Около одиннадцати вечера он услышал, как по камням зацокали копыта. Андрей вышел во двор. Лампу у входа в замок он оставил включенной. В ее тусклом свете Этель ослабляла подпругу лошади. Увидев Андрея, она отвела глаза. На ее лице играла странная улыбка. Андрей знаком дал понять, что сам расседлает коня. Этель была так поглощена своими мыслями, что чуть не столкнулась с ним, проходя мимо.

Андрея снова обуял гнев. О чем она думала? О ком? И откуда явилась?

Он повернулся, чтобы уйти в конюшню.

И тут Этель окликнула его:

— Пока Пола нет, ты можешь остаться в замке. Если ты мне понадобишься, я скажу. А когда Пол приедет, он решит твою судьбу.

Андрей покорно кивнул.

Она подошла к нему, пальцем приподняла его подбородок и заглянула в глаза.

— Я буду следить за тобой. Никогда не могла понять, что тебе здесь нужно.

В мерцающем свете лампы Андрей увидел на голубой шелковой повязке, обвивавшей ее запястье, букву V и золотистую звездочку.

И он понял, что она опять виделась с Ванго.

— Это он!

Мадам Булар услышала глухие удары в дверь. Она опустила на колени свое вязанье.

— Явился твой учитель Распутин.

Этот господин безумно раздражал ее. Ну почему он никогда не звонил в красивый колокольчик, который она повесила у входа?

— Не называй его Распутиным, — ответил Огюст Булар. — Можешь идти спать, мама. Мы будем в столовой.

Комиссар Булар вышел в переднюю и отворил дверь.

— Вы пришли минута в минуту, дорогой месье. Как всегда.

И в самом деле, часы пробили полночь. На пороге стоял Влад-стервятник.

Они вошли, под скрип рассохшегося паркета, в столовую, отделенную от гостиной стеклянной дверью. Мать по-прежнему сидела в кресле, и Булар постарался как можно веселее улыбнуться ей через стекло двери. А затем скрылся за портьерой.

Мари-Антуанетта Булар тотчас бросила свое вязанье. Ей шел восемьдесят седьмой год — вполне почтенный возраст, чтобы не принимать на веру всякие небылицы, кто бы их ни рассказывал.

Эти так называемые уроки русского языка всегда ее тревожили. А начались они в марте, с внезапного появления месье Влада. Он вошел в их квартиру бесцеремонно, с железным прутом в руке; комиссар в это время принимал ванну. Мадам Булар тщетно пыталась задержать незваного гостя. В конце концов Булар вышел к нему и после некоторого замешательства пригласил его в столовую, где и состоялась их беседа. Час спустя Булар простился с гостем, а затем объяснил матери, что это его преподаватель русского языка.

— Русского?

— Да, русского.

— Но… зачем тебе русский язык?

— Ну… затем, что…

И он изобразил нечто вроде славянской пляски.

— Затем, что русский — это интересно.

Булар так и стоял голый, обмотанный мокрым полотенцем.

— И этот господин действительно преподаватель русского языка? — спросила его матушка.

— Влад?

— Да.

— Самый лучший.

Мадам Булар казалось, что этот человек с всклокоченной бородой скорее напоминает зловещего монаха Распутина, о котором двадцать пять лет назад ходило столько жутких слухов.

И вот уже четвертый раз за два месяца этот «Распутин» находился в ее доме, в соседней комнате. Оттуда доносились приглушенные голоса. Мадам Булар подкралась к двери и прислушалась.

Слова собеседников звучали неразборчиво, она расслышала только одно — «революция». Тут кто-то поскребся во входную дверь. Старушка поспешила в прихожую.

— Кто там?

— Это я.

На пороге стояла Бланш Дюссак, их консьержка.

— Ну как?

— Он здесь, этот Распутин.

— Я видела, он прошел мимо привратницкой. Вам нужна моя помощь?

И мадам Дюссак вытащила из рукава ночной рубашки длиннозубую вилку для жаркого.

— Пока нет. Погодите. Я скажу, когда понадобится.

— А что, есть новости?

Бланш Дюссак была крайне возбуждена. Подумать только! Из скромной конфидентки она стала, можно сказать, правой рукой мадам Булар.

— Он говорил о революции.

— Господи боже! Да ведь это уже политика.

— Но мой сын не занимается политикой.

— Мари-Антуанетта, а вы уверены, что хорошо знаете своего сына?

Консьержка впервые назвала мадам Булар по имени.

— Теперь уже не уверена, — всхлипнув, ответила старушка.

— Когда в деле замешаны русские, это всегда пахнет политикой.

— Боже мой!

— Нужно сообщить в полицию.

— Но полиция — это и есть мой сын.

— Ах да, верно. Ну, ладно.

— Давайте подождем. В следующий раз я спрячусь в серванте. Идите к себе, мадам Дюссак. Завтра я к вам загляну.

Бланш Дюссак, задыхаясь от волнения, стиснула в объятиях матушку комиссара.

— Будьте мужественны! И возьмите эту вилку. Так, на всякий случай. Я настаиваю. Кто знает, что может случиться. Только верните ее до воскресенья — ко мне на ужин придет племянница.

И бесстрашная консьержка отправилась к себе, оставив грозное оружие в руках подруги.

В этот момент в соседней комнате послышалась какая-то возня. Мадам Булар поспешно уселась в кресло и схватила вязание.

Мимо нее промелькнули Влад-стервятник и комиссар. Хлопнула входная дверь.

Была половина первого ночи. Старушка услышала, как сын зашел в кухню, чтобы вскипятить воду для своей грелки. Возвращаясь через гостиную, он спросил:

— Ты почему не спишь, мама?

— Да как-то не хочется.

Булар заметил, что последние полчаса матушка вязала зимнюю шапку невероятно медленно и не продвинулась дальше узора третьего ряда.

Интересно, что поделывала мадам Булар во время их беседы?

Комиссар сощурился: он не доверял даже родной матери.

Вдруг ему почудилось, будто мимо окна по водосточной трубе проскользнула хорошенькая блондинка. Он растер ладонями лицо. Скоро ему начнут мерещиться розовые слоны. Он явно переутомился.

— Пойду спать, мама.

Он направился к себе, и тут мадам Булар окликнула его:

— Огюст! А как сказать по-русски «спокойной ночи»?

Комиссар не ответил.

Хорошенькую блондинку звали Кротихой.

Она прошла по черепичному карнизу, перепрыгнула на соседнюю крышу, пролетев над узким двориком-колодцем, пересекла что-то вроде плоской цинковой кровли, которая мерцала в ночной темноте, и, выглянув из-за ее края, увидела внизу Влада за миг до того, как он свернул на улицу Эшоде.

Кротиха незаметно пробралась мимо освещенных чердачных окошек и миновала один из крытых садиков, угнездившихся между зданиями. Она часто думала о маленьких животных, которые обитали там, подобно ей, не подозревая о существовании внешнего мира, с его бескрайними равнинами и густыми лесами. Кротиха снова засекла Влада в узком каньоне улицы Висконти. Эту улицу ей удалось пересечь поверху, цепляясь за провода. Но она знала, что дальше так не получится. И она позволила Владу удалиться, а сама спустилась на землю на улице Изящных Искусств.

Кротиха прошла несколько метров по тротуару: стервятник куда-то исчез. Она добежала до Сены, вернулась. Влад ходил не так быстро, чтобы испариться за несколько секунд. Никакая машина не могла его подобрать. Значит, он куда-то вошел.

И тут Кротиха заметила витрину, полуприкрытую железной решеткой. Это была еще работавшая кафешка, где обычно толклись студенты и всякие темные личности вроде ее стервятника. Кротиха мгновенно обнаружила у стойки Влада. Крепкие напитки были приманкой, перед которой он не мог устоять. Этот тиран превращался в покорного раба, стоило ему учуять запах водки.

Кротиха присела под аркой, где ее скрывала тень, и задумалась.

Сегодня она впервые услышала все, о чем говорили комиссар Булар и стервятник. Обычно окно столовой было закрыто, и разочарованной Кротихе, висевшей на водосточной трубе, только и оставалось, что наблюдать за пантомимой мадам Булар, которая шпионила за дверью вместе с консьержкой.

Однако в этом году май в Париже выдался теплый, окно было открыто, и Кротиха не упустила ни единого слова. Правда, разговор оказался совсем не таким, как она ожидала.