И Ванго ушел. Он побрел по улицам наугад.

На Центральном вокзале он нашел на скамейке оставленную кем-то газету. На последней странице всего в нескольких строчках сообщалось о прибытии в Нью-Йорк «Гинденбурга». Ванго посмотрел на часы.

Этель будет на борту. Он ни минуты в этом не сомневался.

Пока он бежал по летному полю к дирижаблю, его не оставляло чувство, что он сам загнал Этель в ловушку. Это из-за него она оставила дом и прилетела сюда, преследуемая убийцами. Почти десять лет назад он бросил ее посреди поля в Лейкхерсте после их трансатлантического перелета на «Графе Цеппелине». Он сделал это, чтобы оградить ее от смертельной опасности, которую сам ощущал постоянно. Когда он оставил ее одну на набережной в Саутгемптоне, причина была та же: он дорожил ею больше всего на свете.

Перед ним на бешеной скорости промчался двухцветный форд-купе. Машину заносило в сторону, и шины оставляли глубокие следы в мокрой траве.

В это время Этель стояла в салоне дирижабля с чемоданчиком наготове. Глядя в окно, она смотрела на приближавшуюся землю. Люди внизу, на поле, уже больше не казались муравьями. Она различала даже детей и перья на дамских шляпах и не могла не заметить черно-белый автомобиль, который подъехал к деревянному амбару.

Форд-купе затормозил возле двери. Из него вышел мужчина и начал подниматься по лестнице, приставленной к стене амбара.

Виктор Волк смотрел, как стрелок разбирает винтовку. Впервые Виктор был доволен, что оружие не пригодилось. Время от времени его одолевали сомнения: стоит ли ввязываться в эту рискованную игру со ставкой десять миллиардов? Но теперь он начинал верить, что выиграл.

— Господин Виктор…

Стрелок так и не избавился от аргентинского акцента. Виктор резко обернулся, чтобы приказать ему заткнуться.

— К вам тут человек… — сказал мужчина, гладкие волосы которого блестели не меньше, чем его остроносые туфли.

Виктор повернулся еще на четверть оборота и увидел, как между тюками сена возникла чья-то фигура.

Это был Ирландец. Он стряхивал сухую траву с пиджака.

Виктор изобразил улыбку, которой он больше не удостаивал никого в мире. Улыбку с оттенком уважения.

— Ваши люди внизу пропустили меня, — сказал Ирландец. — Они не очень-то бдительны.

— Они знают моих друзей не хуже, чем я.

Ирландец подошел к окну. Он смотрел на дирижабль, которому оставалось сто пятьдесят метров до земли.

— У вас тут прекрасный обзор.

Виктор кивнул.

— Какие новости? — спросил Ирландец.

— Хорошие.

— То есть?

— Мои люди получили в Европе гарантии. Сделка чистая.

— Вот как!

— Я бы не втянул вас в сомнительное дело.

— Правда? И кто же эти ваши люди на борту?

— Доржелес и еще двое. Доржелес работает со мной с самого начала.

— Это же сколько лет!

Ирландец продолжал нервно отряхивать пиджак, хотя на нем уже не осталось ни былинки.

— Я могу идти? — спросил стрелок, закрыв футляр для контрабаса.

— Нет, — тихо сказал Ирландец, прежде чем Виктор успел ответить.

Виктор Волк вздрогнул. Ирландец подошел к нему почти вплотную.

— Могу я попросить вас об услуге?

— Да, — сказал Виктор.

— Я вымазал руки, пока пробирался по этому хлеву. У меня во внутреннем кармане лежит фото. Можете его вынуть? Не хочу пачкать рубашку.

Виктор медленно протянул руку и, сунув ее в карман Ирландца, осторожно пошарил там. Виктору было сильно не по себе. Он еще никогда не видел этот красный шейный платок так близко.

«Подарок покойного друга», — однажды объяснил Ирландец.

Виктор нащупал в кармане бумажный квадрат.

— Держите, — сказал он, доставая фотографию.

— Нет, посмотрите сами. Говорю вам, у меня грязные руки.

Виктор Волк вновь подошел к окну, разглядывая фото.

— Это Жозеф-Жак Пюппе, — уверенно сказал он.

— Именно.

Двигатели «Гинденбурга» гудели уже не так громко, а сам он опускался все ниже. Виктор внимательно смотрел на снимок.

Он мгновенно все понял.

Пюппе был сфотографирован с боксерскими перчатками на шее. Он стоял посреди поля, утыканного белыми крестами. Кладбище Дуомон под Верденом. Пятнадцать тысяч надгробий и в десять раз больше безымянных солдатских могил. Внизу под снимком шла подпись курсивом:

— Вы уверены, что хорошо знаете ваших друзей? — спросил Ирландец.

Виктор Волк молча смотрел в окно. Только что он потерял миллиарды и сейчас потеряет самого богатого партнера. Надо было дать ответ быстрый и убедительный. Развернуть ситуацию в свою пользу.

— Приготовь карабин, — приказал он стрелку.

Стрелок снова разложил футляр на полу.

— Вы уверяли, что сделка чистая, — сурово сказал Ирландец. — Но это ловушка для крыс. И я уже почти засунул в нее лапу, Виктор. Из-за вас. Как крыса. Пюппе часто принимает участие в таких махинациях. А уж эта — самая грандиозная. Не знаю, как зовут второго, но мне известно, что он француз и что он с ним заодно. А ваш Доржелес — простофиля.

— Я все исправлю, — сказал Виктор еле слышно. — Пюппе, Доржелес и все остальные… они мне за это заплатят.

Он наклонился, вынул особую длинную пулю из верхней части футляра от контрабаса и протянул ее снайперу. Ирландец молча наблюдал.

— Это зажигательная пуля, — сказал стрелок со сломанными пальцами.

— Зарядите ею.

— Она у меня одна. И я не могу убить человека такой пулей.

— Я знаю. Достаточно будет одного выстрела.

Он обернулся к дирижаблю, с которого как раз сбросили полтонны воды, чтобы он снижался медленнее.

— Шевелитесь! — приказал Виктор.

— Но…

И тут снайпер все понял.

— На борту трое наших людей. Там Доржелес…

— Знать не знаю никакого Доржелеса, — отрезал Виктор и, выхватив из кармана пистолет, наставил его на стрелка. — Делайте, что вам говорят.

Было видно, что Ирландцу понравилась эта попытка искупить вину. Он ухмыльнулся и пошел прочь, аккуратно обходя тюки сена. Ему не следовало здесь задерживаться. Он спустился, сел в машину и уехал.

Ванго находился на краю площадки, куда должен был вот-вот приземлиться «Гинденбург». С цеппелина уже сбросили тросы. Небо роняло редкие дождевые капли. На мгновение ему показалось, что он видит в окне Этель. Ванго попытался пробиться вперед, но его оттолкнули. Служащие из причальной команды ловили тросы, однако «Гинденбург» был еще в нескольких десятках метров от земли.

Внезапно на корме цеппелина блеснула какая-то точка.

И тут же вспыхнуло пламя. В толпе раздались крики ужаса.

Ванго даже не понимал, что с ним творится. Кричит он вместе со всеми или нет?

За несколько секунд дирижабль превратился в горящий факел. Журналист, который вел прямой репортаж, продолжал говорить в микрофон севшим голосом:

— Все в дыму, он горит, он падает! Боже, он падает на людей! О, несчастные пассажиры!

Смотря на бушующее пламя, Ванго думал только об Этель. Ловушка! Ему казалось, что это он устроил пожар. Это пепелище… всю жизнь оно преследовало его! «Гинденбург» рухнул на землю вертикально, носом вниз. Ванго бросился к огненному столбу, от которого отбегали десятки теней. Это были люди, тянувшие тросы, чтобы спустить дирижабль на землю. Началась паника.

— Этель!

Сквозь рев пламени он наконец услышал собственный крик.

— Этель!

Еще минута — и все будет кончено.

— Этель!

Горящий водород стремительно пожирал «Гинденбург». Однако, подбежав ближе, Ванго увидел силуэты людей, выбиравшихся из огня. Значит, не все погибли! Ванго подхватил одного из них. Тот весь почернел от дыма. Юноша оттащил его подальше и замахал руками, подзывая на помощь. Еле различимые в дыму спасатели подбегали к уцелевшим.

Поблизости, с другой стороны дирижабля, какой-то человек только что вынырнул из гигантского костра. Он наполовину обгорел, но не чувствовал боли. На руках он нес безжизненное, изуродованное огнем тело. Он положил его на опаленную траву и рухнул рядом.