расхохотался и решил напугать ее, громко щелкнув зубами. Шея моя невероятно удлинилась, рот раскрылся так, что мне закрыло глаза, я испугался и захлопнул пасть. Нижние клыки оказались на уровне глаз, а верхними я уколол себя в грудь. Крыса же оказалась от меня на расстоянии короткого плевка. Именно тогда, проведя рукой по лицу и сотря демоническую харю, я понял, что я есть волшебник, может быть даже — злой колдун.

Крыса в ужасе отпрянула, приняла родную форму и пыль мелко задрожала в ней. На всех суставах ее многочисленных конечностей появились забавные белые щитки. На голове выросла смешная маленькая каска с длинным козырьком, а в одной из рук появилась гладкая округлая дубинка. Королева открыла зубастую пасть и размахнулась палкой, явно намериваясь ударить меня. Будучи к тому моменту молодым неопытным магом, пару мгновений отроду, я решил бежать. Слава богам — Одноглазый не тронул моего тела и его не пришлось искать!

За мгновение до вспышки головной боли я успел сделать две вещи: облегченно вздохнуть и услышать противный крысиный голосок: “Жди гостей, таракашка”. В последовавшей затем бесконечности я представлял собой слепой, глухой, безмозглый вой, катающийся по пещере и жаждущий своей смерти. Как выяснилось позже, Одноглазому с трудом удалось поймать мое брыкающееся тело и усесться на него верхом. Он сильно боялся, что я могу вывалиться в ущелье на радость троллям и, опасаясь за свою жизнь, крепко вцепился в меня. Черного порошка на этот раз у учителя не было, и ему оставалось только скакать на мне по пещере и ждать. В конце концов душа угнездилась в моей голове и восстановила все порванные связи, а я избавился от боли и открыл глаза. Во время прогулки и после нее я совершил два гениальных открытия, второе из них, как менее полезное, сообщу первым.

У каждого из вас во время сна бывало, что затекали руки, ноги или еще что-нибудь, и вы просыпались от онемения неправильно сложившейся конечности, сгибали ее в нужную позицию, а она — нехорошая! — начинала болеть. Вот так и с головой. Внутренности ее, оставленные без живительной влаги мыслей, начинают засыхать, и вернувшейся душе приходиться размачивать их для придания надлежащей правильной формы. А иначе ей там не поместиться. Соответственно, чем дольше отсутствует душа, тем сильнее усыхают мозги, и тем больше времени требуется для размягчения. В моем же случае, душа не только долго отсутствовала, но и сильно ослабла во время поединка с маленькой подлой душонкой королевы, и, бедная, не могла сразу выделить необходимое количество мыслительного сока. Вот так. По возвращении домой попрошу дедушку Рэммериха заявить меня на какую-то придуманную единами шнобелевскую премию.