— Я гонялся за ним семнадцать лет! Целую жизнь!

Зефиро… тут, рядом… холодный как лед!..

— Да, целую жизнь! А там, в невидимом монастыре, десяткам людей грозит смертельная опасность, и все из-за тебя! Браво, малыш!

Ванго не двигался. Он не мог вымолвить ни слова. Боялся сделать хуже, еще кому-нибудь навредить, сказав что-нибудь не так. Боялся пошевелить пальцем и вызвать землетрясение.

— Разве я тебя просил заниматься моими делами? — продолжал Зефиро. — Ведь я наконец-то добрался до него!

— До кого? — прошептал Ванго.

— До Виктора Волка.

Ванго почувствовал себя уничтоженным.

— Я… я очень сожалею. Но вы тоже… вам тоже не нужно было заниматься мной.

— Нет, это не я, это они собирались тобой заняться, Ванго. Они ищут и тебя. Чтобы отправить на тот свет.

— Меня?!

Ванго снова перестал понимать, кто он — жертва или преступник.

Несколько минут юноша и Зефиро слушали тишину.

— Падре…

Тот не ответил.

— Падре… вы спасли мне жизнь.

— И очень об этом сожалею. Это была непростительная слабость.

Ванго опустил голову. Падре искоса следил за ним. Прошло еще несколько секунд.

— Они гоняются за тобой из-за меня, — сказал наконец Зефиро. — В Париже они видели тебя рядом со мной.

Ванго выпрямился. Все его тело ныло после падения с поезда. Он спросил:

— А тот человек в туалете первого класса, он тоже жертва Виктора Волка?

— Нет.

Зефиро вздохнул.

— Мне нужна была его форма, чтобы добраться до Виктора. Каждый выходит из положения, как может. Но я забыл взять у него компостер и вернулся за ним. И тут я увидел тебя.

— Падре… вы его оглушили, этого контролера?

— Он продажный тип, принял взятку от Виктора. Не думай, что я ищу себе оправданий. Я признаю свою вину. В прошлом месяце я пытался взорвать два дома из тех, что ему принадлежат. А сегодня утром подложил бомбу замедленного действия в его автомобиль…

Ванго вспомнил взрыв и черное облако, окутавшее вокзал в момент отхода поезда.

— Пока Виктор жив, — объяснил Зефиро, — моим братьям-монахам на острове грозит смертельная опасность. Он во что бы то ни стало разыщет монастырь.

И падре снял с листка кузнечика. Он видел, что юноша подавлен.

— Ты как будто не узнаёшь меня, Ванго. Но это я, другого Зефиро на свете нет. Это я построил на клочке суши посреди моря монастырь, где славил Господа нашего над кустами помидоров и наставлял горстку монахов на путь истинный, а теперь стараюсь изловить Виктора Волка. Я все тот же человек, Ванго. И для меня все средства хороши именно потому, что я хочу остаться человеком.

Зефиро взглянул на кузнечика, которого придерживал двумя пальцами.

— Ну, а теперь, — сказал он, — я в который раз задаю себе вопрос… Что мне делать с тобой?

Ванго закрыл глаза. Он вспоминал монастырь, укрытый в скалах высоко над морем.

— Они там всё никак не поймут, чем вы занимаетесь. Думают, что вы сошли с ума.

Зефиро выпустил на волю кузнечика, подобрал узелок и встал.

— Перед тем как вернуться, я должен уничтожить Виктора.

Ванго тоже поднялся.

— Куда мы пойдем?

И тут они оба одновременно взглянули на босые ноги Ванго.

— Это как понимать?

— У меня украли башмаки.

— Украли?

— Да, пока я спал.

— Бывают же такие ненормальные!

И Зефиро снова зашагал вдоль цветущих огородов. На ходу он крикнул:

— Тебе повезло!

И бросил Ванго свой узел.

— Что это?

Ванго развернул небольшой пакет. В нем лежала, завернутая в какую-то одежду, пара башмаков. Он поспешно обулся.

— Спасибо, падре!

— Надеюсь, они тебе впору.

Ванго пробурчал, как бы про себя:

— Кто мог украсть мои башмаки?

— Наверное, тот, кто хотел помешать тебе следовать за ним, — ответил вполголоса Зефиро. — Тот, кто не хотел, чтобы ты погубил всю его работу.

Ванго замер. Он поднял голову, потом взглянул на свои ноги и снова посмотрел на Зефиро, шагавшего среди белоснежных цветов. Да, башмаки пришлись Ванго впору. Они идеально сидели на ноге. Еще бы — ведь это была его собственная обувь!

Зефиро рассмеялся.

— Падре… — прошептал Ванго.

Он не верил своим глазам. Зефиро скрывается от правосудия, подкладывает бомбы в машины, нападает на контролеров, ворует башмаки, — не слишком ли для монаха?

Итак, они направились к большому городу. Зефиро все еще прихрамывал. Монах и юноша разговаривали на ходу — им нужно было многое рассказать друг другу. Они напоминали пилигримов, что бродят по пыльным дорогам, питаются фруктами из садов и отдыхают в тени деревьев.

Время прошло быстро. Вдоль дороги уже теснились дома — чем дальше, тем выше. Зеленых насаждений оставалось все меньше. Вокруг громыхали заводы. Автомобили вытесняли пешеходов в придорожные канавы. Вдали вставал частокол голубых небоскребов.

Ванго всецело доверился падре. Он рассказал ему, для чего приехал в Америку: ему нужно было разыскать убийцу родителей — Джованни Кафарелло. Этот негодяй присвоил себе таинственные сокровища, убив одного из своих сообщников, Бартоломео Вьяджи.

Зефиро выслушал историю о пиратах, убийствах и сокровищах. Такие обычно рассказывают детям. Он попросил Ванго повторить фамилию преступника. Когда Ванго снова ее произнес, в его голосе зазвучал металл, а в глазах блеснула страстная надежда:

— Я найду его. И он мне все скажет.

Зефиро понимал своего юного друга. Ванго хотел не золота, не драгоценных камней, даже не сладости отмщения. Единственным подлинным сокровищем, которым владел Джованни Кафарелло, была истинная история погибшего судна, мужчины и женщины, которых он отправил на морское дно. Кафарелло наверняка знал, кем были родители Ванго и почему этот ребенок, беспомощный и потерянный, был выброшен на черные камни Сицилии.

Ванго стремился найти только одно сокровище — тайну своей жизни.

В пути они иногда останавливались, трясли ветки вишен и наполняли ягодами карманы. Ванго рассказывал Зефиро о своем последнем посещении невидимого монастыря, о сбитых с толку монахах, о том, как они боятся потерять падре навсегда.

— Брат Марко не знает, хватит ли у него сил заменить вас.

Зефиро слушал якобы рассеянно, но про себя молил Бога помочь ему выстоять. Невидимый монастырь был делом всей жизни Зефиро. А кто он теперь? Бандит с большой дороги, недостойный отец своих детей…

Временами он скрывался за изгородью, якобы в поисках лесных ягод, и там, пока Ванго не мог его видеть, корчился от боли и стыда. Он бросил всех близких! И он твердил, бессчетно повторяя, простые слова, слова своих детских молитв, а потом выходил к Ванго с бесстрастным лицом.

Позже, в дороге, Ванго описал ему свою жизнь беглеца.

Его не оставляли в покое ни на минуту. И днем и ночью враги шли за ним по пятам, брали его в кольцо.

— Когда же они наконец остановятся, падре?

Они даже попытались уничтожить его воспоминания, нагрянули на остров, в дом его детства, и увезли с собой его любимую няню, Мадемуазель. Где она теперь? В каких далях ее волшебные руки порхают над горящим очагом и деревянными ложками? Ванго неотступно думал об этом, даже когда за ним гнались в Лондоне… Ведь и там, на лондонских улицах, твердил он Зефиро, и в лесах Шотландии он слышал лай псов, мчавшихся по его следу.

— Да-да, собаки… клянусь вам!

— Успокойся, — прервал его Зефиро, — страх мешает тебе рассуждать здраво.

Ванго остановился.

— Тебе кажется, что тебя преследуют, — продолжал Зефиро.

— Что?

Ванго вцепился в рукав падре и стал яростно трясти его.

— Вы тоже… тоже считаете меня сумасшедшим?

В эту минуту они шли вдоль кирпичной стены, поодаль от дороги. Зефиро уверенным движением схватил Ванго, прижал его к телеграфному столбу и приподнял, так что юноша доставал до земли только носками башмаков.

— Успокойся, малыш.

Зефиро внезапно отпустил его, и Ванго рухнул к подножию столба. Падре небрежно потер плечо, словно его потревожила какая-то мошка.