Ему негде было молиться за упокой души родителей. Вот почему его позвала к себе эта юная жертва того же убийцы, которая покоилась здесь, между двумя деревьями. И теперь вид креста, склонившегося под снежным гнетом, умиротворил его душу.

Ванго присел на корточки и замер, отыскивая в сердце молитвы или крики, которые помогли бы ему преодолеть гнев. Он так и не понял, почему Кафарелло оставил его в живых тем вечером 1918 года у Эоловых островов. Он думал о Мадемуазель. Неужели и она умерла где-то вдали, унеся с собой все тайны? Жив ли хоть кто-нибудь, кто может рассказать Ванго о его прошлом?

Он потянул вниз рукав пальто, чтобы прикрыть им руку, нагнулся и принялся стряхивать снег с камня у подножия креста.

Наконец он увидел имя — Лаура. Потрудившись еще немного, он очистил от снега всю плиту и разобрал надпись, сделанную масляной краской:

У Ванго подкосились ноги, и он рухнул в снег.

Человек, которого директор тюрьмы и кладбищенский сторож в один голос называли «самым паршивым адвокатом на свете», проживал в очень красивом доме на Бродвее.

По всему фасаду шла череда статуй в человеческий рост. Ночью, при свете огней бродвейских театров, они казались армией призраков, среди которых нетрудно было узнать героев древнегреческих мифов — Ясона, Одиссея, Антигону, Геракла. На протяжении многих лет они бесстрастно взирали на идущих мимо простых ньюйоркцев.

Но нынче вечером один из античных ликов, в двадцати метрах от мостовой, мог сильно заинтриговать внимательного наблюдателя: у этого героя были живые глаза.

Ванго стоял на узеньком карнизе и ждал, когда внизу схлынут толпы театралов. Сначала на улицу выплескивалась волна зрителей, только что побывавших на «Безумствах Зигфелда» в театре «Зимний сад»; за ними выходили любители драмы, — одни хохотали, другие спали на ходу, утомленные затянувшимся спектаклем; и наконец на Бродвей возвращалась тишина. Потом разъезжались артисты. Огни на фронтонах гасли. Танцовщицы с затейливыми прическами эпохи древних китайских династий ныряли в такси, заваленные снегом.

Напротив дома адвоката, на фасаде одного из театров, висел рекламный плакат: «Вальтер Фредерик! Весь вечер один на сцене!» — с буквами четыре на два метра и гигантским портретом. Этот самый актер только что вышел на улицу в полном одиночестве, насвистывая песенку; его силуэт казался крошечным на фоне сверкающей афиши.

Ванго не мог знать, что три года назад они вместе нелегально летели на «Графе Цеппелине». Вальтер Фредерик, бежавший из Германии, быстро завоевал известность на Бродвее и в Голливуде.

Ванго удерживал равновесие, стоя на пятках на карнизе в центре фасада. Он ждал, когда наконец погаснет свет в окне над его головой. «Самый паршивый адвокат на свете» сегодня работал допоздна.

Однако вместо того чтобы погрузиться во тьму, окно распахнулось, и из него выглянул человек.

Ванго, укрытый складками гипсового хитона греческой богини, не шевелился. До него донесся запах табака. Он даже слышал легкое попыхивание сигареты при каждой затяжке.

— Снег, снег, снежок… — произнес курильщик; необязательно говорить что-то умное, если считаешь, что тебя никто не слышит.

Затем он бессмысленно пробормотал: «Ну вот, готово дело!» — бросил окурок вниз и захлопнул окно.

Минуту спустя свет погас. Ванго ждал. Наконец «самый паршивый адвокат на свете» вышел из подъезда прямо под ним, и его серая шляпа скрылась за углом.

Ванго вскарабкался на подоконник, вынул из кармана острый гвоздь, вскрыл оконный затвор и запрыгнул внутрь.

Первым делом он направился к письменному столу, где увидел стопку поздравительных открыток, готовых к отправлению. Он посмотрел имя отправителя — мистер Тревор К. Донахью. Да, это был тот самый человек, которого он искал.

На открытках он позировал в адвокатской мантии, на берегу речки, с огромной форелью в руках.

Ванго выдвинул верхний ящик стола. Скрепки были разложены по цветам, ластики обрезаны ножом, чтобы не пачкать бумагу, карандаши подобраны по размеру. И Ванго сказал себе: здесь нетрудно будет найти то, что я ищу.

Во втором ящике он обнаружил пять безупречно отглаженных рубашек. В третьем — зубную щетку с инициалами адвоката, прикрепленную резинкой к тюбику пасты.

«Где же его досье?» — подумал Ванго.

К кабинету примыкала другая комната — видимо, для секретаря. Здесь царил такой же безупречный порядок, но никаких досье не наблюдалось. Комната походила на зал ожидания: несколько журналов, картина на стене, телефон, стеклянная банка с золотой рыбкой.

Ванго опасался, что уйдет с пустыми руками. Золотая рыбка таращилась на него. Где же еще искать? Он уже собирался погасить свет, как вдруг зазвонил телефон. Поколебавшись, Ванго из любопытства снял трубку, но не произнес ни слова.

— Это ты? — спросил мужской голос.

Ванго не ответил, и человек громко расхохотался.

— Да я же знаю, что ты там. Я сижу внизу, в кафе, и вот увидел свет у тебя в окне. Я только вышел из театра. Сейчас поднимусь к тебе. И не вздумай изображать глухого, старина Тревор, — не забывай, что у меня есть свой ключ!

Ванго положил трубку. Отступив назад, он нечаянно скинул на пол банку с рыбкой и ударился спиной о перегородку. Банка разбилась вдребезги; одновременно с этим висевшая на перегородке картина сорвалась с гвоздя. Ванго взглянул на рыбку, исполнявшую на ковре танец живота, и поднял глаза. На месте картины обнаружилась стальная дверца сейфа. Ванго подошел ближе. Осколки хрустели у него под ногами. Он осмотрел сейф. На дверце с помощью ребристых колесиков нужно было набрать шестизначный код. В его распоряжении было меньше двух минут и миллион комбинаций.

Ванго наудачу потянул за ручку, но дверца не поддалась. Зажмурившись, он сделал глубокий вздох и попробовал на короткий миг влезть в шкуру «самого паршивого адвоката на свете». Через двадцать секунд бешеной работы мозга он кинулся в первую комнату, выдвинул ящик стола и схватил блокнот с телефонными номерами. Он открыл его сразу на букве «С», пробежал глазами страницу и наконец увидел то, что искал. Под телефонами Генри Джеймса Симпсона, Филипа Смита и Сантехники фирмы «Сарабанд» было написано «Секретный Код Дж. Эдвардса», а дальше шесть цифр. Ванго был одновременно ошеломлен и счастлив.

Он вернулся к сейфу. И в этот момент позвонили в дверь.

Ванго набрал первые три цифры.

— Открывай, недоумок!

Снова звонок.

Человек за дверью злился от нетерпения.

— Ну, смотри у меня, Тревор! Сейчас я сам отопру! Или у тебя там гости?

Последняя цифра на дверце.

— Я тебя слышу, Тревор!

Сейф открылся. Ванго увидел красную тетрадь, а рядом пачку долларов. Он схватил тетрадь и кинулся к окну. За дверью звякали ключи.

— А вот и я! — произнес голос.

Ванго спрыгнул на карниз и прикрыл за собой окно.

В этот миг незваный гость вошел в комнату.

— Тревор…

Гость сделал еще шаг и увидел на полу золотую рыбку среди осколков.

— Энди!

Он присел, подобрал рыбку, подбежал к бару, схватил две бутылки минеральной воды, бросился в прихожую, вылил воду в ведерко для зонтиков и запустил туда Энди.

Ванго спустился по фасаду с легкостью падающей снежинки. Он вернулся в Маленькую Италию и тут же наткнулся на Отелло — тот закрывал ставни ресторанчика.

— Я забыл включить вам в счет горячую воду, — сказал хозяин.

— Почему же, мы с вами договорились. Десять центов за литр.

— Одиннадцать в зимнее время, если быть точным. Доброй ночи, молодой человек.

— Доброй ночи.

— Знаете, Альма ждала вас допоздна. А вы где-то разгуливаете, будто вам все равно.

Ванго, не ответив, поднялся в свою комнатку.

Записи в красной тетради были сделаны аккуратным почерком, без ошибок. На первой странице значилось: «Эта тетрадь принадлежит Лауре Вьяджи». Когда девушка начала вести дневник, ей было двадцать два года.